https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Germany/
Он изучал науку выживания в пустыне, учился
незаметно подкрадываться, прятаться и маскироваться, он изучал ловушки и
секретные сигналы и коды. Он обучался искусству верховой езды и постиг все
тайны взаимоотношений между всадником и конем. И всеми этими науками он
овладел в совершенстве, словно он родился не в море, а на суше.
Тем не менее все это время он оставался в стороне от тех отношений
товарищества, которые обычно возникают среди молодых людей, живущих
нелегкой жизнью военного лагеря. Эта его равнодушная сдержанность
приводила к тому, что кое-кто называл его за глаза "холодным ублюдком". Но
даже когда подобные эпитеты достигали его слуха, Кевин нисколько не
беспокоился.
Накануне выпуска из академии Сэнтон сказал ему:
- Ты хорошо учился, Кевин... Быть может, слишком хорошо. Ты -
серьезный молодой человек, и это хорошо, потому что мы занимаемся
серьезным делом, но мне бы хотелось, чтобы ты научился смеяться, чтобы ты
научился видеть смешное вокруг себя и в себе самом. К сожалению, этому
нельзя научить, но смех может оказаться самым действенным оружием в самые
тяжелые минуты.
Незадолго до своего восемнадцатилетия Кевин получил высшую
квалификацию, какую только мог получить выпускник академии, он стал
Королевским Рейнджером.
Дело в том, что очень большое количество кандидатов не могут вообще
закончить академию. Из сотни поступивших в нее шансы закончить обучение
имеют только человек тридцать. Квалификации Королевского Рейнджера
удостаивается всего один из пятидесяти таких выпускников. Таким образом
как бы признается, что в искусстве владения оружием, в знаниях и
искусствах лучшего человека не сыскать. Однако в случае с Кевином решение
вовсе не было единодушным. Хотя по результатам экзаменов Сэнтон и
проголосовал за присвоение Кевину столь высокой квалификации, однако он
сделал оговорку, что, возможно, Кевину не удастся мудро распорядиться
своим умением, находясь на службе.
Сэнтон пишет по этому поводу: "Хотя Кевин, вероятно, не согласился бы
с этим, но глубоко внутри него продолжает жить огромное чувство вины за
гибель родителей и товарищей. В одну из минут откровенности он однажды
посетовал: "Если я так хорош, то почему я ничего не смог сделать, чтобы
спасти их?" Таким образом, Экклейн, очень может быть, что мы выпустили в
мир отлично тренированного и обученного демона и, боюсь, этот мир придется
ему по вкусу".
Все сходятся на мысли, что на первый взгляд Кевин вовсе не бросается
в глаза. Кто-то однажды сказал, что Кевин может затеряться в толпе из трех
человек. Но стоит только обратить внимание на его глаза, и ваше внимание
будет полностью поглощено ими. Глаза у него глубокого сине-зеленого цвета,
каким бывает море на глубине, за волноломами, и кажется, что Кевин
наблюдает за человечеством именно с такой, дальней дистанции; не с мрачной
усмешкой, как было раньше, и не с подозрением, а с холодным вниманием и
тщательностью. Ощущение этого только усиливается легкой морщинкой, словно
он пытается все время разглядеть что-то на горизонте. Многим
представляется, что Кевин постоянно насторожен, каждую ночь ожидая нового
нападения убийц; во всяком случае, на лице его постоянно отражается
какая-то мрачная тяжесть, которая не должна бы обременять юношу в таком
возрасте - а тогда ему было девятнадцать.
Мать часто шутила, что его волосы цветом напоминают поджаренную
пеньку якорного каната и что они такие же непокорные. Кевин стрижет их
короче, чем принято, и они выглядят неровными, словно хозяин сам подрезает
их ножом, что, собственно, Кевин и делает. Одевается он по-прежнему
скромно, хотя и мог бы позволить себе что-то покрасивее на деньги,
вырученные от продажи шхуны и груза.
