— Это устройство не предназначено для компьютерного центра. Я хочу, чтобы оно было встроено в меня, — он похлопал себя по груди и довольно улыбнулся. — А здесь не так много свободного места. Мы должны будем отправиться на Медицинский Остров и посмотреть, что они смогут сделать для миниатюризации аппаратуры
— Я в них не сомневаюсь. Они... о, черт! —
из кухни раздался сигнал таймера. — Вы идите и садитесь за стол, а я принесу суфле.
Во время обеда Дэниел сидел с Товак и Лидией, стараясь вести себя, как в былые времена, как будто он заглянул к друзьям, когда они собирались садиться за стол, а он сам уже пообедал.
После салата Товак пошла в кухню, чтобы принести суфле. Лидия положила ладонь на руку Дэниела и тихо спросила:
— Я толком не поняла. Что хотел от вас этот Освальдо Мгоабе?
— Он планирует большую экспедицию и предлагает мне принять участие. Рассказал длинную увлекательную историю. Предполагал, что я приму это за чистую монету, но в его рассказе слишком много недоговоренностей и темных мест. Единственное, в чем я точно уверен, — ему нужен «железный» человек, чтобы справиться с трудностями, непреодолимыми для нормального человеческого тела.
— Например?
— Вы помните старый фильм про Адама Линка?
Она покачала головой. Дэниел слышал, как Товак гремит на кухне, и заметил, что Лидия повернула голову, чтобы посмотреть, возвращается Товак или нет.
— Не помню.
— Да, это было задолго до вашего рождения. Линк... — он умолк, почувствовав, что пальцы девушки сжали его запястье. Лидия почти незаметно кивнула в сторону кухни. В проеме двери показалась Товак с миской горячего дымящегося суфле, которую она держала
руками в мягких рукавицах, чтобы не обжечься.
Товак поставила еду на стол, села и прин лась раскладывать по тарелкам.
— В зоне никогда не поверят, — заметила она. — Настоящие овощи и натуральный сыр, а едим мы из фарфоровой посуды металлическими приборами! Сомневаюсь, что даже директор компании может себе это позволить.
Дэниел покачал головой. Товак засмеялась.
— Знаете, Дэн, кто вы? Путешественник во времени. Вы чужой, но не с другой планеты, а из другой эпохи.
— Думаю, вы правы, — грустно согласился он. — Послушайте, сколько времени займет ваша работа? Этот преобразователь, что вы конструируете для меня?
— Вы спрашиваете официально или нет?
— А какая разница?
— Ха! Неужели вы настолько чужой? Послушайте, Дэн. Мы с Лидией живем в старинном доме, спим на двухспальной кровати с настоящими простынями и одеялом из натуральной шерсти. Мы питаемся так, как может себе позволить только великий спортсмен или высший государственный чиновник. Не думаю, что вы представляете себе положение в зонах. А ведь там находятся редкие счастливчики. Места, подобные этому, — она указала рукой на копию старинного дома и отель, — можно сравнить с древними королевскими дворами.
Она повернулась и махнула рукой в сторону окна.
— Там люди борются за существование в таком перенаселенном обществе, что вы н поверите, и довольствуются таким рационом что вы не захотите поверить Если бы он жили в других странах, то, вероятно, прожили бы ровно столько, чтобы произвести на свет кучу золотушных детей, которых они не смогут прокормить и вырастить.
Она повернулась к столу и зачерпнула горячей еды.
Дэниел перевел взгляд с Товак на Лидию. Лидия побледнела и сидела неподвижно, положив руки на колени.
— Не вижу, какое отношение все это имеет к моему вопросу, — сказал Дэн. — То есть, официальный он или нет.
— Ладно, — Товак раздраженно надула щеки. — Придется разложить вам все по полочкам, Дэниел. Мы живем гораздо лучше — Лидия и я, — чем когда-либо в своей жизни. Мы родились в этом мире, а не в ваш золотой век с настоящим животным протеином каждую неделю и продолжительностью жизни в полстолетия или даже больше Мы родились в этом мире и зубами, когтями и лестью проложили себе путь в зону, где нам гарантировано стандартное двухразовое питание и медицинское обслуживание, и если мы будем избегать неприятностей и добросовестно трудиться шесть дней в неделю, то сохраним нашу работу и комнату. Как и все, живущие сегодня, мы были счастливы немного подняться выше среднего уровня и поддерживать такое положение вещей.
А затем появляетесь вы и спасаете Лидию от парочки садистов — насколько я поняла из
рассказа Лидии, у них на уме ничего другого и не было. Вам она приглянулась, и вы вытащили ее из зоны и устроили ей такую жизнь, о которой она даже не смела мечтать.
Дэниел посмотрел на Лидию. Та слушала Товак с абсолютно бесстрастным выражением лица.
— И в качестве дополнительной льготы, — продолжала Товак, — потому что мы подруги и потому что Лид попросила, вы и меня прихватили. За что, добрый хозяин, примите мою неизмеримую благодарность.
