— Правильно! — закричал управляющий стройтрестом. Его благообразное, покрытое бисерными капельками лицо светилось радостью, словно Петра представили к ордену.
— Какие будут предложения? — спросил Инчутин.
— Выговор с занесением,— поспешно сказал заведующий промышленным отделом.
Петр понял: опытный горкомовец торопился перехватить инициативу, пока кто-то другой не внес более крутое предложение.
— Выговор...— насупясь, повторил Сабир Ахметович.— Другого зерна нет в твоей торбе!..
— Самый раз, самый раз! — весело поддержал управляющий стройтрестом.
— Взыскания у него есть? — спросил секретарь горкома, поворачиваясь к заведующему промышленным отделом, хотя знал, конечно, что у члена горкома не может быть взысканий.
— Нет.
— Зачем же тогда на всю катушку сразу...— возразил секретарь горкома.— По-видимому, вполне достаточно будет: строго указать.
Так и решили. Когда вышли из кабинета в приемную, первым к Петру протиснулся сияющий, как майский день, управляющий строй-трестом. Он был искренне рад.
— Поздравляю! — сказал он, тряся руку Петра.— Только все-таки,— шепнул он на ухо,— лучше, если бы выговор влепили. Сечешь?
- Секу,— ответил Петр, вполне разделяя его осмотрительность.
К счастью, совместные их опасения оказались напрасными, на том дело и осталось. А ровно через год, выдержав точно уставной срок, взыскание с Петра сняли...
И все-таки народная мудрость не была опровергнута: хороший поступок не остался безнаказанным. Наказание последовало строгое, можно сказать, безжалостное и... совершенно непредвиденное.
Решаясь на свой активно противоправный поступок, Петр вовсе не закрывал глаза на возможность строгого наказания. Он.имел в виду административное наказание: выговор, может быть, даже снятие с работы. О наказании уголовном он как-то всерьез не задумывался. Очень сильна была вера в то, что разбираться будут по существу.
Наказание пришло с другой стороны и совсем в другой форме. Притом выявилось, что его неотвратимость заложена в самом поступке и спастись от этого наказания или хотя бы уклониться от него не только сам Петр не мог, но, как выяснилось вскоре, и никто другой не избавил бы его.
Какое же неотвратимое наказание постигло Петра за добрый его поступок? Тут Петр Николаевич выбросил несколько написанных мною страничек и значительно короче и толковее изложил суть дела:
«Строительство нового клуба обошлось в триста тысяч. Кожкомбинату их посулили, но не дали. И все расходы по строительству пришлось оплачивать из оборотных средств.
А что такое оооротные средства?.. Каждому предприятию государство выделяет определенную сумму оборотных средств. Они хранятся в местном отделении Госбанка на текущем счете предприятия. С текущего счета берутся деньги на оплату сырья, материалов, электроэнергии, на выдачу заработной платы и так далее. В свою очередь деньги, вырученные при продаже изготовленной заводом продукции, поступают в Госбанк и зачисляются на текущий счет предприятия. То есть деньги эти все время в движении, вобороте, отсюда и термин «оборотные средства».
Сколько именно этих оборотных средств следует выделить предприятию, определяется при утверждении промышленно-финансового плана. Надо заметить, что лишних денег у государства нет и лимит оборотных средств устанавливается предельно жесткий: ровно столько, сколько действительно необходимо предприятию при условии нормальной, то есть хорошей, работы, и ни копейки больше...
Нетрудно сообразить, что должно случиться, если из оборота выхватить изрядную сумму, скажем, триста тысяч, и потратить их на посторонние цели, скажем, на строительство клуба. Оставшихся денег не хватит, чтобы своевременно выдавать зарплату, оплачивать счета поставщиков на сырье и материалы. Задержка заработной платы неминуемо скажется на трудовой дисциплине и производительности труда; неаккуратному плательщику поставщики станут отгружать материалы в последнюю очередь...» То есть, попросту говоря, деньги на клуб взяли из заводского кармана. А он не бездонный, и триста тысяч для него не безделица. Денег в заводском кармане стало меньше на триста тысяч, и для завода наступило лихое время.
Колесо закрутилось, только не в ту сторону. День ото дня дела шли все хуже и хуже. Наконец дошло до того, что впервые за много лет кожкомбинат начал срывать выполнение месячных планов. И так же как раньше Петра где надо и не надо расхваливали и ставили в пример, теперь на каждом шагу коллектив кожкомбината и особенно его директора поносили последними словами. И было за что: с каждым месяцем финансовое положение предприятия ухудшалось. Пользуясь термином XIX века, скажем так: завод становился банкротом. Петр и все его помощники, весь технический персонал кожкомбината бились как рыба об лед. Проявляли чудеса технической смекалки и хозяйственной изворотливости. Но это только затягивало агонию: выбраться из прорыва своими силами было невозможно.
