– О боже, – воскликнула Пегги, и глаза ее снова заблестели от навернувшихся слез. – Зачем ты… Какая милая!
– Верно, – кивнула Элен. – Открывай. Но загляни туда осторожно. Я хочу сказать, не вытаскивай содержимое на всеобщее обозрение.
Пегги развязала ленточку, осторожно открыла коробочку дрожащими пальцами и заглянула внутрь. Там лежал голубой, отделанный белым кружевом гарнитур – бюстгальтер и трусики из тонкой прозрачной ткани.
– О, боже, – только и смогла вымолвить Пегги. – О, боже!
– Тебе нравится?
– О, боже.
– Что-нибудь старое, что-нибудь новое, что-нибудь одолженное, что-нибудь голубое note 27 Note27
согласно поговорке, на невесте должно быть «что-нибудь старое…» и так далее

. Это тебе «голубое» от меня.
– Черт возьми, – всхлипнула Пегги. Она наклонилась через стол и прижалась мокрым лицом к щеке Элен. – Как красиво!
– Я купила это во французском отделе на Мэдисон-авеню. Я уверена, что тебе будет впору. И знаешь, что я хочу? Я хочу, чтобы ты надела его в первую брачную ночь, и твой муж, рыча и стеная от страсти, срывал бы его с тебя, разрывая в клочья. Именно этого я хотела бы.
– Ты что, шутишь? – возмутилась Пегги. – Да если он только посмеет дотронуться до него, я ему все лицо расцарапаю.
Они склонились над коробочкой, рассматривая кружево и изящество швов, указывая друг другу, как искусно пришиты бретельки у лифчика и как хорош покрой трусиков. Но тут появился официант с кофе и мартини, и они отложили коробочку, закурили сигареты, откинулись на спинки кресел, сделали по глотку кофе, глубоко вздохнули, огляделись, пригубили мартини и предались воспоминаниям.
– А помнишь, – задумчиво промолвила Элен, – помнишь тот вечер в Парке Палисад, когда мы познакомились с этим психом на Роллс-Ройсе?
– В такой клетчатой кепке?
– Да, и отправились к нему.
– Ох, – вздохнула Пегги Палмер, – ты когда-нибудь видела такие картины, как у него? Нам еще повезло, что мы оттуда живые выбрались.
– Это точно.
– Помнишь, – мечтательно подхватила Пегги, – тот бар на Лекс? И двух парней, которые сказали нам, что они братья?
– Еще бы я не помнила, – горестно отозвалась Элен. – Тот, что был со мной, спер у меня часы. А помнишь тот вечер в Бинвич-Вилледж на танцах – со сколькими мы тогда познакомились?
– Это когда мы пошли на чердак на Хьюстон-стрит?
– Да. Они почему-то грели наркоту на сковородке, помнишь? Я тогда впервые попробовала марихуану. Но на меня это не произвело никакого впечатления.
– На меня тоже. Помнишь тех двух моряков – мы еще пошли с ними к тебе и устроили черт знает что!
– Пегги Палмер! – воскликнула Элен, прижимая ладони к зардевшимся щекам. – Мы же договорились… Мы же поклялись друг другу!.. Что никогда больше не будем говорить о той ночи. Даже не заикайся об этом!
– А что в этом плохого? – робко осведомилась Пегги.
– Я не хочу об этом говорить. Я даже не хочу вспоминать об этом.
– А что в этом такого? – настаивала Пегги.
– Об этом не может быть и речи, – упрямо ответила Элен. – Официант! Счет, пожалуйста.
Они вышли на улицу и остановились под навесом у дверей ресторана, поеживаясь в своих коротких шубках. Шел мокрый снег, и порывы сильного ветра швыряли в лицо тяжелые хлопья.
– Ну, милая, – улыбнулась Элен, – наверное, в следующий раз я увижу тебя уже у алтаря. Думаю, мне не нужно говорить, «желаю тебе всего самого наилучшего». Ты и так знаешь, что я желаю тебе всего-всего.
