Задача ясна. Долго раздумывал: где в свои пятьдесят пять лет я сумею больше принести пользы? Там, на востоке, или в тылу врага? За плечами опыт боев в империалистическую войну, партизанская и армейская школы Пархоменко и Чапаева, курсы в высшей стрелковой школе, двадцатитрехлетний стаж работы с людьми, двадцать два года работы в партии. Коммунисты, рабочие, жители Путивля избрали меня председателем исполкома горсовета. Как же оставить своих избирателей, если сюда придет враг? Ведь председатель исполкома — это представитель советской власти в городе, а власть наша народная, с народом она делит радость и горе...
Твердо решил — останусь.Вечером собрался партийный актив. Внимательно выслушали сообщение о работе ЦК КП(б)У по подготовке к развертыванию партизанской борьбы в районах, которым угрожала оккупация. Речей не произносили. Все ясно. Нужно действовать.
Решили, соблюдая строжайшую секретность, создать из партийного и советского актива района и личного состава истребительного батальона, сформированного при совете Осоавиахима, четыре партизанских отряда: первый — в Спадщанском лесу, второй — в Новослободском, третий — в Казенном, четвертый — в селе Литвиповичи.
Отрядом в Спадщанском лесу поручено командовать мне, в Новослободском — Рудневу. Кроме того, мне поручили создать три базы с продовольствием и снаряжением: одну в Спадщанском лесу, вторую в Монастырском, третью в массиве молодого сосняка, невдалеке от села Ильино-Суворовка. Расчет простой: в случае тяжелого положения, которое может создаться в Спадщанском п Монастырском лесах, Ильино-Суворовская база, заложенная в степи, далеко от дорог, будет надежным резервом.
20 августа. Задание райкома по закладке баз выполнено. Вчера закончили последние работы. Этим делом занимались я, Коренев — директор инкубаторной станции, заведующий отделом коммунального хозяйства горсовета Попов, председатель Кардашев-ского сельсовета Рыжков, коммунисты Козаченок, Мерзляков, Толстой, Войкин и Демьяненко.
Под видом оказания помощи Красной Армии мы изготовили 250 котелков, несколько десятков ведер и баки для варки пищи. Запасли 75 пар сапог, 250 шапок, 100 ватных курток, 500 пар белья, 100 пар рукавиц, полторы тонны сливочного масла, полтонны варенья, тонну колбасы, крупы разной, лапши, сала, соли, сахара, сухих овощей и фруктов. Из боеприпасов сумели раздобыть 750 килограммов аммонала. Все это днем свозили на склад горсовета, а ночами скрытно переправляли в лес.
На местах расположения баз вырыли 132 ямы, уложили туда все заготовленное, закрыли дерном и хорошо замаскировали. Одним словом, действовали по принципу: дальше спрячешь — ближе возьмешь.
28 августа. Фронт приблизился к Путивлю. С утра начали эвакуацию района. Отправил и я свою жену Екатерину Ефимовну. Поехала она на подводе еще с одной женщиной, взяв с собой маленький узелок с вещами.
6 сентября. Уже отчетливо слышна артиллерийская канонада. Продолжаем эвакуацию горожан. Выезжают женщины, старики и дети. Руднев со своим отрядом, в который вошли активисты районной организации Осоавиахима Базыма, Панин, Покровский, Пя-тышкин, Политуха, всего двадцать шесть человек, уехали в Сумы на краткосрочные курсы диверсантов-подрывников.
8 сентября. Отправил в лес весь состав своего отряда из девяти человек: Попов, Войкин, Мерзляков, Демьяненко, Рыжков, Ко-заченко, Толстой, Бородин. Старшим назначил Алексея Ильича Коренева — человека с большим жизненным опытом, партизана гражданской войны. Сам пока остался в городе.
9 сентября. В середине дня приехала в Путивль из Харькова группа белорусов. Белорусские товарищи были там на краткосрочных курсах минеров. В связи со сложившейся на фронте обстановкой их перебросили к Путивлю. Здесь командование предложило им выбор: или влиться в оборонявшие город части генерала Чеснова, или идти в партизаны. Почти вся группа присоединилась к армейской части, а четверо решили остаться у нас. Это коммунисты Курс, Юхновец, Терехов и Островский.
Николай Курс—рассудительный, вдумчивый. У него фигура гимнаста и красивое приветливое лицо. Виктор Островский и Василий Терехов — прямая противоположность друг другу. Первый молчалив, сдержан, второй — шутник и балагур. Юхновец Георгий Андреевич — самый старший из четверки, ему лет сорок. Спокойный, с большими рабочими руками и тяжелой походкой. Наблюдая их мужественное поведение во время бомбежки города, я понял: это стойкие и решительные люди.
