– Ненадолго. Насколько я понимаю, он был обречен.
– Да, но он не запятнал бы свое имя. А это имеет большое значение для Изабель, – отозвался Луис.
Алехандро кивнул и отпил хереса, несколько пристыженный тем, что не подумал о девочке. Луис прав. Изабель унаследовала бремя вины отца, а это тяжелая ноша, особенно если ты обрел ее в детском возрасте.
– Мне неудобно об этом спрашивать, – замявшись, начал Луис, – но я небогатый человек. Мартин оставил что-нибудь Изабель в наследство?
Фаргас смущенно покачал головой.
– Оставил, но правительство аннулировало его завещание. Желания Мартина не имеют значения.
– Как же это может быть? – недоверчиво спросил Луис. Алехандро похлопал его по колену.
– Американцам трудно представить, что такое диктатура. Правительство конфисковало всю собственность де Луна: фабрики, дома, деньги на банковских счетах – в общем, все, за исключением его коллекции машин и драгоценностей Альтеи, которые та – наверное, по наущению свыше – завещала Флоре.
– Как же это им удалось? Фаргас переменился в лице.
– Да простит меня Господь, им помог я. – Луис в замешательстве посмотрел на собеседника. – Изабель – единственная наследница Мартина. Так как мы спрятали ее от Мурильо, имущество стало выморочным.
– Что это значит?
– Если при открытии наследства наследник или мертв, или его нельзя найти, все достается государству. Если мы привезем Изабель в Барселону, она, конечно, получит то, что ей причитается – за вычетом громадных налогов, но тогда она наверняка попадет под опеку Мурильо. Они нас поймали, и знают об этом.
Встав с кушетки, Луис подошел к камину и с отсутствующим видом принялся помешивать уголья.
– Я, видимо, проявил неоправданную беспечность, добавив в вашу семью лишний рот, – заключил Алехандро. – Мы с Флорой не в состоянии сейчас взять Изабель к себе, но мы поможем всем, чем сможем. – Смутившись, он замолчал.
– Что ж, – покачал головой Луис, очевидно, уже приняв решение. – На свете случайностей нет. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Наш с Мирандой сын умер в трехлетнем возрасте. Мы хотели родить других детей, но у нас ничего не получилось. Мы думали, что так угодно Богу, но тут Господь послал нам Нину. Теперь же Он посылает нам Изабель. Пусть живет у нас столько, сколько захочет.
Время шло, но Изабель по-прежнему горевала. Всячески стараясь вывести несчастного ребенка из этого состояния, Миранда постоянно заговаривала с ней, водила на прогулки в город, возила в горы, но увы… Та твердость, та решимость, которые проявила Изабель во время визита Алехандро, испарились без следа. Тем не менее Миранда не теряла надежды.
И вот в один прекрасный день, проходя из столовой на кухню, она увидела в окно Изабель, сидящую в саду прямо на земле. Сломанной веткой Изабель рисовала на песке что-то похожее на цветы и деревья. Миранда тут же вспомнила свой разговор с дочерью насчет Изабель.
– Она очень молчаливая, мама, – жаловалась ей Нина. – Я пытаюсь ее разговорить, а она все время грустит. Но ты ведь знаешь, как я люблю писать в своем дневнике? – продолжила она. Миранда утвердительно кивнула. – Так вот, Изабель его весь изрисовала. Она также рисует странные лица на клочках бумаги и в тетрадке, которую хранит в тумбочке возле своей кровати.
Поразмышляв над этим, Миранда вспомнила последний визит де Луна всей семьей. Тогда, сидя в этом самом саду, Альтея частенько рисовала открывшуюся перед ней панораму. Вертевшаяся рядом Изабель всячески стремилась подражать матери. С серьезным видом вглядываясь в ландшафт, она медленно водила карандашом по бумаге, оставляя на ней пусть безыскусные, но все же вполне узнаваемые образы. На Миранду все это произвело большое впечатление, о чем она не преминула сказать Альтее.
«Она очень талантлива, – с нескрываемой гордостью ответила Альтея. – Так как у нее мое чувство линии и то же исключительное чувство цвета, что и у Флоры, приходится признать, что Изабель унаследовала все лучшее от нас обеих. Конечно, ей всего шесть лет – кто знает, что будет дальше».
«Действительно, кто знает», – подумала Миранда и вечером за ужином объявила, что ей нужна помощь Изабель.
Не выказав особого интереса, Изабель лишь утвердительно кивнула.
На следующий день Миранда отвела Изабель в галерею. Выставленные там красочные картины, по замыслу Миранды, должны были вызвать у девочки хоть какую-то реакцию, но Изабель осталась безучастной. Показав ей, как перышками смахивать пыль с картин, Миранда удалилась к себе в кабинет и исподтишка через открытое окно принялась наблюдать за происходящим.
