— Конечно.
— Видела сейф во второй комнате?
— Видела. Он стоит возле белого экрана.
— Правильно. Так вот, я ввел в машину данные этого сейфа, ключ от него видел в руках заведующей ателье.. Помнишь, у нее еще такие красивые руки, и она играла этим ключом?..
— У кого красивые руки? У нее?
— Не о руках сейчас разговор. Я ввел в машину все данные этого ключа, и машина выдала размеры трех ключей, наиболее похожих на подлинный. Одним из них наверняка можно открыть этот сейф.
— Ты пробовал? А знаешь, что это — восемьдесят первая статья Уголовного кодекса УССР?
— Догадываюсь.
— И как же ты проверишь?
— Если бы можно было просто зайти к заведующей, сказать, что нашел несколько ключей, спросить, не она ли потеряла их? Трудно представить, чтобы она их не проверила...
Демид говорил медленно, как бы размышляя вслух, и почему-то грустно. У Ларисы сжалось сердце: неожиданно она сама оказалась в довольно сомнительном положении. Теперь не оставалось ничего другого, как идти до конца, просто сказать: «Я тебе верю» — было невозможно. Конечно, можно встать, сказать «до свидания» и уйти, поставив на всем точку, но почему-то она не могла сделать этого, просто не хватало сил. Нужно было что-то решить, что-то ответить Демиду, и, не зная, как поступить, Лариса выбрала самое трудное. Она бросилась к двери.
— Мы сейчас пойдем и проверим!
— Ты хочешь открыть сейф?
— Да, хочу посмотреть, как они выглядят, эти несметные сокровища...
Демид задержался, будто прислушиваясь к движению маятника, медленно колебавшегося из стороны в сторону, потом сказал:
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Вот тебе книга, если не понравится, возьми другую, а я с часок поработаю, тогда и пойдем.
— Поработаешь? Это еще что за выдумки?-
— Понимаешь, там на дверях висячий замок, ключ к нему я хорошо знаю, и двери из передней в ателье тоже открываются простым ключом. Их надо выпилить, у меня есть только заготовки... Не взламывать же двери.
— Что ж, иди.
Взяла книгу, сбросила белые туфельки и, поправив подушку, уселась, прислонившись к ней спиной. И Демиду на мгновение представилось, что пришла она к нему навсегда, его, родная, на всю долгую жизнь... Управилась на кухне и присела с книгой, поджидая его с .работы. Склоненная голова, волосы тяжелой волной, колыхнувшись, закрыли щеку, нежные полуоткрытые губы.
Вздохнув, Демид вышел на кухню и вскоре послышалось размеренное шарканье напильника. А Лариса, не в силах отвести взгляд от пульта управления машины, где светилась формула ключа от сейфа славгородского завода, застыла, погруженная в свои мысли... Напильник размеренно шаркал в умелых руках, и почему-то в душе было странно, неспокойно, тревожно...
— Ну, вот, готово. Можем идти. — Демид появился на пороге, и Лариса, вздрогнув от неожиданности, заколебалась.
Демид это сразу отметил.
— Испугалась?
— Я? Ну нет... — Вскочила с тахты, сунула ноги в туфли. — Я готова.
Майская ночь — теплая, хотя и свежая, ласковая ночь. Автобусы уже не ходят, вся надежда на случайную машину. На окраине города вечерами их много — люди после театра, кино, из гостей часто возвращаются домой в такси. Вон уже засветился зеленый огонек на углу улицы Тулуза. Демид поднял руку, шофер тут же остановился, довольный, что в центр не придется возвращаться порожняком.
— К университету.
Сидя рядом в машине, они, молчали, казалось, остро ненавидя друг друга. Мимо мелькали знакомые улицы, дома, и каждое мгновение приближало их к событию, которое, начавшись вроде бы с шутки, могло закончиться далеко не весело. Остановиться на полпути? Отступить, не проверив, не убедившись до конца, что сумел сделать,
построить? И понять, что ты струсил, испугался... Как потом вернуть уважение к самому себе? Но и утверждаться таким способом... Как быть? Повернуть назад?
Машина стрелой пересекла улицы ночного города и остановилась около университета. Они перешли улицу, миновали памятник Тарасу Шевченко, прошли, не торопясь, словно через силу, по пустынным, уже темным аллеям сквера, присели на скамейку. Тишина и покой вокруг. Говорить не хотелось.
— Захватил фонарик? — вдруг спросила Лариса.
— Захватил. Пошли.
Майская ночь прозрачная, можно без усилий разглядеть и дверь, и замок, висящий на ней. Он отомкнулся просто, будто Демид вложил в него не поддельный, а настоящий ключ.
— Семнадцатая статья нам уже обеспечена, хотя в " сравнении с восемьдесят первой она просто пустяк, —
стараясь унять нервную дрожь, сказала Лариса.
— Может, вернемся?
— Нет.