Город опустел. Население, не успевшее эвакуироваться, попряталось. По улицам ходит только нас пятеро, вооруженных винтовками. Проверили учреждения, склады, магазины. Везде пусто, за исключением типографии районной газеты. Машины, шрифты, бумагу — все это ценное имущество какие-то разгильдяи бросили на произвол судьбы. Берите, мол, господа фашисты, пользуйтесь! Обнаруженное имущество, что смогли, попрятали, а остальное уничтожили.
В райпотребсоюзе нашли 120 тонн соли. Всю раздали населению. Научному сотруднику краеведческого музея Шелемину было поручено спрятать в действующей церкви экспонаты музея. Задание это он выполнил весьма искусно.
10 сентября. Гитлеровцы на подступах к городу. Рано утром мы оставили помещение горисполкома, служившее нам штаб-квартирой. Обосновались в городском парке, откуда продолжали вести наблюдение за приближающимся противником.
Под вечер в городе появились первые вражеские солдаты. От фашистов отделял нас один квартал. Чертовски хотелось отправить на тот свет одного-другого гитлеровского молодчика, но
вступать в бой с разведкой и этим обнаруживать себя мы не имели права, Нужно уходить в лес, пока оставался свободным от врага единственный семикилометровый путь по заболоченному берегу Сейма.
Пробирались скрытно по болоту, камышами. Тропки изучили еще во время занятий в Осоавиахиме. Все же противник заметил пас п открыл минометный огонь. Пришлось зайти в болото поглубже. К лесу добрались только к полуночи, усталые и насквозь промокшие.
Лес встретил нас неприветливо. Мелкий назойливый осенний дождь не переставал моросить, под ногами хлюпала вода, темень кромешная. Окончательно выбившись из сил, решили отдыхать стоя, прислонившись к дереву. Так стоя и заснули. Проснулся я от ужасного озноба, вижу — белорусы тоже постукивают зубами.
// сентября. На рассвете сориентировались, где находимся. Место плохое, недалеко от опушки, лес из редкой тонкой сосны, видно нас далеко. Нужно уходить.
После часовой ходьбы немного согрелись. Хотелось есть. Обшарили карманы. У Курса и Островского нашлось граммов триста размокшего хлеба, смешанного с табачной пылью. Разделили поровну. Попробовали разжечь костер — не вышло. Спички так отсырели, что при всем старании огня добыть не удалось.
Пошли дальше искать отряд. Однако задача эта оказалась не ИЗ легких. Спадщапский лес своеобразен: в нем много мест, похожих одно на другое. До войны было немало случаев, когда не только горожанки—путивльские женщины, собиравшие грибы, но и охотники из близлежащих сел и хуторов блуждали в ЭТОМ лесу.
Лесной массив довольно большой, он заполняет западнее Путивля все Междуречье между Сеймом и Клевенью. С юго-запада на север Спадщапский лес окружен болотами, непроходимыми после дождей, особенно весной и осенью.
Высокий, заросший травой и редким кустарником дубняк сменяется растущим в низине березняком, который, в свою очередь, переходит в сосняк с оголенной почвой или в стоящий сплошной темно-зеленой стеной ельник. Светлые редколесья чередуются с зарослями орешника.
Когда мы возили продукты к базам, я примечал отдельные деревья, молодые посадки, даже надламывал небольшие ветви, делал кое-где заметки. Теперь же мне казалось, что мы уже пришли на те места, но моих заметок нет. Ищем, ищем — и все безрезультатно. А Коренев должен быть где-то здесь, возле базы. Но где же она?
12 сентября. Путь преградила широкая грейдерная дорога, идущая от Путивля к селу Спадщина. Мы не решились переходить ее днем, ждали, пока стемнеет.
Взяли направление в глубь леса. Шли всю ночь под дождем. Промокли, озябли и устали настолько, что перестали ощущать сырость и холод. Наступило какое-то оцепенение. Ноги передвигались механически.
13 сентября. На рассвете подошли к опушке. В ста метрах от леса окраина знакомого села Старая Шарповка. Приняли отчаянное решение: будь, что будет, пойдем в село, обогреемся.
К крайней хате подошли незамеченными, постучали. Хозяйка, увидев нас, запричитала:
— Ой, лышенько, що ж цэ робыться?! Так, мабуть, и мий бидный дэсь блукае...
Она быстро разожгла печку, предложила нам обсушиться, сама принялась кухарить, а девочку лет десяти на всякий случай послала наблюдать. От тепла, домашнего уюта и сознания, что скоро поешь, по телу разлилась приятная истома. Но, увы, минут через двадцать прибежала девочка:
— Мамо, в сэло нимци прыихалы.
Хозяйка на ходу сунула нам спички, хлеба... И вот мы снова в лесу под дождем, но теперь дело обстоит лучше — можно обсушиться у костра.
Есть хотелось еще сильнее. Решили нарыть картошки на огородах, прилегавших к самому лесу. По-пластунски поползли на огороды. Лежим и роем. Вдруг шорох, треск ветки. Из густого кустарника высунулась закутанная в платок женщина и приглушенно зашептала:
— Тикайте, нимци идуть!
