Когда в медитации у вас случается мгновение просветления,
проблеск какого-то экстаза, предоставьте ему происходить,
позвольте ему проникнуть в глубину вас и углубитесь в него сами.
Не разделяйте себя. Не делайте никаких утверждений, в противном
случае вы сразу же потеряете контакт, связь с ним.
Иногда у вас бывают такие просветления, но вы так здорово
наловчились терять контакт с этими проблесками, что вам уже не
понять, каким образом они появляются и как вы их снова теряете.
Они бывают, когда вас нет, теряете вы их, когда вы снова
являетесь. Когда есть вы, их нет. Когда лодка пуста, всегда
получается блаженство. Оно не случайно, оно -- сама природа
существования. Оно ни от чего не зависит, оно -- ливень, поток,
оно -- само дыхание жизни.
Это и вправду чудо, что вам удается быть настолько несчастным;
так страдать от жажды, когда повсюду льет дождь. Вы в самом деле
достигли невозможного! Повсюду свет, а вы живете во тьме; смерти
нигде нет, а вы постоянно умираете; жизнь -- это благословение,
а вы живете в аду.
Как же вам это удается? Через разделение, через мышление...
Мышление зависит от разделения, от анализа; медитация происходит
тогда, когда нет анализа, нет разделения, когда все
синтезировалось, соединилось, когда все стало одним.
Чжуан Цзы говорит:
Человек, познавший Дао, действует без помех,
действиями своими не вредя ни единому существу.
Как он может причинить вред? Вы способны причинять вред другим
только тогда, когда уже навредили себе. Помните это; в этом весь
секрет. Если вы вредите себе, вы будете вредить и другим. И вы
будете вредить даже тогда, когда думаете, что делаете другим
добро. Ничто другое не может исходить от вас, через вас, только
вред; потому что тот, кто живет израненный, тот, кто живет в
муке и страдании, что бы он ни делал, будет порождать лишь еще
больше страдания и боли для других. Вы можете дать только то,
что есть у вас самих.<$!чего сами достигли>
Рассказывают, что однажды в синагогу пришел нищий. "Я -- великий
музыкант, -- сказал он рабби. -- Я слышал, что ваш музыкант,
который был при синагоге, скончался, и вы ищете другого. Я
согласен занять его место".
Рабби и паства обрадовались, потому что они и правда скучали по
музыке. А потом этот человек заиграл -- это было жутко! Без его
музыки было намного музыкальнее. Его музыка создавала ад. Было
невозможно ощутить хоть какое-то блаженство в синагоге в то
утро. Его пришлось прервать, потому что б'ольшая часть паствы
стала разбегаться. Народ бежал оттуда со всех ног: его музыка
была прямо анархична, она была похожа на безумие, и оно начало
поражать людей.
Когда рабби увидел, что все покидают синагогу, он подошел к тому
человеку и остановил его. "Если ты не хочешь брать меня в
музыканты, то ты можешь заплатить мне за это утро, и я уйду", --
заявил тот.
"Это невозможно -- заплатить тебе, -- воскликнул рабби, -- мы
никогда не переживали такого кошмара".
Тогда музыкант гордо сказал: "Ладно, тогда можешь считать эту
музыку себе пожертвованием от меня".
"Но как можешь ты пожертвовать то, чем не владеешь? -- возразил
рабби. -- У тебя нет никакой музыки вообще -- как ты можешь ее
пожертвовать? Ты можешь поделиться чем-то только тем, чем
владеешь. Это не музыка; более того, наоборот, это нечто вроде
антимузыки. Так что, пожалуйста, забери это с собой, не делай
нам такого пожертвования, а то оно будет и дальше преследовать
нас".
Вы даете только то, что имеете. Вы всегда даете от себя самого,
от того, что у вас внутри. Если внутри вы уже мертвы, то вы не
можете помочь жизни; куда бы вы ни пошли, вы будете убивать.
Зная это, не зная этого, -- не в этом дело -- вы можете думать,
что вы помогаете другим выжить, но все равно -- вы будете
убивать.
Великого психоаналитика, Вильгельма Рейха, изучавшего детей и их
проблемы, однажды спросили: "Что больше всего мешает и вредит
детям? Что, по-вашему, является корнем всех их несчастий,
проблем, отклонений от нормы?"
"Матери", -- сказал он.
Ни одна мать не может с этим согласиться, потому что каждая мать
чувствует, что уж она-то помогает своим детям без всякого
эгоизма с ее стороны. Она живет и умирает за ребенка. А
психоаналитики утверждают, что матери -- это проблема. Они
бессознательно убивают, калечат; сознательно же они считают, что
они любят.
Если вы внутренне искалечены, то вы будете калечить своих детей.
Вы не можете делать ничего другого, и этому никак не помочь,
потому что вы черпаете от своего существа -- нет никакого иного
способа давать.