На расстоянии он производит впечатление человека всего на два пальца
выше среднего роста и атлетического сложения, хотя ничего особо
выдающегося не бросается в глаза, но стоит только подойти поближе, увидеть
мощные запястья рук и ширину плеч, и сразу его истинные размеры и
подлинная сила становятся очевидны. В его редких словах или во внезапном
движении сквозит такой мощный потенциал, такая страшная угроза, что
кажется, что если возникнет какая-то внезапная опасность, он отреагирует
на нее подобно огромному дикому коту. Да и в походке его не чувствуется
излишней твердости, Кевин движется с мягкой кошачьей грацией и
осторожностью, словно каждую минуту ожидает того, что земля вдруг уйдет
из-под ног. Издалека эта его постоянная морщина на лбу и манера двигаться,
наклонившись к убегающей вперед дороге, делает его похожим на юношу,
стремящегося к важной цели, полным непреодолимой решимости этой важной
цели достичь. Если воспользоваться цветистым выражением Раскера, то "он
выглядит так, словно увидел с десяток медведей, выходящих из леса".
В своей вере он прямолинеен и честен, он поклоняется Маррину -
грозному божеству моря, однако весьма скептически относится к чарам и
волшебству, держась, впрочем, от них на почтительном расстоянии. И хотя он
спокойно переносит небольшие заклинания и чудеса, но истинная природа
более сложных сверхъестественных явлений остается для него той областью,
которую он предпочитает не замечать.
На те деньги, что выручил за шхуну и товар Рейлон Уотлинг, Кевин
выкупил свой контракт на королевской службе и посвятил свою верность и
честь служению закону и добру. Прошлой весной он уехал прочь из Латонии,
направляясь по пустоши Северо-восточного царства, в Норденор, но в
последнее время появились слухи о том, что он направился вниз по реке. Он
часто высказывал желание возвратиться в Кингсенд, поэтому логично было бы
предположить, что, когда после весенней распутицы дороги снова станут
проходимыми, он тронется по Большому Западному торговому пути. И, может
быть, по дороге он столкнется с тем безмозглым злом, что в последнее время
превратилось в настоящее проклятие всех дорог, и поучит его хорошим
манерам.
Этот Кевин из Кингсенда очень важен. Я чувствую в нем присутствие
чего-то значительного, хотя и не могу определить его сути, естества.
"Там что-то есть, что-то, чего я не могу распознать, и оно сердится
на меня".
1
Поехал как-то раз герой, и дерзкий, и отважный,
Дозором пустошь обойти -
участок очень важный,
Он - молодой герой, но встретится со старым,
На мир глаза его глядят с отвагой небывалой.
И под цветущим деревом, как будто невзначай,
Он выследил дракона, который пил там чай.
- Ба! Что я вижу, черт возьми,
опять дракон попался!
- Да это вовсе и не я, - дракон ему поклялся.
Из народной песни древних веков
"Уолтер отправился в первый поход".
Двое оборванных мужчин сидели, сутулясь от холода и прижимаясь
спинами друг к другу, на высоком скальном обнажении, которое вздымалось
над деревьями на гребне холма. Один из них уставился взглядом в одном
направлении, вдоль дороги, которая поднималась и спускалась по склонам
заросших лесом холмов и терялась в туманной дали. Второй глядел вдоль той
же грязной дороги в противоположном направлении. Оба были грязны и
промокли до нитки. Один из них, которого звали Истен, рассказывал анекдот:
"Так вот, этот возница, ему нужна была помощь, чтобы починить колесо.
Вот он и говорит этому парню из Верхнего Вейла, который там стоял:
- Эй, парень, сходи, позови отца.
- А я не знаю, где он, - отвечает парень.
- Он что, работает? - спрашивает возница.
- А я не знаю, - снова отвечает парень.
- Ну хорошо, значит, он дома?
- А я не знаю, - говорит парень.
- Ну, а как ты думаешь, он вообще-то в деревне? - спрашивает возница,
начиная сердиться.
- А я и этого не знаю, - снова говорит парень.
Тогда возница посмотрел этак, посмотрел на него, ты понимаешь как, и
говорит:
- А ты, олух, хоть что-нибудь знаешь?