Легкий поклон только подчеркнул горечь ее слов.
— Итак, вы спрашиваете, когда мы собираемся закончить работу, для которой вы нас на-няли^А что будет потом? Вы опять вернетесь ^1а собственный Медицинский Остров к своей команде протезистов? Или выберете Хоккайдо, свое родовое поместье? И будете играть в самураев с игрушечными мечами и гейшами, которые укладывают вас в постель, когда вы устанете и сонный возвращаетесь домой?
Она так сильно ткнула вилкой в тарелку, что та соскользнула со стола и упала на пол. Она ударилась краем и разбилась. Товак уронила вилку на стол и закрыла рот руками. Девушка глубоко вздохнула и застыла, глядя на лежащие на полу две половинки тарелки.
Дэниел подобрал осколки и краем одного из них принялся собирать разлившееся суфле на плоскую поверхность другого. Две смуглые руки присоединились к его рукам, помогая наводить порядок. Он посмотрел в глаза Лидии, а затем снова принялся собирать разбросанную пищу.
— Я сейчас начну укладывать вещи, — услышал он голос Товак. — Это моя вина, а вовсе не Лидии.
Она отодвинула свой стул и встала.
— Подождите, — Дэниел встал и поднял на ноги Лидию. Он отнес разбитую тарелку на кухню, выбросил ее в мусоросборник и вернулся в столовую.
— Послушайте, почему вы так расстроились, Товак? Разбили тарелку. Ну и что?
— Что? — ее и без того бледное лицо еще больше побелело. — Вы имеете представление, сколько может стоить эта тарелка? Постойте, я достану осколки из мусора. Их можно склеить. Тарелка уже не будет такой ценной, но все же...
— Замолчите! — крикнул Дэниел. — Черт бы вас побрал, Товак, это всего лишь дурацкий кусок фарфора! Вы с ума сошли, поднимая вокруг него такой шум! Мне жаль, что вы так огорчились. Но мы можем поговорить ..
— Даже склеенная, — продолжала она, — эта тарелка стоит больше, чем я зарабатываю за год! Вы понимаете, что я вам говорю? Вы чужой в этом мире. Как марсианин или неандерталец. Вы не понимаете нас. Вы не представляете себе, что сколько стоит.
— А вы не представляете, куда катится этот мир! Мне очень жаль. Похоже, это сверхсекретная информация, но вы должны знать правду. Эти так называемые временные изменения совсем не временные. Положение не улучшится
и даже не стабилизируется, и в конце концов на планете не останется ничего живого. Обитатели Островов могут спастись и, скорее всего, так и будет, поскольку температура растет постепенно, и они смогут перемещать Острова, пока не окажутся на безопасном от Солнца расстоянии. Но Земля поджарится вместе с населяющими ее живыми существами. Правда, к тому времени ничего живого здесь уже не будет.
В наступившей тишине - Дэниел подошел к окну и выглянул на улицу. В окне отражалась Лидия. Она сидела, опустив голову и сложив руки на коленях. Рядом с ней стояла Товак, одна рука ее лежала на плече Лидии, как бы успокаивая подругу, другую она прижимала ко лбу.
Товак повернулась к Дэниелу. В окне он заметил движение ее губ, когда она произнесла одно единственное слово:
— Когда?
Дэниел посмотрел ей в лицо.
— Не очень скоро. Все будет происходить постепенно. Если бы на планете было небольшое по численности население и сильно развитая промышленность, то мы успели бы построить достаточное количество кораблей и Островов, чтобы вовремя эвакуировать значительную часть людей. А поскольку...
Он медленно покачал головой.
— Когда? — повторила Товак. — Вы можете выразиться точнее, Дэн. Когда?
Он провел рукой по лицу — четырьмя пальцами по одной щеке и большим пальцем по другой, — прижимая свою синтетическую кожу к
искусственным зубам и подбородку. Во рту у него был гибкий язык. При помощи синтезатора звуков и умения управлять своим ртом, зубами и языком, как перестраиваемым резонатором, он теперь был способен воспроизводить гораздо больший диапазон звуков, чем раньше, когда имел настоящее тело.
«Возможно, — подумал он, — мне следует отказаться от незаслуженного богатства. Стать трубадуром. Человеком-оркестром. Он сможет воспроизводить звуки барабанов и органа, пение целого хора, плач скрипок и звуки труб, воспевая удивительные подвиги и необыкновенную учтивость доктора Ройс, Кимуры и всего персонала Медицинского Острова.
Если на Рыбачьей Пристани еще собираются туристы — в том случае, если вообще сохранилась Рыбачья Пристань, — то можно приходить туда рано утром и зарабатывать себе на завтрак. Особенно сейчас, когда я вообще не завтракаю.
И посмеяться над Освальдо Мгоабе и его расторопными слугами».
Товак кашлянула. Она вопросительно смотрела на Дэниела.