Чжуан Цзы заявляет: "Человек, познавший Дао, ...
действиями своими не вредит ни единому существу". Не то,
чтобы он воспитывал в себе ненасилие, не то, чтобы он был
воплощением сострадания, не то, чтобы он жил праведной жизнью,
не то, чтобы он поступал как святой -- нет. Просто он не может
никому причинить вреда, поскольку перестал причинять вред себе.
У него нет ран. Он настолько блажен, что из его действий или
недействий проистекает только блаженство. Даже если иногда,
возможно, покажется, что он делает что-то не так, неверно
поступать он не может.
С вами ситуация прямо противоположна. Иногда кажется, что вы
делаете что-то хорошее. Но вы этого не можете, это исключено.
Человек Дао не может причинить вреда, это так же невозможно. Для
него не существует никакого способа сделать это, это невероятно
-- ибо он неразделен, нефрагментарен. Он -- не толпа, он не
шизофреник. Он -- вселенная сейчас; он ничто иное, как мелодия,
зародившаяся в ней. Только эта музыка и продолжает
распространяться и звучать.
Человек, познавший Дао, -- отнюдь не тот, кто очень активен; он
не человек действия, лишь самый минимум необходимых действий
исходят от него. Он, на самом деле, человек недействия, он
совершенно не захвачен деятельностью.
А вот вы охвачены жаждой деятельности, и именно из стремления
сбежать от самого себя. Вы не можете выдержать себя, вы не
можете выдержать общение с самим собой... Вы хватаетесь за
поиски кого-нибудь, как за выход, как за какое-то занятие, с
помощью которого вы можете забыть себя, которым вы можете
увлечься. Вам так с собою наскучило.
Человек Дао, человек, который добрался до своей внутренней
природы, человек, который истинно религиозен, -- это не активный
человек. С ним происходит только самое необходимое. То, без чего
можно обойтись, отброшено полностью, поэтому он может пребывать
в покое бездеятельным, он может быть дома, не делая ничего, он
может расслабиться, может составить компанию самому себе, он
может быть с самим собой и самим собой.
Вы не можете пребывать сами с собой, и отсюда ваша постоянная
потребность в общении. Вы идете в клуб, отправляетесь на
встречу, на вечеринку, стремитесь в толпу, где вы будете не
одни. Вы так боитесь себя, что, если вас оставить одного, вы
сойдете с ума. В течении всего лишь трех недель, если вы
оставлены абсолютно один, лишены всякого общения, вы сойдете с
ума. И это не какое-то там высказывание религиозных людей,
теперь с этим согласны психологи. Всего за три недели, если вся
деятельность, если все внешнее общение у вас отобраны, если вы
заперты один в комнате, за три недели вы сойдете с ума -- потому
что вся ваша деятельность направлена лишь на избавление от
вашего безумия, вся она -- это катарсис.
Что вы будете делать, когда вы одни? Первые три или четыре дня
вы будете мечтать и разговаривать про себя, заниматься
внутренней болтовней. Затем вам станет скучно. После первой
недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда, по меньшей
мере, вы сможете слышать звук своего собственного голоса. Когда
вы идете ночью по темной улице, вы начинаете насвистывать.
Почему? Как это насвистывание может придать вам смелости? Каким
образом это насвистывание может вам помочь? Просто, слушая его,
вы чувствуете, что вы не один, кто-то насвистывает. Так создана
иллюзия присутствия кого-то еще!
После первой недели вы начнете говорить вслух, потому что тогда
вы сможете также и слушать. Вы не один, вы говорите и вы
слушаете, как если бы кто-то другой разговаривал с вами. К
третьей неделе вы начнете сами себе отвечать. Вы будете не
только разговаривать, вы будете еще и отвечать -- вы разделены.
Теперь вас двое; тот, кто спрашивает, и тот, кто отвечает.
Теперь наличествует диалог -- вы полностью сошли с ума.
Один человек спросил психиатра: "Я очень обеспокоен тем, что
часто разговариваю сам с собой. Что мне делать? Не могли бы вы
мне помочь?"
"Тут нет причин для беспокойства, -- утешил его психиатр. -- Все
разговаривают сами с собой, в этом нет ничего такого. Вот когда
вы начнете сами себе отвечать, тогда приходите ко мне, тогда я
смогу быть вам полезен".
Но разница лишь в процентном отношении; она не в качественная, а
только количественная. Если вы начинаете говорить сами с собой,
рано или поздно вы также начнете и отвечать, потому что разве
возможно всегда ограничиваться только монологом? Нужен ответ,
нужен собеседник, иначе вы чувствуете себя глупо. И на третьей
неделе вы начинаете отвечать -- вы сошли с ума.
Этот мир, мир действия, бизнеса и занятости, спасает вас от
сумасшедшего дома. Если вы заняты, ваша деятельность, ваша
энергия направлена вовне; тогда вам не нужно заботиться о том,
что внутри, о внутреннем мире, вы можете о нем позабыть.