- Ага, - говорит эта деревенщина, - я знаю, кто моя мать".
С этими словами рассказчик громко расхохотался, хлопая себя по бедрам
в полном восторге. Его товарищ продолжал хмуриться.
- Это не смешно, Истен. Я сам не знал своей матери.
- Ну ладно, - Истен почесал под мышкой, - тогда отгадай мне загадку.
Что такое: когда поймаю - отпускаю, а когда не поймаю, при себе оставляю?
- Это вши. Я знал эту загадку сто лет назад.
- Отлично. А вот такую загадку: за горой поле, большая часть
вспахана, меньшая - засажена, а по краям огороды. Это что будет?
- Ради всего святого, Истен. Я еще мочился в штаны, когда впервые
услышал эту загадку. И перестань, пожалуйста, надо мной смеяться. Я тебе
еще раз говорю - мне все это надоело. Мы просто впустую тратим время, сидя
на этом камне, как две облезлых вороны.
С этими словами он плюнул с обрыва вниз и некоторое время наблюдал,
как плевок исчезает в густом переплетении черных ветвей внизу.
- Слишком рано для того, чтобы по этой проклятой дороге проехало
что-нибудь стоящее, - продолжал он. - Это не дорога, а болото. Два дня мы
тут ждем, и за все это время мимо нас проехала всего одна повозка с
кожами, да еще по лесу промчалось что-то огромное, которое сопело и
фыркало... - Он бросил опасливый взгляд на темную стену мрачного елового
леса, росшего по гребню холма. - Я тебе точно говорю, Истен, мне ни капли
тут не нравится. Это дремучий лес, и мне даже думать не хочется, что тут
может водиться.
Истен с отвращением хрюкнул:
- Ты что же, хочешь вернуться в город, чтобы нас опять отметелили за
то, что мы попытались наложить лапу на тот никчемный кошелек? Мне что-то
неохота, - он выругался и тоже плюнул вниз. - Чтобы нас раздели и
выпороли! Этого оскорбления я вовек не забуду.
- Ты можешь злиться по этому поводу сколько тебе угодно, но только
тебе все равно не стать настоящим разбойником с большой дороги, таким,
какие обитают неподалеку отсюда, в дальнем лесу. Может быть, ты, Истен, и
не замечаешь этого, но мы совсем не такие, как они - настоящие кровожадные
бандиты с Западных холмов, с их ужасными зверями и всем прочим. Да они нас
на обед сожрут и не поперхнутся.
- Ну вот, Норли, ты все пытаешься возразить мне. Мне кажется, что ты
не будешь доволен до тех пор, пока тебе не предоставится возможность
постоянно спорить со мной. Но сейчас я... - Он внезапно замолчал, поднялся
на ноги и уставился вдаль. - Сюда прется какая-то лошадь. Она там, на
востоке.
Норли тоже встал и стал пристально всматриваться в том направлении,
куда указывал Истен.
- Но я ничего не вижу, - возразил он.
- Конечно же нет. Ты слеп как крот. Большая черная лошадь и человек,
который идет рядом с ней.
- Один человек?
- Да, всего один.
Норли нахмурился:
- Мне все это не нравится, Истен. Человек, который отважился
отправиться в путь в одиночку, наверняка сможет о себе позаботиться. Будет
лучше, если мы дадим ему пройти мимо.
- Нет! - Истен подтягивал обрывок веревки, на котором держались его
брюки. - Мы же не зря влезли в это дело. Нас двое, а он один, и это
повышает наши шансы, если только мы станем действовать так, как я задумал.
А ты, если думаешь, что я здесь расселся для того, чтобы просто смотреть,
как этот подарок проедет мимо, напевая "Благословенна будь, Синяя
птица...", то ты такой же простак, как кот сапожника.
Норли покачал головой:
- Все равно мне это не нравится. Ты сказал, у него очень большая
лошадь? Наверняка это кто-то из военных. Мне что-то не хочется грабить
никаких военных.
- А вдруг это торговец лошадьми? Низкорослый, одноглазый, да еще
хромой на одну ногу? Тебе бы это больше понравилось? - Истен улыбался
широкой, беззубой улыбкой.
