Кевин считал, что это совершенно безвредная привычка. В
городе ему приходилось встречать людей, которые беседовали с пустым местом
и умудрялись при этом получать ответы. Поскольку Кевин путешествовал в
одиночку, то и советовался он только с самим собой; в любом случае он не
стал бы вступать в разговоры с первым встречным. Конь же обладал тем
преимуществом, что не перебивал, не возражал и не бормотал себе под нос,
как помешанный. Это действительно был очень хороший слушатель. Он следовал
чуть сзади, согласно кивал при каждом шаге, а его массивные копыта
расплескивали грязь во все стороны. Голова его была опущена, глаза
полузакрыты, и казалось, что стоит Кевину остановиться, и конь либо заснет
на полушаге, либо налетит на него.
Но это был не просто чудовищно большой конь: это была настоящая
боевая машина. Ноги коня напоминали колоды, а голова была такого размера,
что может привидеться только в кошмарном сне. Спина этого огромного
животного находилась на две ладони выше человеческой головы, поэтому очень
многим казалось, что к коню такого размера непременно должна прилагаться и
лестница, чтобы взбираться по ней наверх.
Конь этот в полном боевом облачении, чувствуя на спине вооруженного
всадника и видя перед собой врага, превращался в сеющее ужас создание. Ни
дремоты, ни тупого безразличия, ни полуприкрытых глаз. Вместо всего этого
конь приобретал демоническую внешность. На одной из тренировок этот конь в
щепы разбил семь манекенов за время, за которое не успел бы упасть на
землю подброшенный камень. Головы двух из этих манекенов отыскали потом
шагов за двадцать от того места, где произошло показательное сражение.
Но теперь это была просто большая и грязная лошадь, которая плюхала и
булькала в грязных колеях долгой-долгой дороги. Поводья небрежно свисали с
седла. На коне была надета только широкая нагрудная пластина, а все
остальное снаряжение и экипировка, в том числе и имущество всадника, было
приторочено к седлу или размещено в седельных сумках, так что щит тоненько
звякал о стальные пластины сбруи при каждом шаге.
"Лигу проходи пешком, лигу проезжай верхом", - гласило старинное
правило; этого правила следовало придерживаться, если нужно было в долгом
пути сберечь коня и одновременно размять ноги. Но теперь, оглядываясь
назад, Кевин думал, что это дюжее животное вполне могло бы нести на себе
целого быка в течение дня, а под вечер еще и сразиться с дюжиной раненых
медведей.
Он шагал на некотором расстоянии, чтобы та грязь, которую
разбрызгивали могучие копыта, не попадала на него. Сам он навьючил на себя
то, что в академии называлось "снаряжением и оружием первой необходимости"
и которое проще было надеть на себя, нежели нести в руках. Тонкая
подпоясанная кольчуга длиной до середины бедра свисала из-под простого
нагрудника. Широкий меч в ничем не украшенных ножнах был укреплен за
спиной, рядом с колчаном стрел, так что и то и другое можно было без труда
достать через правое плечо. В левой руке Кевин держал ненатянутый длинный
лук и одну стрелу, хотя из-за сырости тетива лука ни на что не годилась. С
пояса свисал на бедро старый кривой нож в побитом чехле. Притороченный к
седлу щит был простой ромбической формы и также не нес на себе никаких
украшений, кроме круглых заклепок, которые крепили усиливающие конструкции
щита. Углы его острыми кончиками торчали вперед.
Теперь, когда снова выглянуло солнце, темный капюшон его бурого
дорожного плаща был откинут на плечи. Темные шерстяные гамаши были
заправлены в высокие кожаные ботинки, доходящие почти до колена. Спереди к
ботинкам были прикреплены клепанные металлические поножи, защищающие ногу
от голени до колен. И весь он почти до пояса был забрызган дорожной жирной
грязью.
Несмотря на то, что последний, внезапно начавшийся дождь так же
внезапно прекратился и спрятался где-то между холмами, это почти ничего не
меняло. Резкие, внезапные порывы ветра низвергали с деревьев настоящие
водопады сверкающей холодной воды. "Ну, да, - думал Кевин, - извечные
жалобы путешественников: холодные ноги и промокшая задница". Теперь ему
придется снова чистить оружие и амуницию, чтобы не дать ему заржаветь.
Если бы он мог также отчистить те грязные пятна, которые, как ему
думалось, пятнают его изнутри...
