Так
зачем спрашивать о том, что незачем знать, задавать вопрос, не
имеющий вообще никакого значения, -- и запутываться во всем
этом?
Реки продолжают течь, не интересуясь, не спрашивая, куда они
идут. Они достигают моря, впадают в него. Если они начнут
задаваться вопросами, они вполне могут и не добраться; их
энергия может растратиться по пути. Они так озаботятся тем, куда
они направляются -- где же цель, каков замысел, и где смысл --
настолько погрязнут в этой проблеме, что они могут и вовсе сойти
с ума. Но они продолжают течь, не волнуясь о том, куда, и они
всегда добираются до моря.
Если деревья и реки способны совершить такое чудо, то почему же
вы этого не можете? В этом заключена вся философия Чжуан Цзы,
весь путь его жизни: "Если все и так происходит, что вы
волнуетесь? Позвольте этому случиться. Уж коли реки могут
добраться, доберется и человек. Уж раз добираются деревья,
человек-то доберется и подавно. Если все сущее пребывает в
движении -- ведь вы же часть этого всего. Не превращайтесь в
водоворот думания, иначе вы начинаете двигаться по кругу, по
кругу -- и будете вращаться, вращаться, вращаться... до
бесконечности, а поток будет утерян. И тогда не будет в конце
вашего пути океана.
Жизнь -- загадка для вас, потому что вы смотрите на нее через
призму ума; если вы смотрите сквозь не-ум, то жизнь оказывается
таинством. Стоит вам глянут на нее глазами ума, и жизнь уже
мертва; но жизнь никогда не умирает, она бессмертна -- если на
нее смотрит ваш не-ум. Ум не способен ощутить живое. Ум лишь
может дотрагиваться до мертвого, материального. Жизнь же столь
тонка, незаметна, а ум так груб и неотесан -- этот инструмент во
много крат грубее жизни. И когда вы пытаетесь дотронуться до нее
этим инструментом, он не может уловить биений ее. Он теряет их.
Биение жизни очень тонкое -- вы и есть это биение.
Чжуан Цзы -- на смертном одре, а когда такой человек, как Чжуан
Цзы, умирает, ученикам следует быть абсолютно безмолвными. Этот
момент нельзя упускать, потому что смерть -- это пик, это
кульминация всей жизни. Когда умирает Чжуан Цзы, он умирает на
гребне волны. Очень редко случается, чтобы сознание достигало
такой абсолютной полноты. Ученикам стоило бы помолчать; им нужно
было бы наблюдать за тем, что происходит; они должны были бы
вглядеться в глубину души Чжуан Цзы и не позволять вмешиваться
уму, не начинать задавать дурацкие вопросы.
А ум всегда начинает спрашивать. Они обеспокоены похоронами,
хотя Чжуан Цзы пока еще жив. Но ум не жив, он никогда не бывает
жив; ум всегда мыслит на языке смерти. Для учеников мастер уже
умер. Они думают о похоронах -- что нужно сделать, чего не
делать. Они придумали проблему, которой вообще не существует,
благо Чжуан Цзы жив.
Как-то раз трое стариков сидели на скамейке в парке, обсуждая
неизбежное -- смерть. Один старик семидесяти трех лет заметил:
"Когда я умру, хотел бы я быть похоронен рядом с Авраамом
Линкольном, величайшим человеком, любимым всеми".
"А я хотел бы быть похоронен рядом с Альбертом Эйнштейном, --
признался другой, которому недавно исполнилось восемьдесят три,
-- величайшим ученым, гуманистом, философом, сторонником мира".
Затем оба они посмотрели на третьего. Тому уже стукнуло
девяносто три года. "Хорошо бы, чтобы меня похоронили вместе с
Софи Лорен", -- сказал им тот.
Оба его собеседника возмутились. "Да она ведь еще жива", --
гневно воскликнули они.
"Ну да, -- согласился третий старик, -- так и я тоже!"
Это, пожалуй, был редкостный старик. Девяносто три года, а он
заявляет: "Так и я тоже пока жив, и пока еще очень ничего!"
Почему жизнь должна беспокоиться о смерти? Зачем жизни думать о
смерти? Но ум создает проблему. И теперь вы озадачены.
Когда Сократ умирал, произошла та же самая история, что и с
Чжуан Цзы. Ученики были очень озабочены предстоящими похоронами.
Они подступили к нему с вопросами: "Что нам нужно делать?"
Говорят, что Сократ ответил: "Мои враги дают мне яд, чтобы
убить, а вы строите планы, как меня похоронить, -- так кто же
мне друг, а кто враг? Вы, и те, и другие, интересуетесь моей
смертью; похоже, вообще никого не интересует моя жизнь".
Ум каким-то образом страдает манией смерти. Ученики Чжуан Цзы
спорили о том, что им надо делать -- а умирал мастер, и это
уникальное явление происходило прямо на их глазах.
Будда -- Чжуан Цзы -- достигал своей конечной кульминации. Такое
случается очень редко, раз-другой в миллионы лет. Пламя пылало.