- Ну... - он шмыгнул носом и утер тыльной стороной ладони. -
Действуй, как договорились. Я пойду дальше по дороге со своим мечом и
спрячусь вон в тех камнях. - Истен вытащил заржавленный, иззубренный
клинок, рукоять которого была слегка обломана у конца. - А когда я выскочу
на него, ты начинай целиться в него из лука, прямо отсюда. И поторопись,
чтобы не получилось так, что я стану указывать ему наверх, где должен
стоять ты, а тебя вдруг не окажется. И ради всех богов, Норли, не знаю,
сколько их есть, пять или шесть, поосторожней с луком! Я знаю, что ты не
видишь дальше наконечника стрелы, но все же постарайся не приближаться ко
мне, когда будешь стрелять. Я не хочу, чтобы ты проткнул мне зад своей
стрелой.
- Мне кажется, тетива чересчур отсырела, - пробормотал Норли.
- Норли... - воскликнул Истен, но Норли продолжал хмуриться.
- Все-таки мне все это не нравится.
Кевин начал разговаривать со своим конем с того самого дня, когда он
купил его.
- Эй, лошадка, ты, пожалуй, изумительная штучка, не так ли?
Конь наклонял свою крупную голову и рассматривал Кевина своими
мрачными карими глазами, размерами немного уступающими донышку пивных
кружек. Торговец же оглядывал Кевина, рассматривая его одежды и пытаясь
оценить его повадку.
- Это очень хороший, большой конь, сэр. Как раз для вас, как мне
кажется. Большой и страшный конь, если он захочет, то въедет с вами прямо
на стену замка; только для того, чтобы набить ему подкову, вам понадобится
десять или двенадцать здоровых мужчин.
Кевин полюбил лошадей с самого начала, с тех пор как в академии он
познакомился с некоторыми приемами конного боя.
- Клянусь всеми богами, - сказал он коню, - ты - король лошадей!
Конь не возразил, и с тех пор эта односторонняя беседа продолжалась и
продолжалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
незаметно подкрадываться, прятаться и маскироваться, он изучал ловушки и
секретные сигналы и коды. Он обучался искусству верховой езды и постиг все
тайны взаимоотношений между всадником и конем. И всеми этими науками он
овладел в совершенстве, словно он родился не в море, а на суше.
Тем не менее все это время он оставался в стороне от тех отношений
товарищества, которые обычно возникают среди молодых людей, живущих
нелегкой жизнью военного лагеря. Эта его равнодушная сдержанность
приводила к тому, что кое-кто называл его за глаза "холодным ублюдком". Но
даже когда подобные эпитеты достигали его слуха, Кевин нисколько не
беспокоился.
Накануне выпуска из академии Сэнтон сказал ему:
- Ты хорошо учился, Кевин... Быть может, слишком хорошо. Ты -
серьезный молодой человек, и это хорошо, потому что мы занимаемся
серьезным делом, но мне бы хотелось, чтобы ты научился смеяться, чтобы ты
научился видеть смешное вокруг себя и в себе самом. К сожалению, этому
нельзя научить, но смех может оказаться самым действенным оружием в самые
тяжелые минуты.
Незадолго до своего восемнадцатилетия Кевин получил высшую
квалификацию, какую только мог получить выпускник академии, он стал
Королевским Рейнджером.
Дело в том, что очень большое количество кандидатов не могут вообще
закончить академию. Из сотни поступивших в нее шансы закончить обучение
имеют только человек тридцать. Квалификации Королевского Рейнджера
удостаивается всего один из пятидесяти таких выпускников. Таким образом
как бы признается, что в искусстве владения оружием, в знаниях и
искусствах лучшего человека не сыскать. Однако в случае с Кевином решение
вовсе не было единодушным. Хотя по результатам экзаменов Сэнтон и
проголосовал за присвоение Кевину столь высокой квалификации, однако он
сделал оговорку, что, возможно, Кевину не удастся мудро распорядиться
своим умением, находясь на службе.