Вернувшись к действительности, он повернулся и оперся руками о крышку стола.
— Прошу прощения. Задумался на минуту. Вы что-то сказали? Нет? Я отвлекся.
— Бога ради, Дэн, вы только что сказали, что наш мир должен погибнуть, — Товак стукнула пальцем по деревянной крышке стола рядом с ладонью Дэниела. — Когда это должно произойти?
— Точно не знаю. Если исходить из графика Мгоабе, то не станет особенно жарко до последней четверти следующего столетия. Я хочу сказать, что хотя в тропиках будет становиться все жарче, а зона пустынь расширится, но откроются новые пригодные для жизни регионы. Гренландия, Сибирь, Баффин, Виктория, Сахалин, Камчатка. Я не говорю об Антарктиде! Если мы освоим ее...
— Прекратите!
— Что?
— Ради всего святого, - Дэн, я не просила читать мне лекцию.
— Но вы спрашивали...
— Когда, черт побери, это произойдет?
— Ну... как утверждает Освальдо Мгоабе, сейчас мы осваиваем новые территории немного быстрее, чем теряем старые. Но это не может продолжаться долго. Он прогнозирует, что равновесие наступит примерно через шестьдесят лет, затем будет двадцать-тридцать лет стабильного состояния, после чего все полетит к черту.
— Отлично.
— Что... я не понимаю.. — Дэниел удивился ее реакции.
— Вы хотели, сколько времени займет у нас разработка и изготовление опытного образца преобразователя, а также программного обеспечения.
— Да.
— Тогда слушайте меня внимательно, — она при каждом слове постукивала кончиком пальца по крышке стола. — Идите вы к черту, мистер.
— Что? — Дэниел перевел взгляд с Товак на Лидию, а затем снова на Товак. — Вы серьезно?
— Можете быть уверены. Я забочусь о себе и о своей подруге. Ведь лет через сто этому миру придет конец, так? К тому времени мы обе давно уже будем мертвы. Меня беспокоит, что случится через час. Где я буду спать сегодня ночью? Будет ли мне из чего приготовить завтрак утром? Как долго я еще буду жить в этом дворце, или мне придется возвращаться в зону? Что будет со мной и с Лидией через двадцать или тридцать лет, когда мы состаримся и компания уволит нас? Сможем ли мы остаться в зоне, или нас выкинут вот сюда, — она ткнула пальцем в сторону окна, — к другим таким же несчастным?
Она наклонилась над столом и взяла руку Лидии в свою, в ее жесте было отчаяние и желание защитить подругу.
По щеке Товак скатилась слеза. Она сердито смахнула ее свободной рукой, встала и принялась убирать со стола.
— У меня много работы.
Лидия последовала за ней в кухню, держа стакан в одной руке, а тарелку в другой. Дэниел поднялся, подавив желание пойти за ними и продолжить разговор. Он решил, что сейчас это бессмысленно. Будет только хуже. Он шагнул к компьютеру и сел за пульт управления.
Дэниел вызвал учебную программу по архитектуре систем обработки данных и попытался подтянуть свои безнадежно устаревшие знания — даже для начального курса — к уровню 2090 года. Главной проблемой оказалось вовсе не то, что технология настолько усложнилась по сравнению с той, что он знал Напротив, она была проще и элегантнее, но ее простота и элегантность включала в себя научные достижения восьми десятилетий, так что даже простейшие примеры основывались на теориях, которые казались Дэниелу просто невероятными.
После часа напряженной работы Дэниел отключил учебную программу и поставил запись игры «Моряков» из Сан-Франциско на чемпионате мира 2006 года. Он остановил кадр на моменте, когда болельщик на верхней трибуне поймал мяч после неудачного удара Монго Муракамы. Дэн увеличил изображение, так что весь экран заняли лица болельщика и его товарища.
Он некоторое время, не шевелясь, смотрел на экран, потом поднялся и прошел в глубокий, заваленный всяким барахлом чулан, разворошил старую одежду, добрался до дальней стены чулана и нашел большую деревянную коробку, которая когда-то служила ему шкафчиком для обуви в летнем лагере в Йосемите, а позже стала чем-то вроде сундука с приданым или хранилища личных сокровищ.
Он зажмурил глаза, сосредоточившись на включении инфракрасного зрения, затем открыл коробку и взглянул на ее содержимое. Мячик был в превосходном состоянии. На одном его боку сохранилась отметина от биты Монго Муракамы, а на другой — слабая волнистая линия, где Муракама подписал свои инициалы, когда Дэниел после часового ожидания у ворот стадиона получил его автограф.
Он взял мяч, вернулся в комнату и сел.
Дэниел сильно сжал в руке мяч, чуть было не вдавив его все еще белую оболочку в сухую сердцевину из пробки, и не отрывал взгляда от экрана. Он видел самого себя со взволнованным лицом, в старых мятых перчатках, которые он всегда надевал на бейсбол, видел белое пятно мяча в метре от своей протянутой руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37