– Милая, – снова заплакала Пегги, – ты такая замечательная, такая замечательная… Спасибо тебе за ланч и за официальный свадебный подарок и за это… – Она подняла в воздух пакет, где лежала коробочка с бельем. – Все было просто чудесно.
– Конечно. Теперь мне пора возвращаться в офис. Увидимся на твоей свадьбе, милая.
Пегги Палмер порывисто прижалась к ней и крепко обняла.
– Мне страшно, – прошептала она. – Ей-богу, Элен, мне страшно. Я не знаю, что делать. Я чувствую себя совершенно растерянной. Скажи мне, я правильно делаю, что выхожу за него?
– Не волнуйся, Пег. Все будет хорошо. Все будет просто замечательно.
– Ты ведь не забудешь меня, Элен?
– Нет, родная, я не забуду тебя.
Они поцеловались в губы и разошлись.

Элен сразу поняла, что такси ей здесь не остановить. А идти на Пятую авеню на автобус показалось ей глупым. Поэтому она побрела в офис пешком, склонив голову и спрятав лицо в воротнике своей кроличьей шубки. На ней были сверкающие черные пластиковые сапоги. Когда они последний раз занимались любовью, Ричард Фэй настоял, чтобы она их надела (Боже, ну и псих!). Голенища доходили почти до колен и защищали от слякоти и снега, но ногам было холодно и влажно. Она была абсолютно уверена, что нос у нее отмерз и сейчас отвалится, а на его месте останутся только две дырочки.
Но несмотря на неприятные ощущения, она не могла не признать, что все было не так уж плохо. Прохожие шли, наклонив головы, пробираясь сквозь грязь и слякоть. Элен было тепло от выпитого и съеденного, и она время от времени усмехалась, вспоминая опасения Пегги. Снег таял на ее ресницах, она шла, перекинув сумку через плечо и засунув руки глубоко в карманы. Не так уж и плохо. Ей нравилось. Жара и солнце – это замечательно, но не все же время. Так тоже неплохо.
Когда она добралась до офиса, зубы у нее уже стучали и она продрогла до костей. Она решила, что закажет кофе. Пожалуй, можно даже сделать глоток бренди из бутылки, которую держит у себя в столе мистер Свансон. Может быть, даже принять пару таблеток аспирина. Уж во всяком случае хуже не будет.
При виде ее, лифтер печально покачал головой, и она поняла, что номер, на который она ставила последний раз, проиграл. Ну и ладно. Она сняла шубку, отряхнула с нее мокрый снег и вошла в офис, держа ее в руках. Все эти подробности она вспомнила позднее.
Как ни странно, в приемной на огромном диване «шведский модерн» сидели двое мужчин – негр и белый, лет тридцати пяти-сорока. Оба были в аккуратных пальто, калошах, в одинаковых серых шляпах и с чисто выбритыми физиономиями. Со своими безупречно прямыми спинами они чем-то напоминали «уголки» для книг, выполненные в духе поп-арта. Когда Элен вошла, оба поднялись и сняли шляпы.
Сьюзи Керрэр не взглянула на нее. Она сидела за своим столом, положив руки на клавиатуру машинки, но не печатала.
– Мисс Майли, – пробормотала она. – Эти… эти джентльмены… а-ах… эти джентльмены хотели бы… хотели бы поговорить с вами!
Негр сделал полшага вперед и протянул ей свою розовую ладонь. В ней оказалось маленькое кожаное удостоверение – какой-то текст, официальная печать, герб.
– Детектив Самуэль Б.Джонсон, – гаркнул он. – А это – детектив Роллин Х.Форсайт.
Белый сделал шаг вперед и продемонстрировал тот же трюк – открытая ладонь, удостоверение, печать, герб.
– Можем ли мы поговорить с вами, мисс Майли, – осведомился он. Голос у него оказался неожиданно высоким, почти женским.