Сэнтон пишет по этому поводу: "Хотя Кевин, вероятно, не согласился бы
с этим, но глубоко внутри него продолжает жить огромное чувство вины за
гибель родителей и товарищей. В одну из минут откровенности он однажды
посетовал: "Если я так хорош, то почему я ничего не смог сделать, чтобы
спасти их?" Таким образом, Экклейн, очень может быть, что мы выпустили в
мир отлично тренированного и обученного демона и, боюсь, этот мир придется
ему по вкусу".
Все сходятся на мысли, что на первый взгляд Кевин вовсе не бросается
в глаза. Кто-то однажды сказал, что Кевин может затеряться в толпе из трех
человек. Но стоит только обратить внимание на его глаза, и ваше внимание
будет полностью поглощено ими. Глаза у него глубокого сине-зеленого цвета,
каким бывает море на глубине, за волноломами, и кажется, что Кевин
наблюдает за человечеством именно с такой, дальней дистанции; не с мрачной
усмешкой, как было раньше, и не с подозрением, а с холодным вниманием и
тщательностью. Ощущение этого только усиливается легкой морщинкой, словно
он пытается все время разглядеть что-то на горизонте. Многим
представляется, что Кевин постоянно насторожен, каждую ночь ожидая нового
нападения убийц; во всяком случае, на лице его постоянно отражается
какая-то мрачная тяжесть, которая не должна бы обременять юношу в таком
возрасте - а тогда ему было девятнадцать.
Мать часто шутила, что его волосы цветом напоминают поджаренную
пеньку якорного каната и что они такие же непокорные. Кевин стрижет их
короче, чем принято, и они выглядят неровными, словно хозяин сам подрезает
их ножом, что, собственно, Кевин и делает. Одевается он по-прежнему
скромно, хотя и мог бы позволить себе что-то покрасивее на деньги,
вырученные от продажи шхуны и груза.
На расстоянии он производит впечатление человека всего на два пальца
выше среднего роста и атлетического сложения, хотя ничего особо
выдающегося не бросается в глаза, но стоит только подойти поближе, увидеть
мощные запястья рук и ширину плеч, и сразу его истинные размеры и
подлинная сила становятся очевидны. В его редких словах или во внезапном
движении сквозит такой мощный потенциал, такая страшная угроза, что
кажется, что если возникнет какая-то внезапная опасность, он отреагирует
на нее подобно огромному дикому коту. Да и в походке его не чувствуется
излишней твердости, Кевин движется с мягкой кошачьей грацией и
осторожностью, словно каждую минуту ожидает того, что земля вдруг уйдет
из-под ног. Издалека эта его постоянная морщина на лбу и манера двигаться,
наклонившись к убегающей вперед дороге, делает его похожим на юношу,
стремящегося к важной цели, полным непреодолимой решимости этой важной
цели достичь. Если воспользоваться цветистым выражением Раскера, то "он
выглядит так, словно увидел с десяток медведей, выходящих из леса".
В своей вере он прямолинеен и честен, он поклоняется Маррину -
грозному божеству моря, однако весьма скептически относится к чарам и
волшебству, держась, впрочем, от них на почтительном расстоянии. И хотя он
спокойно переносит небольшие заклинания и чудеса, но истинная природа
более сложных сверхъестественных явлений остается для него той областью,
которую он предпочитает не замечать.
На те деньги, что выручил за шхуну и товар Рейлон Уотлинг, Кевин
выкупил свой контракт на королевской службе и посвятил свою верность и
честь служению закону и добру. Прошлой весной он уехал прочь из Латонии,
направляясь по пустоши Северо-восточного царства, в Норденор, но в
последнее время появились слухи о том, что он направился вниз по реке. Он
часто высказывал желание возвратиться в Кингсенд, поэтому логично было бы
предположить, что, когда после весенней распутицы дороги снова станут
проходимыми, он тронется по Большому Западному торговому пути. И, может
быть, по дороге он столкнется с тем безмозглым злом, что в последнее время
превратилось в настоящее проклятие всех дорог, и поучит его хорошим
манерам.
