Если бы задел, действительно, от меня осталось бы мокрое место.
— Имеешь еще одну причину для радости, и тут ты прав... А может, я его, своего отца, люблю больше всех на свете, и он, когда трезвый, пушинки с меня сдувает.
— И часто бывает трезвым?
— Часто. Запои у него раз в месяц, а то и реже. А смотри, как он меня с мамой любит, как одевает, как заботится о нас. Взгляни, какие он мне вчера туфли подарил.
— Хорошие туфли, — сказал Демид.
Туфли и в самом деле были чудесные, легкие, белые, на высоком изящном каблуке.
— А ты зазнался, подумаешь, знаменитый самбист...
-— Знаменитого самбиста из меня не выйдет, — сказал Демид, — колено не позволяет. А ты, собственно говоря, откуда знаешь о моем увлечении самбо?
— Сорока на хвосте принесла. У меня к тебе просьба: если мама позовет зачем-нибудь, не приходи больше к нам...
— Хорошо, не приду.
Все, стук-стук-стук легонькими каблучками по бетонным плитам — и исчезла Лариса. Демид немного постоял, раздумывая, почему она не хочет его видеть.
Медленно пошел, неся в руке чемоданчик с инструментами, дотащился до угла, взглянул — улица Тулуза. Здесь же Павлов живет! Вот с кем поговорить, душу отвести, да и посоветоваться надо — схема-то в кармане лежит.
На третий этаж, где была квартира Павловых, он махнул одним духом, нажал кнопку, за дверью мелодично прозвучала музыкальная фраза. «Обязательно нужно и себе такой звонок поставить, красиво звучит», — мелькнула мысль.
Валерия Григорьевна обрадовалась Демиду, как родному.
— Кого это так ласково встречают? — спросил, выходя в коридор, Павлов. — О-о! Проходи, гостем будешь. Мы всегда рады тебе!
— Можно подумать, что давно не виделись, — засмеялся юноша. — Семен Александрович, почему вы в наш шестой цех частенько заглядываете? — спросил он, пройдя в комнату и уютно усевшись в кресло напротив хозяина.
— Ну а как же иначе? Нельзя замыкаться в своем десятом — туда зайдешь, там поглядишь, может, ума-разума и прибавится.
— А мне разведка донесла, будто вы интересовались, как я работаю.
— Славно, когда работает разведка. Сейчас ужинать будем.
— Спасибо, я по пути зашел, видите, в рабочей робе.
— Снова кому-нибудь краны ремонтировал?
— А что поделаешь? Не откажешь, если людей вода заливает.
— И то правда. Ничего, рабочая роба не укор. Иди, мой руки.
Демида охватило радостное ощущение встречи с близкими людьми, блаженное сознание, что тебе рады. Словно родных нашел.
— А я собиралась к тебе, хотелось взглянуть, как ты обжился на новом месте, — говорила Валерия Григорьевна, — да все времени не выберу.
—- Это уж точно, — согласился Демид, — дни летят, просто оглянуться не успеваешь. Утром — на работу, с работы — домой, там всегда кто-нибудь просит помочь, потом в учебники надо заглянуть, ведь скоро экзамены, посмотришь на часы — уже последние известия — десять
тридцать, пора спать. Вторник и пятница — спортзал, ну где время взять?
— В университет пойдешь или в политехнический?
— В университет, на мехмат.
Снова вмешалась в разговор Валерия Григорьевна:
— Просто стыдно, что до сих пор не выбралась к тебе. Ну, как ты, устроился?
— Да вроде все нормально, — отозвался Демид. — Некоторые вещи от Ольги Степановны перекочевали ко мне — кресла, тахта и шкаф. Чисто, пыль вытираю, и паркет блестит. Но если правду сказать, как-то неуютно. Пустая она, моя квартира.
— Ольга Степановна как поживает?
— Хорошо, купили мы с ней детские телефоны, прекрасные аппаратики, работают на плоских батарейках от карманного фонарика. Теперь у нас прямая связь — нажмет она на кнопку, у меня звонок: «Здравия желаю, Ольга Степановна»!
— Здорово придумал. А с нами нельзя такую связь установить?
— Нет, детские телефоны работают на сто метров.
— Прошу к столу, — ласково пригласила Валерия Григорьевна. — Соловья баснями не кормят.
Была она такая веселая и приветливая, так искренне рада встрече с Демидом, что юноша совершенно неожиданно сказал:
— Валерия Григорьевна, оказывается, я вас очень люблю. Вот давно не видел и не думал об этом, а увидел — и понял: люблю вас так, что прямо сердце заходится...
— Вот и прекрасно, — засмеялась Валерия Григорьевна.
— Я тебе дам «люблю», — нарочито сердитым голосом вмешался Павлов. — Найди себе девушку и люби на здоровье.
— Может, когда-нибудь и найду, а любить буду того, кого хочу. Разве можно запретить любить? — Демид посмотрел Павлову в глаза. — Живому человеку всегда нужно кого-нибудь любить.