Первую картину Изабель протерла быстро, то же произошло и со второй. Третьей она уже уделила немного внимания, а у четвертой так и вовсе задержалась. Сердце Миранды учащенно забилось. Отступив на шаг назад, девочка явно разглядывала работу: склонила голову налево, направо, прищурилась, затем снова широко раскрыла глаза.
Миранде хотелось, чтобы Изабель поделилась с ней своими эмоциями от увиденного, однако до конца дня девочка так и не проронила ни слова. Что ж, давить на нее не стоит.
Через две недели Миранда поменяла экспозицию. На этот раз она отражала жизнь американских индейцев в прошлом веке. Изабель с интересом остановилась у картины, изображавшей индейскую скво, которая кормит младенца.
Другая картина изображала индейских юношей во время ритуального танца. На их разгоряченных лицах с налобными повязками застыл такой восторг, что Изабель не удержалась от улыбки.
Наконец-то Миранда сумела подобрать ключик к Изабель. Теперь оставалось только терпеливо ждать.
Второй, после Изабель, лучшей подругой Нины была маленькая книжечка в кожаном переплете, хранившая ее самые большие тайны.
Ее страницам с розовым обрезом Нина поверяла свою душу с почти религиозным фанатизмом, и с благоговением перечитывала затем написанное. Девочка мечтала стать писательницей, а потому, представляя свой дневник рукописью романа, не считала для себя зазорным несколько приукрасить происшедшее за день или слегка подредактировать свои мысли так, чтобы они выглядели глубже и лиричнее.
В реальности Дюраны с трудом сводили концы с концами, и Нина прекрасно это знала, поскольку помогала по дому и на кухне. Однако на страницах ее дневника все выглядело иначе. Дюраны были богачами, Нина – принцессой, и вообще ей было не десять лет, а двадцать, и за ней ухаживали первые красавцы королевства. Иногда же из приемной дочери она превращалась в девочку, из-за которой упрямо спорили родители – Дюраны и неизвестные «они».
После встречи Нины с супругами де Луна та элегантная богиня, которая была ее матерью, стала походить на Альтею, а отец оказался вылитый Мартин.
Узнав, что Альтеи не стало, Нина долго плакала, а со смертью Мартина примириться ей было еще труднее. Де Луна всегда казался Нине непобедимым героем, которому были нипочем напасти, роковые для простых смертных. Неужели его мог свалить какой-то прозаический сердечный приступ?
Девочка дала событиям свое толкование. Из-за скоротечности своего визита в Санта-Фе Алехандро ничего не успел сообщить о похоронах Мартина, что делало версию Нины вполне жизнеспособной. Она свято верила в то, что Мартин на самом деле жив, а Изабель он оставил в Штатах потому, что сердится на нее. Ведь сообщи она полиции то, что видела в ночь убийства, его бы не арестовали. Но дочь следствию ничего не сказала, и Мартин в наказание отослал ее прочь. Стыдясь его жестокости, Флора и Алехандро решили пойти на обман, сказав Изабель, что ее отец умер, а не отказался от нее.
Боль утраты со временем утихнет, а вот горечь от сознания того, что тебя бросили, не пройдет никогда.
В конце ноября Дюранам позвонил управляющий Национальным банком Санта-Фе и предложил встретиться для приватной беседы. Хотя и не без внутреннего трепета, Миранда и Луис согласились.
– Прошу прощения, что я не стал ничего сообщать по телефону, – войдя в кабинет Луиса, произнес Оскар Йонт, – но меня проинструктировали соответствующим образом. – Открыв кожаный «дипломат», он достал оттуда большой бумажный конверт. – Вы, конечно, не станете отрицать, что знакомы с сеньором Алехандро Фаргасом из Барселоны, и понимаете, к чему такая осторожность. – Йонт достал из конверта какие-то бумаги и два чека.
Услышав имя Алехандро, Миранда несколько успокоилась. По крайней мере гостиницу у них не отберут.
– Да, мы знакомы с сеньором Фаргасом.
– Он предоставляет вам право распоряжаться наследством… – Йонт замешкался, отыскивая в одной из бумаг имя завещателя.
– Мартина де Луна, – подсказала Миранда.
– Совершенно верно. – Банкир утвердительно кивнул. – В своем письме мистер Фаргас сообщил мне, что вы уже знаете о том, что случилось с большей частью наследства.
– Оно отошло государству, – огорченно закивал Луис.
– По словам сеньора Фаргаса, оставшаяся часть наследства мистера де Луна состоит из драгоценностей его жены и коллекции антикварных автомобилей.
Луис кивнул.
– Сеньорита Пуйоль поместила драгоценности в безопасное место так, чтобы Изабель получила их, когда вырастет, и продала машины, чтобы погасить долги своего племянника. К сожалению, денег после этого осталось не очень много. Сеньор Фаргас поручил мне передать это вам. – Йонт подал один чек Луису, а другой – Миранде. – Вот чек на десять тысяч долларов, которые вы можете использовать по своему усмотрению. Алехандро и Флора просили вас принять этот чек с любовью и благодарностью от них самих и Мартина. – Он помолчал, тактично выжидая, пока Миранда утрет навернувшиеся на глаза слезы. – А чек на двадцать пять тысяч долларов предназначен для содержания Изабель.