Его жизнь подошла к точке абсолютной чистоты, где она становится
божественной, не человеческой, где она -- это итог, а не
частица, где начало и конец встречаются, сливаясь воедино, где
все секреты раскрыты и все двери распахнуты, где не остается
замков. Там было все таинство... А ученики думали о похоронах --
слепо, абсолютно слепо, в упор не видя того, что происходит
перед ними. Их глаза были плотно закрыты.
Почему же так случилось? Эти ученики, -- уж не думаете ли вы,
что они знали Чжуан Цзы? Как они могли его знать? Если они
упустили Чжуан Цзы в его высшем великолепии, как же можно
поверить в то, что они сумели уловить его, когда он работал с
ними, работал над ними, продвигался вместе с ними, вскапывал
землю в саду и бросал в нее семя, разговаривал с ними, просто с
ними был?
Как же можно предположить, что они знали, кем был Чжуан Цзы?
Если они не заметили его высшее великолепие, то трудно не
понять, что они всегда упускали его. Они и должны были все
прозевать. Когда он говорил, они, вероятно, раздумывали: "О чем
это он говорит? Что он имеет в виду?"
Смысл того, что говорит просветленный -- это вовсе не то, что
вам следует открыть или понять; он просто есть -- и вам нужно
лишь внимать ему. Он предназначен не для понимания, не для
открытия, он не спрятан, это совсем не то, что необходимо
интерпретировать. Просветленный не говорит теориями, он приводит
вам простые факты. Если ваши глаза открыты, вы их увидите; если
ваши уши могут слышать, вы услышите их. Ничего больше от вас не
требуется.
Вот почему Иисус не устает повторять: "Способные слышать, да
услышат. Способные видеть, да увидят". Больше ничего не нужно --
просто откройте глаза, откройте уши.
Будда, Чжуан Цзы или Иисус -- они не философы вроде Гегеля или
Канта. Если вы читаете Гегеля, то нужно докапываться до смысла.
Он крайне труднодоступен -- очень похоже, что Гегель приложил
все усилия, чтобы сделать понимание его настолько трудным для
вас, насколько это вообще возможно, наплетая слова вокруг слов,
делая все загадочным. Поэтому, когда вы впервые сталкиваетесь с
Гегелем, он кажется вам великолепным, высочайшим достижением,
но, чем больше вы будете проникать в него и чем больше вы будете
его понимать, тем меньшим он будет становиться. В тот день,
когда вы его поймете, он окажется вообще бесполезен.
Весь трюк заключается в том, что вы не можете его понять, и
поэтому он кажется вам таким великим. Поскольку вы его не
понимаете, ваш ум поставлен в тупик, ваш ум не может уразуметь,
что же здесь к чему, и эта штука выглядит очень таинственной,
непостижимой, недоступной для понимания. Это не так, она всего
лишь вербальна, словесна. Гегель пытается все спрятать, но при
этом он ничего не говорит. Более того, он пользуется словами, не
вкладывая в них вообще никакого внутреннего содержания.
Поэтому такие люди, как Гегель, сразу же добиваются уважения, но
по прошествии некоторого времени уважение к ним и оценка их
исчезают. Люди же, подобные Будде, уважаются и ценятся не сразу,
но, чем больше проходит времени, тем больше вы их цените. Они
всегда опережают свое время. Проходят столетия, а потом -- потом
их величие начинает проявляться, потом их величие начинает
выходить на поверхность. Спустя много времени вы можете
почувствовать их, ибо истина их так проста; нет мусора, нету
хлама вокруг нее. Она настолько фактична, действительна, что вы
просто ее утратите, если начнете думать о ней.
Слушая Чжуан Цзы, просто слушайте. От вас не требуется ничего
другого, кроме пассивного восприятия, кроме открытого сердца.
Все ясно, но вы можете так все поставить с ног на голову, что
сами будете обескуражены своим собственным творением. Те
ученики, которые, вероятно, всегда упускали Чжуан Цзы -- они
снова прозевали его. Они беспокоятся о том, что нужно сделать.
Постарайтесь понять этот момент: мудрый человек всегда касается
сути, а человек невежественный всегда старается выяснить, что же
нужно делать; для него суть -- это не вопрос.
Для Чжуан Цзы имеет значение суть, он связан с внутренним, с
содержанием; а ученики озабочены делами, которые им предстоят.
Если наступит смерть, что нужно сделать? Что мы должны делать?
Мастер близок к смерти, так что там у нас насчет похорон? Тут
нужно все распланировать.
Мы спятили из-за планирования. Мы планируем жизнь, мы планируем
смерть, этим планированием мы разрушаем спонтанность, разрушаем
красоту, разрушаем весь экстаз жизни.
Мне рассказывали, как умирал атеист. Он не верил ни в Рай, ни в
Ад, но все равно он решил, что лучше всего будет прилично
одеться перед тем, как умереть. Он представления не имел, куда
он отправляется, потому что ни во что не верил, но все равно --
он явно куда-то уходил, поэтому перед тем, как отправиться
куда-то, это как должное -- быть опрятно одетым.
