Равно как никто о тебе ничего не знает и в колледже Уэллесли.
Гартвик подошел к Нине и взглянул на нее в упор. Сунув руки ей под халат и обхватив ее за ягодицы, он вызывающе продемонстрировал право собственника.
– Прежде чем жениться на тебе, Нина, я хочу знать, кто ты есть на самом деле, черт побери!
Нина и не предполагала, что Энтони станет ворошить ее прошлое, но он покопался в нем, и достаточно основательно! Итак, у нее два выхода из ситуации: она может с ним спорить, но поскольку они оба знают, что он прав, она потеряет все; или она может рассказать всю правду, и тогда победа по большому счету останется за ней.
– Итак, я предложила тебе брак. К сожалению, ты в нем не слишком заинтересован. – Ее лицо постепенно превратилось в маску равнодушия. – Мое второе предложение понравится тебе больше, потому что ты получишь не только признание, но и извлечешь немалую выгоду.
Энтони сел на диван напротив нее, сделал глоток виски и кивнул.
– Я расскажу тебе свою историю только в том случае, если ты купишь на нее права, – хмыкнула Нина.
– С чего бы это?
– С того, что моя история входит в жизнеописание некоей знаменитости, которым я уже давно занимаюсь. Называется оно: «Истинные цвета: правдивая история Изабель де Луна». – При этих словах в глазах Энтони промелькнул испуг, как она и предполагала. – Это повествование о родителях Изабель, их скандальном браке, не менее скандальной смерти, а также о таких подробностях ее личной жизни, о которых может знать только очень близкий человек.
– И насколько близко ты знаешь Изабель де Луна?
– Я выросла вместе с ней, нас воспитывали как сестер, – торжествующе повысила голос Нина. – Тебе достаточна такая степень близости?
– Пожалуй, да. Продолжай.
– Изабель – непростая штучка. Ее биография может стать именно таким сногсшибательным бестселлером, который позволит тебе возродить «Гартвик-хаус». И я готова тебе ее предоставить.
– За плату.
– А ты как думал? С этой минуты, дорогой, все, что происходит между нами, будет иметь свою цену. Включая это! – Она на мгновение распахнула халат.
– Ну что ж, хорошо. А из нас с тобой получаются неплохие негоцианты, а? – Он сделал глоток, глядя на Нину поверх края стакана. – Скажи, с чего ты взяла, что кто-нибудь станет покупать биографию художницы? Мир не вертится вокруг интриг нью-йоркского бомонда.
– Но именно сейчас мир хочет побольше узнать об Изабель де Луна, – самодовольно отозвалась Нина. – В этой книге будет секс, насилие, тайна и знаменитая личность – все вместе. – Ее губы скривила презрительная усмешка. – Не могу представить себе ни единого, даже самого тупого издателя, который упустил бы такой шанс.
Энтони тотчас оглоушил ее следующим заявлением:
– Убийство произошло много лет назад в Барселоне. А после смерти Мартина де Луна дело было закрыто.
– Как раз наоборот, после смерти Мартина все запуталось окончательно. Теперь никто не знает наверняка, убивал он жену или нет. Кроме разве что Изабель.
– Интересно, почему ты так думаешь?
– Говорят, она была свидетельницей преступления и либо испугалась рассказать в суде правду, либо заставила себя вычеркнуть это событие из памяти.
– Если она испугалась признаться тогда, то не станет делать этого и теперь. Тем более она не станет говорить с тобой.
– Ну и что! Я изложу факты, которые мне удалось раздобыть, и предложу читателю самому сделать вывод. Изабель знаменита и популярна. Речь идет об убийстве, а она, как ни крути, была в самой гуще событий. Ты сам научил меня тому, что люди охотно платят за то, что их возбуждает.
Энтони поставил бокал на столик, поднялся в полный рост и рассмеялся:
– Ты льстишь себе, Нина, сверх всякой меры. И потом, зачем мне платить за то, с чем ты так охотно расстаешься? И что за безумие полагать, будто бы твои «Истинные цвета», основанные на слухах и догадках, опубликуют где-нибудь, кроме колонки светских сплетен? Издание такой книги – рискованное дело, – добавил он. – Особенно если она написана бульварной писакой с поддельными документами.
Через четыре часа после его ухода Нина буквально кипела от злости. Надежды на поддержку Гартвика растаяли без следа, его оскорбления и уличение в мошенничестве ранили ее в самое сердце. Но все это бледнело в сравнении с растущим ощущением собственной никчемности.
«Истинные цвета» вдруг стали чем-то большим, чем просто подстраховка. В них теперь заключалась единственная надежда Нины на светлое будущее.
– С днем рождения, тетя Флора! – Последний раз они виделись полгода назад. – Не могу поверить, что тебе исполнилось восемьдесят девять.
– Я чувствую себя ничуть не лучше и не хуже, чем вчера, когда мне было всего восемьдесят восемь, – весело ответила Флора. – Как прошло открытие выставки?
