— Ты будешь считать это за мной!
Затем он вернулся к стойке и, конечно, для улучшения зрения, влил в себя стакан виски. Далее он дрожащей рукой разложил перед собой огромный лист газеты, пробежал по столбцам пальцем и, наконец, испустил громкий вопль.
— Чтоб тебя черт повесил! — отреагировал Моп. — Что ты там нашел?
— Смотри, читай, животное!
Моп взял в руки «Геральд» и посмотрел на ту колонку, где остановился черный ноготь его почтенного компаньона.
— Ах! — воскликнул он.
— Ну, что?
— Черт возьми!
— Мы разорены!
— Полный провал!
— Все к черту!
И они посмотрели друг на друга глазами, полными отчаяния.Трип первый пришел в себя,
— Что бы это значило? Позавчера вечером прелестная девушка...
— Ангел, — кивнул Моп.
— Приезжает за нашим другом Бамом...
— И увозит его...
— Да...
— В дом Тиллингеста, банкира, богача, денежного мешка...
— Проходит тридцать шесть часов...
— Мы готовимся идти к Баму с поздравительным визитом...
— И вдруг узнаем, что Тиллингест разорен!
— Мало того, умер!
— Следовательно, наш визит уже ни к чему...
— И значит, нам остается лишь сожалеть, что бедный Бам так опрометчиво поступил...
Наступает тягостное молчание.
— Итак, — начал опять Моп, — еще одна ветка сломалась... Что делать?
— Во-первых... Где Бам?
— Это правда... Что, если с ним сыграли злую шутку?
Снова молчание.
— Знаешь, — сказал Мои, — у меня возникла мысль...
— Говори...
— Пойдем в «Старый Флаг». Может быть, Догги знает что-нибудь...
И, взяв Трипа под руку, Мои тащит его к «Старому Флагу», Они идут быстро, обдумывая по дороге различные версии. Лишь только они распахнули дверь «Старого Флага», как Догги закричал:
— Хороши ребята, нечего сказать! Почему вас не видно с субботы? Вы бежали как воры, да вы и есть таковые!
— Извините, — шепчет Трип, — дела... Догги смотрит па них исподлобья.
— Ну, вы все-таки пришли... Значит, есть совесть... Вы хорошо сделали, что пришли... У меня есть для вас письмо.
— Для нас?!
— Да, его принес вчера вечером лакей, очень хорошо одетый, и просил меня непременно передать вам это письмо до двенадцати часов.
— Теперь восемь... Мы еще не опоздали.
Догги держит письмо своими жирными пальцами и помахивает им. Примерно так дразнят куском сахара дворняжку.
— Распечатай, — говорит Трип, передавая письмо Мопу. Тот почтительно распечатывает. Что-то выпадает из конверта.
— Это еще что? — восклицает Догги.
— Банковый билет!!!
Все трое нагибаются, чтоб поднять его п так сильно стукаются головами, что отскакивают в разные стороны. Трип первый приходит в себя.
— Двадцать долларов!
— Отлично!
— Теперь читай письмо... Трип громко читает:
«Дорогие друзья, я нужен вам, а вы нужны мне. Приходите в двенадцать часов в отель «Манхэттен», в холл. Подождите меня. Так как ваша одежда не совсем прилична, то посылаю вам немного денег, чтобы вы могли сменить
гардероб. Не нужно роскоши, нужны вкус и хорошие манеры. Не опаздывайте. Скажите Догги, что я его не забываю. Вам».Ими овладевает не радость, а безумный восторг. Трип и Мои пляшут среди столиков, а в это время Догги,торжественно раскинув руки, благословляет этих двух негодяев.
Но постепенно чувство реальности возвращается к ним.
— Ну что же? — спрашивает Трип. Догги начинает нравоучительным тоном:
— Господа, — говорит он важно, — бывают минуты в жизни людей, когда судьба, устав их преследовать, протягивает руку помощи... Вы попали именно в такую ситуацию. Верьте мне, джентльмены. Не упускайте этого случая... Я всегда считал Бама умным и находчивым юношей. Эти двадцать долларов доказывают мою несомненную правоту. Ступайте покупать себе одежду... В нескольких шагах отсюда открыт новый рынок, и за пять долларов вас оденут с головы до ног как принцев...
— О, за пять долларов!
— Ну, положим, за шесть, и вы будете одеты как короли!
Это последнее сравнение приятно щекочет честолюбивую жилку наших оборванцев.
— А где же рынок?
— На углу Бродвея и Уокер-стрит. Это настоящий рынок и таких размеров, какие неизвестны в Европе. Пять этажей, загроможденных жакетками, водопад из панталон, гора шляп, река рубашек и черный рудник башмаков с громадными гвоздями...
Подойдя к рынку, друзья были ошеломлены криками продавцов и покупателей, бушующими толпами народа, обилием самых разнообразных товаров, огромными рекламными вывесками.
На одной из них изображено легендарное превращение оборванного нищего в красавца, подносящего букет улыбающейся леди... И через десять минут из этих многоцветных, ярких, кричащих бездн выходят преображенные оборванцы.