Он был человеком манер, этикета, поэтому он надел свой лучший
выходной костюм, галстук и все такое прочее, а затем он умер.
Позвали рабби, чтобы его благословить. "Этот человек, -- заметил
рабби, -- никогда не был верующим, но смотрите, как прекрасно он
сумел все спланировать! Он же неверующий, он же считал, что
впереди у него ничего нет, но как он аккуратно оделся и готов
предстать перед Всевышним!"
Даже если вы чувствуете, что впереди у вас ничего нет, вы все
равно постараетесь все заранее спланировать, потому что ум
всегда хочет играть будущим. Он прямо-таки в восторге, планируя
будущее, но он ужасно несчастен, если ему приходится жить в
настоящем. А планирование на будущее -- о, оно выглядит
прекрасным. Как только у вас появляется время, вы начинаете
планировать на будущее, этого ли мира, или того -- это не важно,
но -- на будущее. И ум наслаждается планированием. Планирование
-- это просто фантазия, мечтания, сны наяву.
Люди, подобные Чжуан Цзы, имеют отношение к сути, к содержанию,
но не к процессу. Они не озабочены деятельностью, их не
интересует будущее. Не нужно никакого планирования. Будущее,
жизнь -- сами позаботятся о себе.
Иисус говорил своим ученикам: "Взгляните на эти цветы, на эти
лилии, которые так прекрасны в своем великолепии, что даже
Соломон не был столь красив. А они не строят планов, они не
думают о будущем, и они не беспокоятся о следующем мгновении".
Почему же эти лилии так прекрасны? Откуда берется их красота?
Где она сокрыта? Лилии существуют здесь и сейчас. Отчего лицо
человеческое столь печально и уродливо? -- потому, что он
никогда не бывает здесь и сейчас, он всегда устремлен в будущее.
Он смахивает на привидение. Как вы можете быть реальны, если вы
не здесь или не сейчас? Вы можете быть только привидением, либо
безнадежно завязшим в прошлом, либо затерявшимся в будущем.
Чжуан Цзы умирает. В момент смерти Чжуан Цзы ученикам следовало
бы хранить молчание. Это было бы самым большим проявлением
уважения, какое только возможно, самой большой любовью, которая
только может быть. Мастер умирал. Они никогда не прислушивались
к его жизни, так, по крайней мере, они могли бы прислушаться
хотя бы к его смерти. Они могли не быть безмолвны в то время,
когда он говорил с ними на протяжении всей своей жизни; но
теперь он собирался дать им последний урок, последнее обучение с
помощью своей смерти.
Нужно быть бдительным, настороженным, когда умирает мудрец, ибо
смерть его необычна. Невежественный человек умереть так не
может. У вас есть ваша жизнь, и у вас есть ваша смерть. Если вы
были глупы во всей своей жизни, можете ли вы быть мудры в своей
смерти? Смерть -- это завершение, вывод, подведение итогов, это
заключение. В смерти присутствует вся ваша жизнь, суть ее,
главное, -- таким образом, глупый человек и умирает по-дурацки.
Жизнь уникальна, смерть тоже уникальна. Никто другой не может
прожить вашу жизнь и никто другой не может умереть вашей
смертью, только вы. Это уникально, этого никогда не случится
вновь. Направления, образы различны, и не только жизни, но и
смерти тоже. Когда умирает Чжуан Цзы, нужно быть абсолютно
тихим, чтобы ничего не упустить -- потому что _вы можете_
все упустить.
Жизнь -- длинная история, семьдесят, восемьдесят, сотня лет.
Смерть -- это одно мгновение. Это атомичное явление,
сконцентрированное в один миг. Она во много раз живее жизни, ибо
жизнь растянута. Жизнь никогда не сможет достичь такой
интенсивности, какой достигает смерть, и никогда не сможет стать
такой же прекрасной, какой может быть смерть, потому что жизнь
размазана. Она всегда тепловата.
В момент смерти вся жизнь достигает точки кипения. Все
испаряется из этого мира в тот, из тела в бестелесное. Это
величайшая трансформация, какая только возможна. И нужно быть
безмолвным, нужно быть почтительным, не нужно колебаться,
дрожать, ибо это произойдет в единое мгновение, и вы можете его
пропустить.
А эти глупые ученики толковали о похоронах и размышляли, как бы
все это повеличественнее обставить! А величественнейшая вещь в
это время проходила, происходила величайшая вещь, но они
размышляли о показном, о представлении. Ум всегда думает о
выставке(exhibition) -- он эксгибиционистичен.
Погиб Мулла Насреддин. Кто-то сообщил об этом его вдове, которая
как раз пила после обеда чай -- она уже выпила полчашки. "Твой
муж погиб, он попал под автобус", -- сообщил ей вошедший. Но
вдова Муллы Насреддина продолжала спокойно потягивать свой чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48