Этот Кевин из Кингсенда очень важен. Я чувствую в нем присутствие
чего-то значительного, хотя и не могу определить его сути, естества.
"Там что-то есть, что-то, чего я не могу распознать, и оно сердится
на меня".
1
Поехал как-то раз герой, и дерзкий, и отважный,
Дозором пустошь обойти -
участок очень важный,
Он - молодой герой, но встретится со старым,
На мир глаза его глядят с отвагой небывалой.
И под цветущим деревом, как будто невзначай,
Он выследил дракона, который пил там чай.
- Ба! Что я вижу, черт возьми,
опять дракон попался!
- Да это вовсе и не я, - дракон ему поклялся.
Из народной песни древних веков
"Уолтер отправился в первый поход".
Двое оборванных мужчин сидели, сутулясь от холода и прижимаясь
спинами друг к другу, на высоком скальном обнажении, которое вздымалось
над деревьями на гребне холма. Один из них уставился взглядом в одном
направлении, вдоль дороги, которая поднималась и спускалась по склонам
заросших лесом холмов и терялась в туманной дали. Второй глядел вдоль той
же грязной дороги в противоположном направлении. Оба были грязны и
промокли до нитки. Один из них, которого звали Истен, рассказывал анекдот:
"Так вот, этот возница, ему нужна была помощь, чтобы починить колесо.
Вот он и говорит этому парню из Верхнего Вейла, который там стоял:
- Эй, парень, сходи, позови отца.
- А я не знаю, где он, - отвечает парень.
- Он что, работает? - спрашивает возница.
- А я не знаю, - снова отвечает парень.
- Ну хорошо, значит, он дома?
- А я не знаю, - говорит парень.
- Ну, а как ты думаешь, он вообще-то в деревне? - спрашивает возница,
начиная сердиться.
- А я и этого не знаю, - снова говорит парень.
Тогда возница посмотрел этак, посмотрел на него, ты понимаешь как, и
говорит:
- А ты, олух, хоть что-нибудь знаешь?
- Ага, - говорит эта деревенщина, - я знаю, кто моя мать".
С этими словами рассказчик громко расхохотался, хлопая себя по бедрам
в полном восторге. Его товарищ продолжал хмуриться.
- Это не смешно, Истен. Я сам не знал своей матери.
- Ну ладно, - Истен почесал под мышкой, - тогда отгадай мне загадку.
Что такое: когда поймаю - отпускаю, а когда не поймаю, при себе оставляю?
- Это вши. Я знал эту загадку сто лет назад.
- Отлично. А вот такую загадку: за горой поле, большая часть
вспахана, меньшая - засажена, а по краям огороды. Это что будет?
- Ради всего святого, Истен. Я еще мочился в штаны, когда впервые
услышал эту загадку. И перестань, пожалуйста, надо мной смеяться. Я тебе
еще раз говорю - мне все это надоело. Мы просто впустую тратим время, сидя
на этом камне, как две облезлых вороны.
С этими словами он плюнул с обрыва вниз и некоторое время наблюдал,
как плевок исчезает в густом переплетении черных ветвей внизу.
- Слишком рано для того, чтобы по этой проклятой дороге проехало
что-нибудь стоящее, - продолжал он. - Это не дорога, а болото. Два дня мы
тут ждем, и за все это время мимо нас проехала всего одна повозка с
кожами, да еще по лесу промчалось что-то огромное, которое сопело и
фыркало... - Он бросил опасливый взгляд на темную стену мрачного елового
леса, росшего по гребню холма. - Я тебе точно говорю, Истен, мне ни капли
тут не нравится. Это дремучий лес, и мне даже думать не хочется, что тут
может водиться.
Истен с отвращением хрюкнул:
- Ты что же, хочешь вернуться в город, чтобы нас опять отметелили за
то, что мы попытались наложить лапу на тот никчемный кошелек? Мне что-то
неохота, - он выругался и тоже плюнул вниз. - Чтобы нас раздели и
выпороли! Этого оскорбления я вовек не забуду.