Кевин с любопытством наблюдал за повадками ветра, царствующего в этих
холмах. Они сильно отличались от тех, к каким Кевин привык на море, словно
их раздували совсем другие духи. Подобно легендарным лесным котам, они,
казалось, подолгу лежали в ожидании, прячась за грядами холмов, чтобы
оттуда внезапно броситься на неосторожного путника, обрушиться на него с
крутых склонов шаловливым дуновением или дождем, а затем юркнуть куда-то в
лощину между холмами, и тогда яркое солнце снова сверкало в небе. Стоял
как раз месяц Майор - месяц Цветущей Луны, как его называли некоторые, и
раннее теплое лето уже бушевало в нижних землях. Кевин проходил по этим
землям, где ласковые ветры ерошили кудри юной листвы и где небеса
светились такой невероятной голубизной, что казалось, стоит чуть задеть
их, и они зазвонят, словно огромные колокола, в которые, бьют где-то за
горизонтом. Но по мере того, как невысокие холмы горбатились все выше и
выше, по мере того, как все круче уходила вверх дорога, казалось, что
Кевин путешествует навстречу времени. Низкие, быстрые облака все чаще
разражались дождем, холодным потоком стекающим затем по темным и голым
откосам, а на дальних вершинах, когда на краткое время рассеивался туман,
Кевину случалось увидеть сверкающие покровы нерастаявшего снега.
- Да, короткая нам выпала весна, - говорил Кевин, обращаясь к коню. -
Мы снова возвратились к зиме.
Мимолетная улыбка тронула губы Кевина, он припомнил жилистого и
беззубого старика - вышедшего в отставку после тридцати или более лет
королевской службы ветерана, который занимался в академии вооружением и
экипировкой.
- Не важно, куда вы стремитесь, парни, вы там будете! - говаривал он.
- Нет смысла возвращаться назад, там вы уже побывали.
Курсанты смеялись и повторяли эту фразу друг другу до тех пор, пока
она не стала частью фольклора академии.
- Не важно, куда мы стремимся, - сказал Кевин коню, - мы все равно
туда попадем!
И вот теперь он шел навстречу крутым холмам и ветрам.
Точного места назначения он пока не имел. Однажды у него уже было
место, которое называлось домом. Он знал, что это место находится на
западе, но оно далеко. На запад, к морю, которое называлось Внешним
Пределом, а затем, кажется, на юг. Если он туда попадет, он сразу узнает
эти места. По временам ему казалось, что он отступает от чего-то в большей
степени, чем от своей цели. Целыми днями он, бывало, мрачно хмурился,
глядя вперед, где дорога совершала все новые и новые повороты, двигаясь
внимательно и осторожно, но не ожидая за этими поворотами ничего
особенного. Ему говорили, что дорога опасна для одинокого путешественника,
но он лишь улыбался в ответ на предостережения. Он зашел уже в такую даль,
а единственной серьезной опасностью, с которой он столкнулся, была
опасность подвернуть ногу в глинистой колее. Со времен академии он прошел
очень длинный путь, часть которого пролегала через Северо-восточное
королевство и которую он постарается забыть как можно скорее - если
сможет.
Но кое-что шрамами осталось в памяти. И все, что человек в силах
сделать с этими глубокими ранами, это посмотреть в другую сторону и
постараться забыть о боли. Но все равно Кевин часто замечал за собой
беспричинную злость или раздражение. Словно какой-то невидимый демон
путешествовал вместе с ним, сидя на плече, и лишь только он начинал
чувствовать себя слишком комфортно, этот демон принимался нашептывать в
ухо: "Помни!.."
Именно это он шептал Кевину сейчас.
- А ну тихо! - громко сказал Кевин и нахмурился сильнее.
Как это прекрасно! Здесь он мог спорить с самим собой, повышать голос
на самого себя, разговаривать с самим собой, словно нищие уличные
попрошайки в городе.
- Добрый день, Кевин из Кингсенда, - произнес он с сарказмом в
голосе. - Как ты себя чувствуешь в такой прекрасный день?
- Спасибо, Кевин, - отвечал он себе. - А как твои дела?
- Все в порядке, Кевин. Спасибо за то, что беспокоишься обо мне. С
твоей стороны это весьма любезно.
- Ну что ты, мне это ничего не стоит. Единственное, что меня
тревожит, так это те воспоминания, маленький кусочек смерти, который
заставляет тебя быть таким сердитым.
- Сердитым? Да с чего бы мне быть сердитым? Просто от того, что я
потерял... - Кевин прервал диалог и криво улыбнулся. Если кто-то когда-то
заметит этакое его необычное поведение, то он всегда может сказать: "Не
обращайте на меня внимания. Это демон, сидящий на моем плече - видите его?
- и мы все время с ним разговариваем".
Дальше он шел, крепко сжав челюсти.
Он неслышно молился хоть какому-нибудь богу, который услышал бы его в
этой пустынной местности: "Пожалуйста... дай мне покоя".