– Нет, – сказала Миранда, – чтобы любить Изабель, деньги мне не нужны.
– Совершенно верно, – искренне улыбнулся Йонт. – Я думаю, они мыслят так же, миссис Дюран, но, если позволите мне высказать свое мнение, делают это не только ради вас, но и ради самих себя.
Подвинувшись к жене, Луис похлопал ее по плечу:
– Послушай мистера Йонта, Миранда. Алехандро и Флора не платят нам, они просто заботятся об Изабель единственно доступным им способом.
– Совершенно верно! – Встав, Йонт защелкнул свой «дипломат» и, довольно улыбаясь, протянул руку Луису. – Если вам нужен совет по поводу инвестиций, буду рад вам помочь.
К Рождеству появились первые признаки выздоровления Изабель. Она перестала замыкаться в себе, и хотя по-прежнему не заговаривала первой и все еще не смеялась, настроение ее стало не таким мрачным, как раньше.
В канун праздника Дюраны обычно приглашали всех постояльцев и человек пятьдесят соседей в вестибюль гостиницы петь рождественские гимны, пить подогретый сидр и украшать рождественскую елку. После праздничного ужина все отправлялись на полуночную мессу. Единственное изменение, которое внесла Миранда в обычную программу праздника, было число приглашенных на ужин – на сей раз Дюраны ждали лишь Джонаса Хоффмана, его жену Рут – журналистку, работавшую в местной газете, и их детей, Ребекку и Сэма. Хоффманы и Дюраны часто встречали праздники вместе. В Рождество Хоффманы помогали наряжать рождественскую елку в Ла-Каса, а в первый день хануки – Хоффманы были евреями – Дюраны отправлялись к ним, чтобы вместе зажечь свечи на меноре.
Когда настало время переодеваться к ужину, Миранда преподнесла девочкам сшитые ею платья из ярко-красного бархата. Платье Изабель было с белым пикейным воротничком, большим черным бантом и выглядывавшими исподнизу накрахмаленными белыми нижними юбками. Платье Нины смотрелось более утонченно – черный бархатный воротничок, манжеты и шарф вокруг талии.
– Счастливого Рождества! – произнесла Миранда, с радостью положив платья на кровати. Ну какая девочка устоит перед красным бархатом?!
Нина, конечно же, не устояла. Восхищенно взвизгнув, она схватила платье и побежала с ним в ванную, где немедленно принялась вертеться перед зеркалом, прикладывая к себе его то так, то этак. Изабель же, не двигаясь с места, молча стояла у кровати.
Миранде хотелось сквозь землю провалиться. Пытаясь поднять настроение Изабель, она вместо этого напомнила девочке о том, что было навеки утрачено.
Примерно через час, когда все собрались в обеденном зале гостиницы, Нина блистала в шикарном красном платье, Изабель же вышла в траурном темно-синем платьице, но настроение у нее было приподнятым.
Остаток вечера, по мнению Миранды, прошел хорошо. Луис предложил провести празднование именно в гостиничной столовой, а не на квартире, и, как оказалось, это была блестящая идея. Разговоры и смех гостей заполняли комнату, создавая веселую атмосферу шумного праздника. Никто не избегал Изабель, но никто и не навязывал ей своего участия.
Вниманием аудитории завладела Нина, рассказавшая последние голливудские сплетни – от подробностей бурного романа Тейлор – Бартона до скандала вокруг выбора исполнительницы главной роли в «Моей прекрасной леди».
Миранда с интересом следила за дочерью, поскольку та явно хотела произвести впечатление на Сэма Хоффмана. В свои тринадцать лет Сэм уже проявлял хорошие манеры своего симпатичного отца и был одарен умом и обаянием своей журналистки-матери. Миранду немало позабавило, что ее десятилетняя дочь не прочь с кем-либо пофлиртовать, но именно этим та сейчас и занималась.
Десерт прервал устроенное Ниной представление. Теперь она с нетерпением ждала, когда подадут яблочный пирог. Сэм же, который сидел между Ниной и Изабель, решил воспользоваться выдавшейся возможностью поговорить с Изабель. Его очень огорчали те перемены, которые произошли в ней за последние месяцы – веселая, любознательная девочка превратилась в какую-то бледную тень. Нельзя сказать, что он не понимал, почему это произошло. Однако Сэм верил в дружбу, верил в то, что если сейчас поддержать Изабель, то она сможет вернуться к жизни.
– Должно быть, ты теперь самая умная девочка в мире, – понизив голос, сказал он.
Изабель посмотрела на него с изумлением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50