Дверь бесшумно закрылась за ними. Второй замок, висевший на двери в прихожей, — детская игрушка, его
наверняка можно было открыть обыкновенным гвоздем. Комната изредка освещалась бледным отсветом фар редких в эту пору машин, проезжающих по бульвару Шевченко. Писатели, артисты и известные спортсмены, освещенные скользящим лучом света, пристально смотрели из темноты.
— Сюда, — Демид отодвинул портьеру, загораживающую вход, достал фонарик, посветил. — Вот он.
Лариса увидела сейф, простенький железный ящик, и замерла в напряженном ожидании.
— Попробуем первый ключ, — тихо сказал Демид, Лариса удивилась его спокойному голосу, медлительным движениям.
Юноша вставил ключ в замочную скважину, повернул, потянул за ручку тяжелую дверцу, сейф отворился. С горечью подумал, что машина все рассчитала правильно.
Посветив фонариком, Демид заглянул внутрь. На полочке лежали деньги: пятерки, несколько десяток. Какие-то бумаги, в глубине — коробки от пленки, может, ценные негативы.
— И это все? — выдохнула Лариса. — Вся мечта?
— Все! — неожиданно взорвался Демид. — Вот оно, твое желание; твоя душа. Любуйся! Сокровища мира! Убедилась? Красивая мечта? Понравилась?
И вдруг сердце Демида сжала тоска. Он смотрел на тоненькие пачечки денег и думал о старике Вовгуре, который так рвался к ним, взламывая железные дверцы, шел на риск и в награду получил двадцать пять лет заключения. Тоска была острой, как нож, полоснувший по сердцу, хоть кричи от боли.
— Подожди, я проверю другие ключи, — с трудом произнес Демид. — Смотри, этот тоже подошел. А этот нет. Все правильно.
Он запер сейф. Тревоги в ателье завтра, пожалуй, не будет, ведь все осталось нетронутым. Тревога была в душе» Вышли из ателье, медленно побрели по аллее, сели на ту же скамейку. Опять долго молчали.
— Теперь иди, — тихо сказал Демид. — Неси домой свои богатства, не растеряй по дороге. Повеситься хочется от тоски!
На бульваре остановилась милицейская машина с си-» ним фонарем на крыше. Двое милиционеров подошли к павильону, обошли его, посветили в большое окно фонарями, вглядываясь в глубину комнаты, и, не заметив ничего подозрительного, сели в машину и уехали.
— Иди! — дрогнувшим голосом сказал Демид.
Лариса встала и пошла, сначала медленно, будто бы лениво, а потом все быстрее и быстрее, пока не побежала по бульвару Шевченко, поднимая на бегу руку проходящей мимо машине.
Демид долго еще сидел неподвижно, почти без мыслей, и не желая того, видел жалкие пачечки пятерок и коробки с негативами, которые так берегла заведующая ателье. Медленно отступало возбуждение, и рана в сердце ныла глубоко, затаенно. «Что я наделал? И Лариса... После всего, что произошло, разве сможет она полюбить меня?..» Понемногу приходило успокоение, а с ним и способность чувствовать свежесть майского ветра, напоенного густым ночным ароматом каштанов.
Крупный, сильный мужчина сел рядом с Демидом, тот оглянулся и чуть было не вскрикнул от неожиданности — Лубенцов!
— Ты что тут делаешь ночью?
— Гуляю, — вяло ответил Демид.
— Вот и я, гуляю, — отчаяние слышалось в голосе профессора, — гуляю и жду решения своей судьбы.
— Александр Николаевич, что случилось?
— Софья в больнице, уже третий день. Поднялось кровяное давление, она сына собирается мне родить... Говорят, ничего опасного нет, но наверняка только успокаивают... Страшно подумать, человек, которого ты любишь больше жизни, мучается, — он кивнул на клинику, расположенную на бульваре Шевченко, — здесь, рядом, а ты ничем ему не можешь помочь. Если с ней что-то случится...
— Да ничего с ней не случится, — перебил его Демид. — Молодая женщина, спортсменка, легко родит здорового парня..,
— Вот отвезешь свою жену в больницу, тогда и поговорим, молокосос, — неожиданно рассердился профессор,
— У меня такого счастья не будет, — тихо сказал Демид.
— Это почему же?
— Вы помните «медвежатника» по кличке Баритон? Он вместе с вами когда-то лес на Севере валил? — удивляясь собственной смелости, спросил Демид.
— Помню, еще бы... Аполлон Вовгура. Почему ты о нем заговорил?
— Есть причина. Можёт, вам покажется странным, но в какой-то мере вы виновник моего несчастья...
— Рассказывай толком, в чем дело, — сухо приказал Лубенцов. — И давай без эмоций.
Демид посмотрел в темную аллею, прислушался к тихому шепоту каштанов над головой и принялся рассказывать. Потом достал из кармана ключи, показал? Лубенцову. Тот взял, повертел в руках и молча сунул в карман.
— Вот и все, — закончил свой рассказ Демид, — чепуховой оказалась мечта, а отравить мою жизнь сумела.
— Ну, будем надеяться, еще не все пропало, — сказал Лубенцов.
— А Лариса? Я ее потерял навсегда.