Человек, познавший Дао -- не активен -- остается лишь основная
деятельность, самое существенное. О Чжуан Цзы рассказывают, что,
если он мог стоять, он не шел, если он мог сидеть, он не стоял,
если он мог прилечь, он не сидел. Существенное, самое основное,
лишь то, что он обязательно должен был сделать, он делал, потому
что в такой деятельности нет безумия.
Вы же делаете несущественное, вы всегда, вы постоянно
занимаетесь несущественным. Оглянитесь на вашу деятельность:
девяносто девять процентов ее несущественны. Вы можете отбросить
их, вы можете сохранить уйму энергии, вы можете освободить массу
времени. Но вы ж не можете их отбросить, потому что вы боитесь,
вы напуганы сами собой. Если нет радио, нет телевидения, нет
газет, не с кем поговорить, то чем же вам заняться?
Как-то раз умер один священник. Конечно, он с самого начала был
уверен, что попадет в Рай, на небеса. Он прибыл туда, и все было
прекрасно. Дом, в который он попал, был просто великолепен, это
был самый восхитительный дом из всех, о которых он только мог
мечтать. В тот миг, как у него появлялось желание, немедленно
возникал слуга. Если он был голоден, слуга держал в руках поднос
с едою, самой изысканной из той, что он когда-либо пробовал.
Если он испытывал жажду, то еще до того, как его желание
формировалось в мысль, пока оно все еще было чувством, появлялся
человек с напитками.
Так это и продолжалось, и он был очень счастлив два или три дня,
а потом он начал ощущать беспокойство, потому что человеку
необходимо что-нибудь делать, вы не можете просто сидеть в
кресле. Только человек Дао может вот так сидеть в кресле и
сидеть, сидеть, сидеть... Вы этого не можете.
Священник забеспокоился. Два-три дня выходных, небольшой отдых
-- это нормально. При жизни он был так активен -- множество
публичных служб, миссии, церкви, проповеди; он был настолько
вовлечен в дела общины и паствы, что теперь он с удовольствием
отдыхал. Но сколько ж можно отдыхать? Отдыхать хорошо до тех
пор, пока, рано или поздно, выходные не закончатся, и тогда вы
возвращаетесь в мир, в свой привычный круг деятельности. Он стал
беспокоен, начал чувствовать какое-то неудобство.
Вдруг появился слуга и спросил: "Чего ты хочешь? Это твое
чувство -- не потребность, ты не голоден, не испытываешь жажду,
ты просто неспокоен. Так что же мне сделать?"
"Я не могу всегда сидеть здесь, не могу же я сидеть вечно, я
хочу чем-нибудь заняться", -- объяснил священник.
"Это невозможно... -- возразил слуга. -- Все твои желания здесь
будут нами исполнены, что за нужда тебе что-то делать? Это ни к
чему, и поэтому такое тут не предусмотрено".
Священник обеспокоился еще больше и воскликнул: "Да что же это
за Рай такой?"
"Какой Рай? Какой еще Рай? С чего ты взял, что это Рай? --
удивился слуга. -- Это -- Ад. Кто тебе сказал, что это Рай?"
И это действительно был ад. Теперь-то он понял: без деятельности
-- это был ад. Он должен был рано или поздно сойти с ума. Без
общения и без разговоров, без необходимости проводить службы,
без язычников, которых нужно обращать в христианство, без глупых
людей, которых надо делать мудрыми, чем он мог заниматься?
Только человек Дао смог бы изменить тот ад и обратить его в
небеса. Человек Дао, где бы он ни был, умиротворен, покоен. Он
делает только самое необходимое, и, если вы сделаете это
необходимое за него, то он станет еще счастливее. Все
несущественное отброшено.
Вы не можете отбросить несущественное. В самом деле, девяносто
девять процентов вашей энергии растрачивается на несущественное.
Существенного недостаточно, и ум всегда страстно жаждет еще
несущественного, потому что существенное такое небольшое, такое
маленькое, его можно легко выполнить. А что вам делать потом?
Люди не особо озабочены тем, чтобы иметь хорошую пищу. Они более
заинтересованы иметь дорогую машину, потому что хорошей пищи
можно легко достигнуть. И что потом? Люди не хотят иметь хорошие
здоровые тела. Это то, чего можно слишком легко достигнуть. Они
хотят чего-то такого, чего достигнуть весьма непросто, чего-то
невозможного, а несущественное -- это всегда невозможное. Всегда
есть дома, что побольше, машины, что подороже, и они продолжают
становиться все больше и все дороже, так что вам никогда не
придется отдыхать.
Целый мир пытается заниматься несущественным. Девяносто
процентов индустрии занято несущественным. Пятьдесят процентов
человеческого труда тратится на то, что вообще никому не нужно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48