Удивительно, что Флора помнит об этом! Ведь и впрямь накануне в ставшей вдруг престижной галерее Скай состоялось открытие ее выставки «Движение разума».
– Мы распродали все еще до открытия. Я выслала тебе каталог.
– А какие были отзывы в прессе?
– Им по-прежнему не нравится то, что я даю своим сериям литературные названия.
– Скажи им, что это влияние тети Вины, – хмыкнула Флора. – Но что же все-таки говорят о самих картинах?
– Те, кто разбирается, хвалят и говорят, что… – она сделала паузу, перебирая и читая вырезки из газет, – что моя живопись приняла новый, необычный оборот… о, а вот это мне нравится! Томпкинс считает: «четкость проступающих теней свидетельствует о том, что картины для художника являются формой медитации».
– Интересно, – отозвалась Флора. – А Филипп на выставке был?
Изабель улыбнулась. Флора никогда не сдается.
– Да, был. Мы поговорили, и не более того.
– Плохо. Он – то, что нужно. И я сказала ему об этом, когда он месяц назад заезжал ко мне в гости. По пути в Лугано. – Она сделала паузу, чтобы Изабель успела осмыслить информацию. – Но это был не единственный раз, когда он навещал старую леди. Если честно, Изабель, общаться с ним для меня в радость. Он очень тонко чувствующий человек. Он мне нравится.
– Вы оба на редкость общительны, – язвительно заметила Изабель, по-видимому, испытывая нечто вроде ревности по отношению к Филиппу и восьмидесятидевятилетней женщине.
– Да уж, – отозвалась Флора на другой стороне Атлантики. – Кстати, Алехандро сказал, что «Дрэгон текстайлз» выставлена на продажу.
– Правда? И за сколько?
– Подробностей я не знаю. Но если хочешь, попрошу Алехандро все разузнать.
– Спасибо, не нужно. Наверное, Пако лучше оставаться в неведении относительно моего интереса.
Пообещав держать Флору в курсе дела и еще немного поболтав с ней, Изабель повесила трубку и сразу же перезвонила своему адвокату. Оказалось, что «Дрэгон текстайлз» на протяжении долгого времени считается убыточным производством, потери теперь настолько велики, что руководство компании вынуждено привлекать уставный капитал. Сейчас подходящий момент для выкупа компании. Изабель попросила его заняться этим и подать заявку на участие в торгах.
Через три недели адвокат сообщил, что «Дрэгон текстайлз» снята с торгов.
– Я полагаю, что здесь не обошлось без серьезного вливания капитала извне, потому что «Дрэгон» снова набирает обороты. Так сообщают наши источники в Барселоне.
– Что это значит?
– Компания участвует в Международной текстильной ярмарке во Франкфурте, которая проводится раз в два года. Не говоря о престижности участия в этой акции, первый приз дает возможность получения заказов, которые гарантируют колоссальные прибыли в течение последующих нескольких лет.
– Они считают, что у них есть шанс на победу?
– Судя по моим сведениям, они уверены в победе! Изабель все это казалось полной бессмыслицей. После долгих лет прозябания Пако вдруг решил бороться за самую престижную награду в текстильном бизнесе?
Что стряслось? Изабель впала в необъяснимую тревогу.
Оливия буквально отнеслась к предложению горничной чувствовать себя как дома и спокойно расхаживала по квартире сына.
Квартира, которую Филипп занимал в высотном доме на Парк-авеню, была настоящим логовом молодого щеголя. Черный мрамор пола в прихожей прекрасно сочетался с панелями тикового дерева цвета кофе с молоком. Создавая ощущение новизны и индивидуальности, свойственное постэкспрессионистам середины века, стены украшали работы абстракционистов нью-йоркской школы.
Гостиная с камином восемнадцатого века, облицованным сосной и с матовой чугунной решеткой, была меблирована по принципу контраста, построенного на причудливом сочетании кожи и шелка, дерева и металла, стекла и мрамора.
Хотя в квартире было много редких и дорогих полотен, те, что висели в спальне Филиппа, привлекли особое внимание Оливии. Напротив кровати она увидела необычайно эротичное полотно в красных тонах. А над кроватью висел рисунок углем – своеобразная реминисценция красного видения. В обеих работах Оливия узнала искусную руку Изабель де Луна. А вот и фотография – Филипп держит за руку молодую женщину в бейсболке, оба улыбаются. Судя по всему, сын боготворит ее.
Оливия вспомнила похороны Нельсона. Тогда Филипп о чем-то долго говорил с обворожительной незнакомкой. Спросив о ней у сына, она узнала, что это внучатая племянница Флоры Пуйоль, художница Изабель де Луна. Во взгляде Филиппа отразилась тогда боль разбитого сердца – реакция на отверженную любовь.
Оливия попивала вино в библиотеке, когда наконец появился Филипп.