Во-первых, Трип — жакетка в зелено-черную клетку, желтые с зелеными полосами брюки, красный шарф на шее, цилиндр набекрень, на ногах — большие башмаки «Мольер»... В руке — массивная палка.
Во-вторых, Моп — красноватое пальто, панталоны небесного цвета, по-гусарски стянутые на коленях, галстук желтый с черными полосами, войлочная шляпа, в руке — массивная палка...
Все стоило обоим тринадцать долларов. Они на минуту останавливаются на тротуаре и осматривают друг друга, фатовато помахивая палками.
— Одиннадцать часов, — глубокомысленно отметил Трип.
— Следовательно, — подхватил Моп.
— До двенадцати еще тьма времени!
— Так вперед!
— Вперед!
И друзья устремились в ближайший кабачок.
7 НАСУЩНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ ИМЕТЬ КОШКУ О ДЕВЯТИ ХВОСТАХ
Отправимся в отель «Манхэттен», огромное здание в пять этажей, не считая подвала, с фасадом, выходящим на Бродвей.Надо пригнать, что Париж напрасно пытается завести у себя что-нибудь подобное колоссальным гостиницам Америки, открытым для всех четырех ветров света.
«Манхэттен» не просто гостиница, это центр целого мира — тут его, как сказал бы Виктор Гюго. Там останавливаются конно-железные дороги. В нижнем зале всемирная транспортная контора выдаст вам билеты в Альбани точно так же, как и в Петербург, в Сан-Франциско, Пекин или Париж — по вашему выбору.
Насчитайте пятьсот служителей — и вы только приблизитесь к истине. Все бегают, снуют, толкаются, поднимаются и спускаются по лестницам; одуряющий шум, нескончаемый гул вопросов, ответов, приглашений и объявлений... Вавилон — не то слово для сравнения с «Манхэт-теном»!
Административная служба занимает целый этаж и управляется лицом, которое получает жалованье министра. Хотите получить какие-нибудь сведения? Идите направо! Хотите заказать рекламу? Налево! Желаете комнату? На каком этаже? Скорей! Здесь нельзя медлить! Цены известны. Не пытайтесь торговаться, вас на станут слушать. Здесь все дорого. Рассчитывайте на это.
Чтоб описать этот небольшой мирок, нужен целый том. Учитывая то, что нам придется еще не раз входить в эти двери, в эти ворота, во двор, забитый каретами, багажом, входящими и выходящими людьми, на время оставим описание «Манхэттена».
Около полудня этого дня холл гостиницы был, в полном смысле слова, набит битком.Стоял такой шум, что ничего нельзя было расслышать, кроме одного слова: «Тиллингест».
Нет, его не награждали обидными эпитетами, его не проклинали и даже не осуждали. Просто разговаривали. И по мере того, как в умах говоривших возникали погибшие вследствие этой смерти миллионы, все они испытывали ощущение почтительного ужаса, который охватывает путешественника при виде живописных развалин древнего мира.
— И все это сделал Меси?
— Неужели Меси?
И тогда разговор переходил на Арнольда Меси. И звучали слова, напоминающие знаменитую фразу европейских дворов: «Король умер! Да здравствует король!»
Все восхищались бульдожьей хваткой Меси, все восхищались его финансовым талантом. В это время два субъекта яростно протискивались сквозь толпу. Это были Трип и Моп, на которых, впрочем, никто не обращал внимания.
Их причудливые туалеты, их манеры переодетых мошенников никого здесь не удивляли. Совсем другие заботы занимали собравшихся... Во время движения сквозь толпу каждому приходилось сдерживать странные поползновения своего товарища. Трип хлопал Мопа по руке, когда она тянулась к какому-нибудь раскрытому карману. В свою очередь Моп делал яростные знаки Трипу, любовно заглядывавшемуся на цепочку от явно чужих часов.
И оба, свирепо вращая глазами, шепотом призывали друг друга к порядку и порядочности.
Было уже около двенадцати часов, а Бам не появлялся...
— Не подшутил ли он над нами? Чего доброго...
— Над нами не подшучивают! — произнес Моп со зловещей отчетливостью.
— А вот и он! — сказал Трип. -Где?
— Там, направо!
Трип не ошибся. Но только его опытный глаз мог сразу узнать экс-клиента «Старого Флага».Мы уже говорили, что Бам был довольно красив. Его стройная фигура, густые волосы, энергичное и в то же время хитрое выражение лица — составляли оригинальное целое.
Но как далек был, от недавнего бродяги в лохмотьях этот холодный, бледный, изящный господин и отлично сшитом костюме! Бам стоял у камина. Трип и Моп, растолкав толпу, подошли к нему.Бам подал знак лакею, уже заранее предупрежденному, и, не говоря ни слона, повел своих коллег в отдельную комнату.
— Шампанского, сигар! — произнес Бам кратко. Оба друга ошалели.
Они вертелись вокруг Бама, как факиры вокруг идола, не смея до него дотронуться.
— Дорогой мой Бам, — начал Трип.
— Достойный друг мой, — всхлипнул Моп.