— Ты прав, — сказал Павлов. — Любить надо обязательно. Есть люди, которые думают, будто можно прожить, только ненавидя зло и борясь с ним, а оказывается, одной ненависти мало, обязательно нужно еще и любить. Но над всем этим у тебя еще будет время поразмыслить. А пока расскажи лучше, как живешь? Обед сам варишь?
— Нет, перешел на общественное питание, но ужин готовлю сам.
— Тогда ешь. Смотри, какие карпы. Язык проглотишь.
Небольшие, сухо поджаренные по краям и сочные в середине карпы, действительно, прямо таяли во рту. После ужина Демид достал из кармана листок со схемой, протянул Павлову и спросил:
— Семен Александрович, посмотрите, будет работать?
Павлов взял лист бумаги, сложенный вчетверо, развернул, минут пять смотрел, потом перевел глаза на Демида и опять на схему.
— Конечно, будет, что ж тут сложного? Я бы, правда, вот здесь и здесь еще два резистора поставил по триста тридцать омов, эти диоды будут надежно работать. Но можно и так, схема верная, хотя и примитивно простая. Зачем она тебе? Ведь всю эту схему из четырех- пяти интегральных микросхем можно собрать за час.
— Можно, конечно. Черненький прямоугольник — кусочек пластмассы, четырнадцать контактов, а что в них происходит, никто не знает.
— Как это не знает? — засмеялся Павлов, — все известно. Какая же тут тайна?
— А я хочу до этой тайны своим умом дойти, сам все сделать, — ответил Демид. — Мечта у меня: хочу быть наладчиком электронно-вычислительных машин, но таким наладчиком, который знал бы о машине действительно все. Я поначалу эту схему, каждый ее диод, каждый резистор подержу в своих руках, на место поставлю, припаяю, потом соберу более сложную схему, а уже потом, когда в пальцах появится ощущение точности, примусь за что-нибудь настоящее.
— Как ты сказал? — заинтересовался Павлов. — Ощущение в пальцах?
— Да. Вот мы тэзы собираем. Они разные. Одни просты и понятны, другие — не очень. Когда я, например, таймер-календарь регулирую или собираю автомат пультовых режимов, то у меня всегда есть это ощущение, а на других тэзах его еще нет. Я к действующей вычислительной машине пока не подходил и прежде хочу понять, что в ней происходит.
— Несчастная будет твоя жена, — Валерия Григорьевна подошла к Демиду, провела рукой по его густым волосам. — Один такой одержимый уже есть, двадцать лет с ним мучаюсь.
— Ты от этих мучений только хорошеешь, так что молодые люди тебе в любви объясняются, — засмеялся Павлов и, увидев, как порозовело от удовольствия лицо жены, обратился к Демиду: — В третьем корпусе общежития на седьмом этаже помещается радиоклуб. Там есть и осциллограф и измерительные приборы. Всегда можно проконсультироваться с ребятами, они там, по- моему, днюют и ночуют. Там же найдешь и «собачники», которые тебе очень пригодятся. Знаешь, что такое «собачник»?
— Нет.
— Панели, на которых вот такие же ребята, как ты, собирали свои схемы. А почему их прозвали «собачниками» — уму непостижимо. Обычно бывает так: придумает паренек схему, купит диоды, резисторы, транзисторы, одним словом, работает как одержимый. Собирает он свою схему, а после того, как удостоверится, что она работает, утрачивает к ней интерес.
— Между прочим, типичная эгоистическая психология мужчины, — сказала Валерия Григорьевна, — своего добился и забыл.
— Не совсем так, — продолжал Павлов — не в забывчивости дело. В другом: решил задачу, сделал выводы и штурмуй новую высоту. Как правило, эти старые «собачники» выбрасывают в корзины, ни у кого нет охоты их разбирать. Так что в радиоклубе за двадцать минут, взяв в руки паяльник, ты сможешь выбрать себе и диоды и резисторы, а к ним еще и панель. Вот и монтируй свой «собачник».
— «Собачник», — обиделся Демид. — Это будет настоящий сумматор.
— Что ж, ты прав — примитивный, но сумматор. И чем больше ты их сделаешь, тем лучше будешь знать машину, ее ритм, настроение. Я их сделал сотни. И совет мой такой, — сказал Павлов, — найди председателя радиоклуба, он инженер лаборатории стендов, наверняка помоет. .Хороший парень, ему будет приятно, что клуб пользуется авторитетом.
— Так я и сделаю. Спасибо за совет, — поблагодарил, вставая, Демид. — Спасибо и вам, милая Валерия Григорьевна, я давно так вкусно не ужинал.
Когда гость ушел, Валерия Григорьевна обратилась к мужу.
— Знаешь, может, это и смешно, но теперь судьба парня во многом будет зависеть от того, какая девушка ему встретится, в чьи руки он попадет.
— Нет, — возразил тот, — тут ты ошибаешься. Демид ни в чьи руки не попадет, он парень с характером и головой, но в чем-то ты права. Многое зависит от того, какая с ним рядом будет девушка.