– Прости, что я опоздал. С тех пор как умер Нельсон, мне кажется, я тяну бизнес за двоих.
Налив сыну каберне, Оливия посмотрела на него и вдруг увидела, как красив ее мальчик. Впрочем, в свои сорок четыре года он казался бы моложе, если бы не сеть морщинок в уголках глаз. И отнюдь не беззаботная улыбка. Волосы его по-прежнему были темными и густыми, хотя кое-где уже проглядывала седина. Оливия подумала, что с ее состоянием и капиталом, который Филипп унаследовал от Нельсона, он наверняка может считаться одним из самых завидных женихов в мире.
– Твоя коллекция потрясла меня, Филипп, – сказала она. Поскольку Оливия сама была страстным и знающим коллекционером, Филипп высоко оценил ее комплимент. – К тому же она невероятно обширная.
– Имея таких родителей, я был бы полным идиотом, если бы собирал негодные вещи.
Он улыбнулся, невольно признавая, что чувствует себя спокойно и комфортно рядом с ней. Их отношения постепенно становились ближе и прочнее.
– Как обстоят дела с твоим новым предприятием? – спросила Оливия.
– Отлично! Скай просто потрясающа! – воскликнул он с восхищением. – Разумеется, она многое взяла и от Рихтера, и от Глинчера, с которыми работала, но лишь единицы вправе похвастаться таким умением вести дела. – Он задумался, затем продолжил: – Помимо деловой хватки, она обладает тонким пониманием отношений в мире художников, что большая редкость: продавец должен понимать не только покупателей-богачей, но и тех, кто зависит от него материально, кто предоставляет товар. Скай именно такова. Она никогда не позволит себе уронить достоинство в погоне за прибылью. Она уважает себя и тех, кто у нее выставляется, потому ее галерея пользуется популярностью.
– Тебе повезло. Я слышала, что галереи закрываются одна за другой.
Филипп пригубил вино и задумчиво проговорил:
– Да, начался настоящий бум, и в то же время многие коллекционеры покинули рынок.
– Например, такие как я, – печально отозвалась Оливия. – Мы с Джеем привыкли ходить по галереям и покупать то, что нам нравится, но нынешние цены нам не по зубам. Мы, так сказать, принадлежим к низам коллекционеров.
– К сожалению, – покачал головой Филипп, – рынок вынуждены покинуть те, кто давно занимается собирательством. Именно поэтому я опираюсь на Скай. Она открывала галерею в трудное время, но риск не испугал ее. Благодаря своей причастности к богеме ей удалось собрать вокруг себя людей – художников и покупателей, – которые теперь находят друг друга под крышей ее галереи.
– Судя по всему, ты действительно ей доверяешь.
Филипп молча кивнул.
– Я наблюдал за ней еще в галерее Рихтера. Прежде чем вложить деньги в это предприятие, я выяснил у Скай, как она предполагает вести дела, – продолжал Филипп невозмутимо. – Она ответила: «Чтобы преуспеть, нужно любить искусство, а не деньги», а потом процитировала Андрэ Эммериха: «Хороший посредник произведения искусства не продает; он позволяет публике приобретать их». Мне это понравилось.
Оливия порадовалась, что Филипп не огрубел, приобретая жизненный опыт, и в то же время не возгордился. У него по-прежнему душа романтика.
– Похоже, Скай особенно благоволит Изабель де Луна, – лукаво улыбнулась Оливия. – Впрочем, ты, судя по всему, тоже.
– Для женщины, которая давным-давно оставила материнские заботы, ты невероятно проницательна, – рассмеялся Филипп.
– Спасибо, дорогой. А теперь перестань ерничать и расскажи, что у тебя с этой потрясающей женщиной.
– Абсолютно ничего, – грустно улыбнулся Филипп.
– Ты ее любишь?
– Да.
– А она тебя?
– Думаю, тоже.
– Так в чем же дело?
– Я допустил ошибку. Потом принес извинения и с тех пор делаю все, чтобы исправиться. Но тут дело в другом. – Он поморщился, коснувшись в разговоре загадки, которую был не в силах разрешить. Оливия вопросительно взглянула на сына. – Она говорит, что любви недостаточно, что ей необходимо чувствовать себя в безопасности. – Тень отчаяния легла на его лицо. – Но если я не понимаю, чего она боится, то как же мне защитить ее?
Оливия поднялась с кушетки и стала прохаживаться по комнате взад и вперед. Филипп в полном недоумении застыл на месте. Вдруг Оливия остановилась и бросила на сына печальный взгляд.
– Я оставила тебя когда-то потому, что мне нужно было почувствовать себя в безопасности. Меня слишком часто били, обижали, унижали. Я любила тебя с рождения и до сего дня. Но этого было недостаточно. Мне хотелось ощутить себя защищенной. Не понимаешь?
Филипп молча смотрел на расстроенную женщину, которая пыталась раскрыть ему тайну своей души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50