— Во-первых, — произнес Бам, — здесь, пет ни Бама... ни Трипа... ни Мопа... Здесь, прежде всего, я, Гуго Барнет из Кентукки.
— А!..
— Затем... — он указал на Трипа, — полковник Гаррисон. Трип встал и отвесил церемонный поклон.
— Наконец, Франциск Диксон из Коннектикута.
— Отлично, — сказал Моп.
— Это еще не все, Гуго Барнет — банкир, маклер, участвующий в торговле солониной и мануфактурой,
— Хорошо.
— Гаррисон и Диксон...
Тут внимание Трипа и Мопа удвоилось.
— Гаррисон и Диксон — журналисты. Гомерический взрыв смеха приветствовал это странное назначение,
— Журналисты! — воскликнул Трип, покатываясь от смеха.
— И без журнала! — визжал Моп.
— Журналисты и С журналом, — холодно продолжал Бам, — потому что вы основываете журнал...
Галлов, как говорят, может удивить лишь падение неба. Но можно сказать, наверное, что и они бы изумились невероятному сообщению, сделанному Бамом своим сообщникам.Трип и Моп не произнесли ни слова. — Понятно, что мы обещаем помогать и служить друг другу без задних мыслей, без обмана и измены...
— О! — обиженно выдохнули оба мошенника.
— Да, да, я знаю... но лучше изложить все условия нашего договора. Вы должны мне повиноваться, исполнять все мои инструкции беспрекословно и ни в коем случае не подменять мою инициативу своей... Одним словом, я офицер, а вы солдаты. Взамен вашей покорности я предлагаю следующее...
Глаза обоих широко раскрылись. Эта часть разговора интересовала их больше всего.
— Прежде всего я назначаю вам жалованье по два доллара в день на каждого.
Мошенники широко улыбнулись.
— Одеваю вас чисто и изящно... Еще более широкая улыбка.
— Даю вам квартиру... -Ого!
— Следовательно, ежедневное содержание в два доллара выделяется на еду и на мелкие расходы.
Улыбка стала безграничной.
— Кроме того, — продолжал холодно Бам, — в случае опасных ранений...
— Как? — подскочили мошенники.
— Или в случае смерти...
— В случае смерти?!
Улыбка полностью исчезла, уступив место самой кислой гримасе.
— Итак, — сказал Трип, — мы будем подвергаться... будем ранены...
— Или погибнете. Да, я не шучу. Сегодня вы — как я вчера — занимаетесь делом, самым высоким достижением которого является виселица, если ей не будет предшествовать смерть от пули полисмена, что весьма нежелательно для джентльмена... Я повторяю вам, что вы солдаты. Нет борьбы без риска. Я только утверждаю, что раненые или убитые, вы, по крайней мере, будете иметь удовольствие пасть благородно, а не в толпе уличных бродяг...
— Разумеется, — заметил Моп не без иронии, — это в корне меняет дело.
— Шутить будем потом... Вы начнете с хорошими деньгами издавать газету,
— Недельную?
— Ежедневную газету, что сразу закрепит за вами почетное место в прессе вашей страны. Я все подготовил. Сначала название...
Бам вынул из кармана корректурный лист, на котором можно было прочесть:
«Финансово-Коммерческая Девятихвостая Кошка».
Трип взял корректуру и осмотрел ее С улыбкой видимого удовольствия.
— Добрые друзья мои, — сказал Бам, — грустно, но несомненно, что весь деловой мир наводнен бездомными негодяями, не имеющими ни кола, ни двора, без чести и совести, сделавшими смыслом жизни грабеж, вымогательство и разорение честных людей...
— У нас слишком много примеров этому, — вздохнул Моп, опечаленный столь плачевным состоянием нравов своего отечества.
— Общественная совесть возмущается, — говорил Бам, подчеркивая каждое слово подобно терпеливому проповеднику, — да, я повторяю, она возмущается... Пора возвратиться к неписаным законам чести... Пора изгнать плетью этих бесчестных продавцов, которые превратили храм в грязный рынок низости.
— Кто знает, может быть, уже поздно! воскликнул воодушевленный Моп.
— Нет, — продолжал Бам, —никогда не поздно наставить на истинный путь заблудших... открыть глаза простаком, принимающим за звонкую монету самую пошлую ложь... Одним словом — вылечиться от горячки, которая гложет живые силы нашей славной Америки! Итак — чего хочет «Девятихвостая кошка»?
— Да, чего она хочет? — вторили дуэтом Мои и Трип.
— Она хочет своими ремнями, как орудием мщения, срывать маски! Никакой пощады мошенникам! Никакой безнаказанности для негодяев! Вытащим на свет все гнусные интриги! И пусть на все четыре стороны разбегутся ЭТИ подлые попиратели общественной совести, эти разрушитли благосостояния нашей Америки!
Для Трипа и Мопа это было уже слишком. Они оба разразились громом рукоплесканий. И энтузиазм ИХ был так велик, что все три бутылки шампанского вмиг опустели, как будто никогда и не были наполнены.
— О, я чувствую, я понимаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25