Петр не уподобился страусу, прячущему голову в песок. Нет, он усердно обивал пороги всех руководящих инстанций, доказывая неопровержимыми документами очевидную истину, что у кожкомбината недостает оборотных средств. С ним охотно соглашались, потому что не согласиться было нельзя. А дальше начинался такой разговор:
— Да, действительно недостает. Но вам же были выделены оборотные средства в необходимых размерах...
— Но теперь-то их нет!
— Где же они?
— Триста тысяч ушло на клуб.
— А позвольте, кто же разрешил вам строить за счет оборотных средств?
— Никто не разрешал.
— Кого же вы вините?..
Винить Петру было некого, кроме самого себя, и он отправлялся в следующую, более высокую инстанцию. Но и там" разговор шел по той же несгибаемой схеме: «Вам были выделены средства в необходимых размерах... Где же они теперь?..» «Кто разрешил?..» и «Кого же вы вините?..» Это уже непременный финал: «Кого же вы вините?..»
А один высокоруководящий товарищ произнес в сердцах, когда отчаявшийся Петр очень уж долго от него не отставал:
— Благодарите бога, что под суд не угодили! И тут Петр не выдержал, лязгнул зубами:
— Да уж лучше бы угодил!..
Потому вырвалось такое, что все чаще приходила в голову мысль: уж лучше бы на том бюро вместо «строго указать» выдали на всю катушку, сняли с работы и дело с концом. Обидно, конечно, но зато не знал бы этой каждодневной мучительной тягомотины... Но эти розовые в крапинку мечты изменить что-либо в беспросветном, безнадежно убогом ходе дел никак не могли, и чем все это закончится, предсказать тоже никто не мог. Одно было совершенно ясно Петру: хорошему концу неоткуда взяться...
Петр пытался как мог поддерживать на плаву свой тонущий корабль, но действовал уже без всякой надежды, только по инерции. И когда дошел до того, что впору рукой махнуть и пустить все на волю божью, кто-то его надоумил:
— Сходите-ка вы в Министерство финансов, к Кузнецову Ивану Кузьмичу.
И, увидев искреннее недоумение Петра, пояснил, что Иван Кузьмич хотя и занимает очень даже скромную должность, но он старейший сотрудник министерства, «еще при царском режиме в казенной палате служил».
На контрдоводы Петра, что по этому делу он был у самого министра финансов и даже у председателя Совета Министров, последовал вопрос:
— Ну и как? Помог вам министр финансов?.. То-то и оно! А Иван Кузьмич поможет. Если захочет...
Петру терять было нечего, и он пошел к Ивану Кузьмичу.
Как и сказано было, должность Иван Кузьмич занимал весьма скромную, но пользовался в министерстве особым уважением. Это Петр сразу заметил, едва произнес его имя. Даже фамилию не стали спрашивать. Тут же повели Петра куда-то в самый конец длинного коридора, где в узкой, как пенал, комнате, между стеллажами, заполненными кипами папок, стоял крохотный столик, за которым и восседал загадочный в своем могуществе Иван Кузьмич — седой старичок, усохший до того, что утратилось сколь-нибудь точное представление об истинном его возрасте. Петр сразу узнал его. Этот самый Иван Кузьмич много лет назад предостерегал Петра, беседуя с ним на палубе ленского парохода. Иван Кузьмич, кажется, тоже признал Петра, но виду не подал.
Петр поклонился, представился и сказал, что пришел за помощью.
— За помощью?..— с благодушно-веселой, нимало не ехидной усмешкой переспросил Иван Кузьмич.— За помощью ходят к власть имущим.
— У вас, уважаемый Иван Кузьмич, наиболее авторитетная власть, проистекающая из глубокого знания и долголетнего опыта,— несколько витиевато возразил Петр и, чтобы окончательно подольститься к старому человеку, добавил почтительно: — Вы ведь очень давно... по этому ведомству.
И, по-видимому, точно угадал чувствительную струну. Старик просто расцвел на глазах.
— Давненько, давненько...— согласился Иван Кузьмич.— Еще при графе Сергее Юльевиче Витте зачислен был на службу в сие ведомство... Так какое у вас ко мне дело?
Петр сказал, что дело очень сложное и всем пока что непосильное, изложил его суть и не удержался, чтобы не поплакаться в жилетку.
Иван Кузьмич слушал внимательно, не перебивая, а выслушав, улыбнулся мягко, совсем по-стариковски, и ответил, что дело это вовсе не такое уж хитрое. Петр ушам своим не поверил.
— Да я и к министру, и к самому председателю Совмина!..— возопил он.
— Все так,— согласно кивая, подтвердил Иван Кузьмич,— а только дело ваше вовсе простое.