– Конечно, – с некоторым недоумением ответила она. – Проходите сюда.
Она провела их в свой кабинет, закрыла дверь и повесила на вешалку свою шубу. Они стояли неподвижно, чуть склонив головы, держа обеими руками шляпы и прикрывая ими причинные места.
– Садитесь, – предложила она им, но они не обратили на ее предложение никакого внимания, и поэтому она тоже осталась стоять.
– Так в чем же дело? – попыталась улыбнуться она. Ей было холодно.
– Гарри Л.Теннант, – поинтересовался своим визгливым голосом белый детектив, – работает здесь?
– Да, – почувствовала тревогу Элен. – Конечно, он наш сотрудник. Он работает у нас. Сегодня его нет, но он работает уже несколько месяцев. В чем дело? Что-нибудь случилось?
Детективы обменялись быстрыми взглядами и, казалось, начали немного оттаивать и как-то обмякли в своих деревянных пальто. Они расслабились и перестали походить на «уголки» для книг, приобретая более человеческий вид. У черного был прыщ на подбородке. У белого большой палец на руке был обмотан пластырем.
– Присаживайтесь, мисс Майли, – мягко предложил черный. – Думаю, вам лучше сесть.
Она села за свой стол, а они остались стоять. Они стояли и смотрели на нее.
– Дело в том… – начал белый. – Дело в том, что…
– Он покончил жизнь самоубийством, – договорил негр. – Гарри Л.Теннант покончил жизнь самоубийством. Он мертв.
За окном раздался пронзительный вой сирены скорой помощи. Странно, что такой густой снег не заглушил его.
– Мертв? – переспросила Элен, пытаясь догадаться, какое имя скрывается за инициалом «Л». Он раньше никогда не упоминал о нем.
Детективы одновременно вытащили свои записные книжки.
– Обнаружен в одиннадцать восемнадцать утра…
– На столике у кровати найдена пустая бутылка из-под барбитурата…
– Никаких признаков гостей за последние сутки…
– Никаких сведений о предыдущих попытках самоубийства…
– Тело отправлено в нью-йоркский морг в двенадцать двадцать…
– Его обнаружила уборщица, – пояснил белый детектив. – Она пришла к нему убирать и обнаружила тело, после чего позвонила в полицию.
– Но было уже слишком поздно, – пояснил черный. – Он был мертв уже несколько часов. Ну, то есть точно мы конечно не знаем. Будет вскрытие. Но согласно медицинскому заключению, он был мертв к этому времени. Он принимал наркотики?
– Что?
– Нет ли у вас подозрений, что Гарри Л.Теннант принимал наркотики?
– Нет, сэр, – ответила она, – у меня нет подозрений, что Гарри Теннант принимал наркотики.
Белый детектив повернулся к своему черному напарнику.
– Знаешь, Сэм, – с недоумением заметил он, – странный это способ для черного сводить счеты с жизнью. Никогда не слышал, чтобы черные это делали с помощью таблеток, а ты?
– Ты прав, Ролли, – с таким же недоуменным видом согласился его напарник. – Чаще всего мы выбрасываемся из окон или прыгаем с крыши.
– Прекратите сейчас же! – закричала Элен Майли. – Я прошу вас, прекратите.
– Вот что, – коротко бросил черный детектив, – он оставил вам записку. Вот она.
Он вытащил из кармана пальто маленький фирменный конверт компании «Свансон энд Фелтзиг».
Элен протянула руку, надела очки и взглянула на конверт.
– Вы вскрыли его, – гневно воскликнула она.
Они пожали плечами и отвели глаза.
– Мэм, мы вынуждены были сделать это, – пробормотал черный детектив.
– Таков порядок. Если есть записка, мы должны прочитать ее и удостовериться, что это самоубийство. Мы должны расследовать… Мы сделали ксерокопию этой записки, так что можете оставить ее у себя. Можете ли вы предоставить нам образец его почерка.
– Что?