- Ты можешь злиться по этому поводу сколько тебе угодно, но только
тебе все равно не стать настоящим разбойником с большой дороги, таким,
какие обитают неподалеку отсюда, в дальнем лесу. Может быть, ты, Истен, и
не замечаешь этого, но мы совсем не такие, как они - настоящие кровожадные
бандиты с Западных холмов, с их ужасными зверями и всем прочим. Да они нас
на обед сожрут и не поперхнутся.
- Ну вот, Норли, ты все пытаешься возразить мне. Мне кажется, что ты
не будешь доволен до тех пор, пока тебе не предоставится возможность
постоянно спорить со мной. Но сейчас я... - Он внезапно замолчал, поднялся
на ноги и уставился вдаль. - Сюда прется какая-то лошадь. Она там, на
востоке.
Норли тоже встал и стал пристально всматриваться в том направлении,
куда указывал Истен.
- Но я ничего не вижу, - возразил он.
- Конечно же нет. Ты слеп как крот. Большая черная лошадь и человек,
который идет рядом с ней.
- Один человек?
- Да, всего один.
Норли нахмурился:
- Мне все это не нравится, Истен. Человек, который отважился
отправиться в путь в одиночку, наверняка сможет о себе позаботиться. Будет
лучше, если мы дадим ему пройти мимо.
- Нет! - Истен подтягивал обрывок веревки, на котором держались его
брюки. - Мы же не зря влезли в это дело. Нас двое, а он один, и это
повышает наши шансы, если только мы станем действовать так, как я задумал.
А ты, если думаешь, что я здесь расселся для того, чтобы просто смотреть,
как этот подарок проедет мимо, напевая "Благословенна будь, Синяя
птица...", то ты такой же простак, как кот сапожника.
Норли покачал головой:
- Все равно мне это не нравится. Ты сказал, у него очень большая
лошадь? Наверняка это кто-то из военных. Мне что-то не хочется грабить
никаких военных.
- А вдруг это торговец лошадьми? Низкорослый, одноглазый, да еще
хромой на одну ногу? Тебе бы это больше понравилось? - Истен улыбался
широкой, беззубой улыбкой.
- Ну... - он шмыгнул носом и утер тыльной стороной ладони. -
Действуй, как договорились. Я пойду дальше по дороге со своим мечом и
спрячусь вон в тех камнях. - Истен вытащил заржавленный, иззубренный
клинок, рукоять которого была слегка обломана у конца. - А когда я выскочу
на него, ты начинай целиться в него из лука, прямо отсюда. И поторопись,
чтобы не получилось так, что я стану указывать ему наверх, где должен
стоять ты, а тебя вдруг не окажется. И ради всех богов, Норли, не знаю,
сколько их есть, пять или шесть, поосторожней с луком! Я знаю, что ты не
видишь дальше наконечника стрелы, но все же постарайся не приближаться ко
мне, когда будешь стрелять. Я не хочу, чтобы ты проткнул мне зад своей
стрелой.
- Мне кажется, тетива чересчур отсырела, - пробормотал Норли.
- Норли... - воскликнул Истен, но Норли продолжал хмуриться.
- Все-таки мне все это не нравится.
Кевин начал разговаривать со своим конем с того самого дня, когда он
купил его.
- Эй, лошадка, ты, пожалуй, изумительная штучка, не так ли?
Конь наклонял свою крупную голову и рассматривал Кевина своими
мрачными карими глазами, размерами немного уступающими донышку пивных
кружек. Торговец же оглядывал Кевина, рассматривая его одежды и пытаясь
оценить его повадку.
- Это очень хороший, большой конь, сэр. Как раз для вас, как мне
кажется. Большой и страшный конь, если он захочет, то въедет с вами прямо
на стену замка; только для того, чтобы набить ему подкову, вам понадобится
десять или двенадцать здоровых мужчин.
Кевин полюбил лошадей с самого начала, с тех пор как в академии он
познакомился с некоторыми приемами конного боя.
- Клянусь всеми богами, - сказал он коню, - ты - король лошадей!
Конь не возразил, и с тех пор эта односторонняя беседа продолжалась и
продолжалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46