Снова в лес. Часа полтора выжидали, потом разожгли костер, испекли картошку, поужинали с большим аппетитом... Переночевали в стоге сена. К утру просохли окончательно.
14 сентября. Продолжали поиски группы Коренева, но тактику изменили. Раньше ходили все вместе, а теперь, наметив пункт сбора, разошлись поодиночке. Так что вероятность встречи с товарищами возросла.
18 сентября. Четыре дня блуждали по лесу и все безрезультатно. Решили связаться с подпольем. Пошел на место явки в хутор Кутыри. Там выяснил, что члены районного актива, которым райком партии поручил возглавлять работу подполья и партизанскую борьбу в районе, где-то застряли.
19 сентября. Пробираясь молодым лесом, я услышал, что за мной кто-то идет. Прибавил шагу, но они не отстают. Пошел медленнее, и вот молча догоняют двое с оружием. Грязные, заросшие. На пилотках звездочки, на гимнастерках петлицы. Молчим, настороженно приглядываемся друг к другу. Так прошли метров сто. Потом один резко спросил:
— Кто вы такой? — и вынул наган. Ответил спокойно, с достоинством:
— Хозяин здешних мест.
— Это что же,— говорит,— немцы вас поставили? — и взводит курок.
Я вскипел, выругался, рука с браунингом сама выдернулась из кармана. Говорю:
— Я командир здешнего партизанского отряда! А вы кто такие? Чего по лесу шляетесь?
Стоят, улыбаются:
Ты, папаша, не шуми. Если ты командир отряда, то и мы к тебе пойдем в партизаны, а если предатель, все равно расстреляем. Нас здесь много!..
Оружие спрятали, разговор пошел спокойнее. Выяснилось, что они уже видели Коренева и условились встретиться с ним завтра утром на усадьбе лесника.
Возвратился к белорусам, рассказал о встрече с красноармейцами, которая чуть было не стоила мне жизни. Наконец-то нашли своих!
20 сентября. Утром в назначенном месте впервые собрался весь Путивльский партизанский отряд: группа Коренева, товарищи из Белоруссии и присоединившиеся к нам красноармейцы. Теперь каждый ощутил локоть товарища, почувствовал, что он снова в советском коллективе, среди друзей.
В мирной жизни мы нередко наблюдали волнующие встречи людей, но ни с чем несравнима встреча, пережитая нами в этот памятный день. Теперь каждый знал, что впереди — борьба! Трудная, опасная, но борьба, а не томительное блуждание и созерцание народного горя.
В домике лесника люди отдыхали, знакомились друг с другом. Я пошел побродить по лесу. Хотелось многое обдумать. Собралось нас 42 человека, из них 36 вооружены винтовками и шестью автоматами. Это уже сила немалая! Можно и нужно начинать действовать.
Общая задача отряда ясна. Она четко определена в обращении Центрального Комитета партии к народу. Волновало другое. По опыту империалистической и гражданской войн я знал, как важно для быстрого сколачивания крепкого, боевого коллектива добиться успеха в первом бою, в первые дни существования отряда.
Вспоминал многое: и эпизоды из боевой жизни разведки, и события во время революции, и героические действия Пархоменко, Чапаева, и борьбу с бандами. Воскресло в памяти когда-то слышанное о партизанах прошлого века: о лихих налетах гусара Дениса Давыдова на тылы Наполеона, о мудрости Василисы Кожиной, о засадах Гарибальди. Постепенно сложился план действий.
21 сентября. День ушел на изучение обстановки и знакомство с людьми. Товарищи, пришедшие в лес раньше, уже установили связь с населением окрестных сел. Выяснили, что оккупанты в основном базируются в Путивле, а в села наведываются только за продуктами. Чувствуют они себя полновластными хозяевами, вылавливают коммунистов, комсомольцев, активистов. Наглость их продовольственных команд растет с каждым днем. Они грабят народ, забирают хлеб, скот, птицу. Население пока не оказывает активного сопротивления, но ненависть к фашистам растет быстро, повсеместно поговаривают о необходимости решительно бороться с врагом.
У нас плохо с боеприпасами. На винтовку всего по двадцати патронов, к автомату — по одному неполному диску, во всем отряде восемь гранат. Аммоналом пользоваться нельзя — нет детонаторов.
Единственное, что радует душу,— это люди. В отряде собрались представители трех поколений большевиков: старые бойцы революции, умудренные большим жизненным опытом; люди средних лет, закаленные трудностями строек индустриализации и борьбы с кулачеством, и, наконец, молодежь, красноармейцы, вышедшие из окружения и сохранившие свою воинскую честь и достоинство. Хотя у некоторых из молодых есть случаи недисциплинированности и молодечества, но это наносное, временное. Подтянутостью и военной выправкой выделяются сержанты Карпенко, Васильев и Цимбал.
Среди дня услышали сильный взрыв со стороны Новой Шарповки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28