– Образец его почерка. Чтобы мы могли убедиться, что записка написана им.
Она не ответила. Она читала. Там было всего несколько слов: «Малыш. Не вини себя. Дело не в тебе, дело во мне. Спасибо тебе. Ты пыталась. Гарри».
– Что он имел в виду? – спросил белый детектив.
– Вы вскрыли конверт! – снова выкрикнула она.
– Мы были вынуждены это сделать, – терпеливо пояснил он. – Мы должны вскрывать письма, оставленные самоубийцами и читать их. Поверьте, мисс, в этом нет ничего приятного.
– Уверяю вас, – поддакнул негр.
– Не знаю, – механически ответила она. – Не знаю, что он имел в виду.
Они сказали, что брат Гарри уже извещен о случившемся и что он займется организацией похорон. Элен кивнула головой. Она отыскала в бумагах несколько образцов почерка Гарри и дала показания детективам. Они поблагодарили ее.
Больше говорить было не о чем. Полицейские еще немного послонялись по комнате и направились к двери. Там они остановились и оглянулись на нее.
– Поверьте, нам не доставляет это удовольствия, – сказал белый детектив.
Элен кивнула.
– Ну ладно… – сказал черный.
И они ушли.
Между кабинетом мистера Свансона и кабинетом мистера Фелтзига располагалась отделанная кафелем уборная. Элен вошла в нее, сняла очки, встала на колени перед унитазом, словно охваченная религиозным экстазом, и согнулась над ним. Ее вывернуло наружу, она изрыгнула из себя все: шампанское, цыпленка по-киевски, спаржу, картофель-фри, кофе «эспрессо», мартини и, наконец, что-то белое и тягучее, похожее на шнурок. Она издавала животные звуки, содрогаясь, кашляя и захлебываясь тем, что из нее выходило… и не могла остановиться.
Господи, она пробыла не менее получаса в приступах кашля, рвоты и судорог, извергая из себя остатки ланча… и все не могла остановиться.
Она слышала, как Сьюзи Керрэр колотит в дверь, но смогла лишь простонать:
– Все в порядке, все в порядке. Я сейчас выхожу. Со мной все в порядке.
Она стояла на коленях, прижавшись лбом к ободу унитаза, и судорожно всхлипывала. «Малыш. Не вини себя». Так он написал. Она глубоко вздохнула. «Дело не в тебе, дело во мне». Во рту все распухло и горело. «Спасибо тебе. Ты пыталась». Ее снова начало тошнить, но в желудке у нее больше ничего не было. Ничего. «Ты пыталась. Гарри».
Ухватившись за поручень для полотенца, она заставила себя встать на ноги. Это ей почти удалось, но в последний момент поручень оторвался от кафельной стены. Она пошатнулась, но не упала и так и осталась стоять с вешалкой для полотенец. Потом она перевела на нее взгляд, выпустила из рук и та с грохотом упала на пол.
Она умыла лицо холодной водой. Зубной щетки у нее не было, поэтому она просто потерла зубы и десна пальцем, а затем ополоснула рот. Она взглянула на себя в зеркало. Не очень-то радостное зрелище.
Через некоторое время Элен вышла, машинально огляделась по сторонам и вернулась в свой кабинет. Она надела шубу, шляпу, перчатки и направилась к выходу. В приемной за столом сидела Сьюзен Керрэр, спрятав в ладони лицо. Ее плечи сотрясались от рыданий. Элен знала, что должна была что-нибудь сказать ей, но не могла это сделать. Она не могла дотронуться до Сьюзи, не могла даже похлопать ее по плечу. Она просто прошла мимо и вышла вон…
На улице кипела жизнь. Пригибаясь и задыхаясь в порывах ветра, двигались прохожие. Сновали машины, слышались гудки, визг тормозов, крики и брань. Все так же высились здания, полыхала реклама. Объявления о специальных распродажах. Скидках. Все как всегда. Как будто ничего и не произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32