— Или наоборот, привязал навеки, — возразил профессор. — Ей это тоже послужит уроком. Поехали.
— Куда?
— К тебе, конечно. Меня дежурная сестра раньше четырех часов и на порог не пустит. Я ей уже надоел, как горькая редька. Так что часа два у нас есть. Вы там ничего не взяли? Влюбленные идиоты...
— Нет, не взяли. И мы не влюбленные. Лариса меня ненавидит, да и мне она сейчас просто опостылела.
— Правильно, все так и есть. Сейчас. А что будет завтра, посмотрим.
Лубенцов ехал быстро, уверенно ведя машину по пустынной улице, каштаны махали им вслед белыми султанами соцветий.
В квартире у Демида профессор, взглянув на пульт управления машины, на горящие лампочки, криво усмехнулся.
— Ничего не скажешь, хорош мастер, из дома ушел, а машину не выключил.
— Некогда было...
— Ну-ка, посмотрим схему.
Впился острыми глазами в чертежи, минут десять смотрел, думал, потом взглянул на Демида и улыбнулся. Сев к пульту управления, сказал:
— Давай первый том.
Демид послушно протянул квадратную коробку с магнитофонной лентой. Профессор поставил ее на место, нажал на кнопку «запись», а потом «пуск».
— Что вы делаете? — крикнул Демид.
— Стираю с ленты все твои записи, чтобы и следа не осталось. Покажи книги Баритона.
Демид безропотно подал книги. Лубенцов раскрыл тяжелые кожаные переплеты, полистал пожелтевшие от времени жесткие страницы.
— Талантливым мог бы быть работником, займись он настоящим делом...
А тем временем «Иван» стирал с ленты свои записи. Это заняло почти два часа, и Демид, не отрываясь, смотрел в лицо профессора, моложавое, хоть и изрезанное глубокими морщинами, мудрое лицо. Может, Демиду прежде, всего нужно было посоветоваться с этим человеком? Он бы наверняка помог, подсказал что-то, и тогда бы Демид не запутался... И Лариса была бы с ним. Лариса... Теперь разве достучишься до ее сердца, разве подберешь к нему ключи? Он криво улыбнулся — это ведь не сейф старика Вовгуры. Как она добралась до дома, кто ее подвез?
Наконец выключился магнитофон. Профессор проверил катушки, все ли стерлось, и сказал:
— Книги эти я забираю с собой, сдам в музей. Они уникальные... И не жалей об этой потере, они — чем шут не шутит — могли тебя далеко завести. Соблазн велик.
— Не завели бы. И соблазна в них нет, во всяком случае, для меня. К машине потерял интерес, как только убедился, что она работает. Теперь нужно думать о другом, искать новую мечту... Настоящую, ради которой стоило бы жить. Посмотрели бы вы на эти деньги в сейфе... Тошно вспомнить!
— Есть тут над чем подумать... Сознаюсь, машина твоя — довольно любопытна, есть в ней кое-что... Умение мыслить, работать. Это немало и, главное, здорово пригодится тебе в скором времени... Ты, как говорится, мастер милостью божьей. А вот мечта, Демид, это совсем другое. Мечта Баритона — бескрылая, жалкая. Ты сам в этом убедился. Настоящая же мечта возвышает человека, побуждает к познанию нового, казалось бы, на сегодняшний день неразрешимого. И главное — в ней заложен огромный нравственный потенциал. Она ведет не к достижению личного счастья, а к труду на общее благо... так-то. Тебе сколько лет?
— Двадцать три скоро исполнится.
— Вот и запомни: кибернетика — наука молодых. Таким, как ты, принадлежит ее будущее. У тебя нет телефона? Жаль, надо бы в клинику позвонить... А машину свою демонтируй, она свою службу сослужила — многому научила тебя. Отныне начнем мечтать вместе.
Глава тридцать вторая
И снова Демид Хорол пришел в свой цех, поспав всего-навсего четыре часа и не чувствуя усталости: так бывает только в молодости. Минуту за минутой восстанавливал он в памяти минувший вечер, будь он проклят. Если бы можно было все вернуть назад! Сердце сжимала тревога за Ларису. Неужели он потерял ее? За несколько часов — крушение мечты, которой жила всю жизнь. Пережить такое разочарование, своими глазами убедиться, насколько жалко и убого то, что казалось романтическим и прекрасным! Лучше бы он остался в ее глазах хвастливым болтуном... А теперь Лариса ему не простит, никогда не простит своего унижения.
Вспомнился Лубенцов, его взволнованное, счастливое лицо, когда он говорил о Софье. Во время перерыва надо будет позвонить Софье Павловне, узнать, все ли там хорошо.
Странно, но сама история с сейфом ушла в прошлое, как тяжелый, изматывающий сон, от которого спасает только пробуждение. Прошли они вчера по краю пропасти, которая называется преступлением, а ведь и в мыслях не было совершить кражу. «Влюбленные идиоты», — сказал профессор. И был прав: баловство, легкомыслие могло бы кончиться катастрофой... Хорошо, что все позади. Узнать бы только, как вчера добралась домой Лариса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45