Некоторое время назад он пытался вести дневник. Из всей литературы,
которая хранилась в библиотеке академии, дневниковые записки бывших
выпускников были наиболее интересным чтением, однако, пока он скитался по
северо-востоку, с ним не произошло ничего интересного и поэтому, по мере
того как дни и пройденные лиги пути оставались далеко позади и начинали
перепутываться друг с другом, достойных тем для записи оставалось все
меньше. Последняя запись в его дневнике гласила:
"В этот унылый день, точная дата мне неизвестна, и в этом унылом
месте, точное месторасположение которого меня не интересует, не произошло
абсолютно ничего".
Временами ему казалось, что он тяжело топчется на месте, в то время
как пейзаж медленно дрейфует мимо. Однажды, когда он чуть было не задремал
на ходу, он выхватил свой меч и оставил три глубокие насечки на гладком
стволе придорожного бука. При этом он подумал, что кто-то когда-нибудь
увидит эти насечки и заинтересуется, что бы это могло значить. Затем он
продолжил свой путь, гадая, будет ли это единственный след, который он
оставит после себя на земле.
Часто ему попадались следы старых дорог, ответвляющиеся по сторонам и
теряющиеся в лесу, едва различимые из-за поднявшихся в полный рост
деревьев. Изредка попадались разрушенные, наполовину скрытые
растительностью руины старинных построек или каменные стены, исчезающие
вдали, обозначающие границы заброшенных полей, ныне поглощенных лесом.
Когда-то здесь жили люди, была иная культура - плод иного времени, на
которой взросло время нынешнее. И Кевину было любопытно только одно - была
ли и тогда весна столь дождливым временем года.
Сама дорога, по которой медленно двигался Кевин в сопровождении
своего гигантского коня, явно была наезженной и наверняка была более
оживленной в сухое время года. Теперь же она больше напоминала ручей,
нежели проезжий тракт, и ни один путник не встретился Кевину. Прорезанная
глубокими колеями, она прихотливо следовала изгибам рельефа, в точности
следуя всем изгибам и коленам грязной, илистой реки, текущей по левую
сторону и петляя между лесистыми холмами. Иногда по сторонам этой дороги
показывались приземистые каменные строения или заброшенные приусадебные
участки крошечного размера, но Кевин не замечал их. Только один раз его
приближение было отмечено хриплым лаем одинокой собаки, которая облаивала
проходящего мимо Кевина из безопасного укрытия под рухнувшей каменной
плитой.
- Это, должно быть, Великая Западная торговая дорога, - сказал себе
Кевин. - Мосты здесь сложены из камня или из толстых бревен. Навряд ли
такие мосты станут строить лишь для того, чтобы раз в году проехать из
Верхнего Грюнта в Нижнюю Падь и обратно.
Затем ему довелось исследовать свежие следы, появившиеся на дороге.
Тяжелая трехколесная повозка вывернула с бокового проселка и повернула на
запад в том направлении, куда двигался и Кевин.
- Тяжелый груз, - определил Кевин. - А в упряжке неподкованная лошадь
или мул. Скорее всего, мул. Два человека, мужчина и подросток.
- Эй, коняга, возрадуйся! - обратился он к своему коню. - Мы не
одиноки. Теперь я ясно вижу, что в этой Великой Западной пустыне есть-таки
какая-то жизнь!
И он запел песню времен академии, чтобы скоротать путь:
Закрыта вратами проклятий и чар,
К Семи Адам идет,
Истоптана воинами, кто бежал,
Кто ночь в своем сердце несет.
Проклятие тем, кто в праздности жил,
Кто жаден, покорен и зол.
Проклятие тем, кто выбрал свой ад -
Остался здесь, не ушел.
- Какая гримаса судьбы, коняга. Не мы ли сами выбрали себе этот ад? -
вопросил Кевин.
Конь захлюпал грязью и закивал. Кевин засвистел мотив и стал смотреть
вперед, где дорога переваливала через вершину холма.

Норли посмотрел вниз на дорогу, где Истен делал ему яростные знаки,
чтобы он исчез из вида. Теперь и он слышал приближающийся топот конских
копыт. Судя по звуку, лошадь была довольно тяжелой, так как земля слегка
тряслась; к тому же в промежутках между ударами копыт до слуха Норли
доносилось какое-то едва различимое позвякивание. Норли нахмурился и
отступил назад от края утеса, откуда он мог видеть дорогу внизу.
- Никогда не приходилось слышать, чтобы сбруя так позвякивала, -
пробормотал он себе под нос. - Не нравится мне это.
Истен шмыгнул за кучу камней, которая окаймляла дорогу прямо под
утесом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46