— Машина, которую он делает, интересная?
— Все мы начинали с простых схем. Важно сейчас не то, что машина, над которой он бьется, не столь сложная, а то, что он стремится думать, учиться — вот стержень, на котором все в жизни держится. Он парень хороший, после университета таким станет специалистом, что нам и не снилось.
Сказал и потянулся к раскрытой книге, которая лежала на письменном столе.
Валерия Григорьевна отметила этот жест мужа, окинула внимательным взглядом его фигуру, склоненную над книгой голову, подумала, что он, мгновенно сосредоточившись, забыл о ней, будто она и не сидела с ним рядом, и грустно вздохнула. Павлов встревожено поднял голову.
— Ты что вздыхаешь?
— Взгрустнулось... Вот Демид сейчас сказал, что любит меня, а ты мне этого не говоришь... Уже много лет не слышу от тебя...
— А разве обязательно говорить? Разве это важно?
— И это тоже важно. Очень важно.
— Хорошо, я все понял, исправлюсь, — сказал растроганный Павлов, обнимая жену.
Глава двенадцатая
Молодежный заводской радиоклуб помещался на седьмом этаже третьего корпуса общежития. Внизу, в холле, вахтерша, сидевшая за столом, отгороженным от всех смертных барьером, равнодушно посмотрела на Демида, взяла его удостоверение и сказала:
— Будешь уходить — верну.
Когда-то в новоотстроенном общежитии, в котором молодые специалисты жили в комнатах по двое, вспыхнула настоящая война между жильцами и комендантшей.
Она хотела, чтобы были отдельно мужские и отдельно женские общежития, иначе, говорила она, «махровым цветом расцветет распутство».
Как ни странно, самыми горячими сторонниками совместных общежитий оказались девушки, и закончилась эта война полной победой здравого смысла. Комнаты парней и девушек располагались в общежитиях по соседству, а «распутства» и в помине не было, наоборот, установилась атмосфера веселая и дружеская.
Демид поднялся на седьмой этаж, толкнул дверь с надписью «Радиоклуб». Вечерело, и широкое окно комнаты было залито светом. Над столом на стене висела обыкновенная школьная доска, вся вкривь и вкось исписанная формулами. Впечатление было такое, словно тут продолжался бой, причем противники сражались безжалостно и исступленно молчаливыми математическими символами. В комнате, около осциллографа, сидел Альберт Лоботряс. Он встретил Демида так, словно давно поджидал его.
— Здорово. С чем пришел?
— Хочу схему опробовать. А ты?
— Ремонтирую магнитофон. Не можешь вообразить себе, во что превращается современная техника в руках варваров...
— Она тоже относится к числу варваров? — невинно спросил Демид.
— Она чемпион среди них.
Он сказал эти слова с гордостью, и Демид подумал, что, если бы Роксана захотела разбить магнитофон' о голову Альберта, парень все равно был бы счастлив.
— Мне председатель клуба разрешил взять из старых «собачников» кое-какие элементы, — сказал Демид.
— Бери все, что тебе нужно, — согласился Альберт, — я еще парочку подкину. Покажи схему.
Демид молча протянул Альберту схему, тот посмотрел внимательно и сказал:
— Примитив, но работать будет. Сам схему составил?
— Сам.
— Молодец. Для практики полезно. Я тоже когда-то такими глупостями занимался. — И снова погрузился в работу, возрождая к жизни искалеченный магнитофон.
Демид подошел к окну. Совсем неподалеку лежала Петропавловская Борщаговка, отчетливо виднелись яблоки в колхозном саду. Красиво выглядит сад поздним летом! Среди яркой зелени нет-нет да и мелькнет золотая
россыпь листвы, плоды налились спелым янтарем и зрелым румянцем, воздух еще теплый и прозрачный, и только неизвестно откуда взявшийся холодный ветерок напомнит, что осень не за горами.
— Ты загляни в стол, там у нас имеются кое-какие запасы, — не поворачивая головы, сказал Альберт, — или в шкафу поищи. Нет, это просто невероятно: чтобы так разладить магнитофон, нужно иметь отменные технические способности! — с удовлетворением отметил он. — Роксана несомненно одаренный человек. Нашел?
— Да, все есть. Лампочки я завтра куплю.
— Шесть копеек штука, — пояснил Альберт и снова замолчал, склонившись над магнитофоном.
Дверь открылась, вошел еще один паренек, поздоровался, вынул из ящика стола свою схему и стал над ней колдовать.
Из радиоклуба Демид вышел в восьмое часу. Солнце клонилось к горизонту, но было еще жарким, хотя и ленивым, уставшим от работы за день. Скоро первый вступительный экзамен в университете, на заочном отделении мехмата: письменный—математика. Чего-чего, а этого экзамена он не боится и устного по математике
и по физике не боится, а вот с сочинением по литературе будет морока. Значит, нужно пойти к Ольге Степановне, попросить ее еще немного с ним позаниматься.
Но все планы Демида пошли насмарку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45