— Научите! — взмолился Петр.— Век буду... .
— Извольте выслушать,— со скромным достоинством сказал Иван Кузьмич.— Пойдите к вашему министру, к Ивану
Григорьевичу, и попросите его, чтобы издал приказ: провести на вашем предприятии по состоянию на первое января предстоящего года полную инвентаризацию всех материальных ценностей, всех основных и оборотных средств.
К Петру еще не вернулась способность соображать. Он не понял глубинного смысла, заключенного в сказанном ему, и тупо спросил:
— А потом?..
И вот тут Иван Кузьмич позволил себе усмехнуться:
— А потом все пойдет само собой... И вам придется потерпеть только до балансовой комиссии. Теперь понятно?
Петр готов был повалиться в ноги старику. Теперь-то и он все понял.
— Как мне вас отблагодарить! — воскликнул Петр.
— А есть такое желание? — усмехнулся Иван Кузьмич, на сей раз уже с хитрецой.
— Помилуйте!..— только и мог произнести вконец растрогавшийся Петр.
— Ну что ж! Услуга за услугу,— сказал Иван Кузьмич.— Есть у меня внучок. Наградил господь ростом: два аршина пятнадцать вершков. Понимаете,— подчеркнул он с гордостью,— одного вершка до сажени не хватает! Соответственно и нога. Вы вот какой размер носите?
— Сорок второй.
— Вот, сорок второй. А внучок — пятидесятый!.. Таких нигде не купишь, не продают. А внучок — охотник и рыбак, без сапог ему невозможно.
— Иван Кузьмич, дорогой!..— Петра потрясла несоразмерность взаимных услуг.— Покуда я жив, босиком внучок ваш ходить не будет. Пусть придет ко мне завтра утром — мерку снимем.
Так вот и завершилась эта многострадальная и немало лет тянувшаяся история. Осталось сделать только небольшое пояснение для читателей, неискушенных в экономике промышленных предприятий.
Когда проводят полную инвентаризацию — проверяют, то есть пересчитывают или взвешивают, все имущество предприятия, от зданий и сооружений до последнего гвоздя или шурупа на складе. Завершается это действо составлением инвентаризационной ведомости. В ней графы: первая — «Наименование предмета», вторая — «Числится по документам»,
третья — «Имеется в наличии» — и, как главный результат, две итоговые графы: «Излишки» и «Недостачи». Поскольку разрешения на строительство клуба не было, то он по документам как бы и не строился, то есть его как бы и не было — опять-таки по документам. Но фактически он оказался в наличии, так как реально существовал. И, таким образом, клуб попал в графу «Имеется в наличии», а затем и в графу «Излишки». В излишках ни много ни мало оказался один клуб.
А последний аккорд всей инвентаризационной операции — постановление балансовой комиссии: «Недостачи списать, излишки оприходовать».
Клуб оприходовали, и он перешел, как и все прочие здания, в раздел средств основных, уйдя, таким образом, из раздела средств оборотных. И сразу выявилось, что у кожкомбината недостает трехсот тысяч оборотных средств, кои ему, в полном согласии с законом, незамедлительно пополнили.
И мгновенно все встало на свои места. Директору кожкомбината жить стало легче и веселее, но история эта с ее неожиданным финалом запомнилась ему надолго, и не один раз возвращался он к ней в своих размышлениях.
Что собирались отдать его под суд, прекрасно понимая, что нет в его действиях ни корысти, ни бесхозяйственности, и что столько ответственных и облеченных немалой властью людей (четырнадцать членов бюро плюс приглашенные на заседание) больше часа всерьез обсуждали это намерение,— это как раз не представлялось ему сколько-нибудь удивительным. Тут все понятно. Есть закон, точнее, инструкция. Нарушил инструкцию — отвечай!
Куда больше поражало другое. Как могло случиться, что ни министр финансов, ни председатель Совмина, ни его заместитель, ведавший промышленностью и финансами, ни их многочисленные референты и консультанты — словом, никто из лиц достаточно компетентных не смог найти выхода из создавшегося трудного положения, хотя выход этот, как показал Иван Кузьмич, спрятан вовсе не глубоко? Так почему же?.. Вовсе не потому, что не хотели. Нет, как раз все хотели, потому что выпутаться из этого нелепого положения, да побыстрее, в данном случае было, как говорится, в общих интересах.
Так почему же все-таки?.. Почему спасовали дипломированные финансисты, экономисты и юристы?.. Скорее всего, по причине непоколебимой веры во всемогущую инструкцию, точнее, во всемогущую систему инструкций. Одна инструкция другую подпирает. Построили клуб без разрешения — ин-
струкпию нарушили, значит, и голову ломать нечего: никакая другая инструкция первую не отменит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52