Если кто заглянет ночью – так вот он, степной варвар, развалился на полу, похрапывает даже, а принц у одной из своих наложниц под боком отдыхает, притомившись после любовных утех. И не слышно за фальшивой стеной яростного скрипа кровати и страстных стонов…
И, возвращаясь домой, Кинтаро не замечает, как тень ложится на лицо Альвы. На первый взгляд все как обычно, никакого отчуждения, рыжий все так же приветлив и ровен… Может, дело в том, что они реже видятся? С легким сожалением Кинтаро думает, что слишком много времени проводит во дворце, и не в одной только постели принца – в казармах, на тренировках, в кабаках с приятелями. Альва, наверное, скучает… Да нет, с досадой поправляет он себя, тут есть кому его развлекать. Вот, например, сегодня они даже не заметили, как он пришел. Валялись в обнимку под жасминовым кустом, разложив кругом подушки, книжки и фрукты, Альва что-то рассказывал, смеясь, и лицо Итильдина озарялось улыбкой. Ревность была редкой гостьей в сердце степняка, но все же не совсем неизвестной. Именно ее укол он ощутил в тот момент, когда стоял молча у распахнутых дверей. Казалось, им вполне хватает друг друга. Разве не так?
В это время Альва, не переставая улыбаться, говорил:
– Явился не запылился. Домой только пожрать и поспать приходит. Не смотри туда, пусть думает, что мы его не видим. Стоит там и думает эдак с ленцой: «Трахнуть их разок или ну в баню?» Ей-богу, лучше бы уж, как раньше, зажимал меня в прихожей. Интересно, когда он вспомнит, что уже два дня ни до тебя, ни до меня не дотрагивался? И вспомнит ли вообще? Я его что, упрашивать должен? Фигушки, у меня кое-кто получше есть…
И напрыгнул на Итильдина. Они со смехом покатились по подушкам, не видя, как Кинтаро закусил губу, развернулся и ушел в дом.
А наследный принц шептал ему душными ночами:
– Оставайся насовсем в Арислане. У тебя ни в чем не будет недостатка: деньги, почести, драгоценности, лучшие клинки, лучшие кони – что захочешь, даже женщины, раз они тебе нравятся. Я сделаю тебя начальником стражи, а потом… Я ведь рано или поздно стану халидом… Тогда нам никто и слова поперек не скажет, и прятаться будет не надо… Тогда хоть великим визирем, хоть наместником, хоть араваном, только слово скажи…
– Не боишься, что я халидом захочу стать? – смеялся Кинтаро. – А тебя буду в спальне держать, для утех.
– Тогда я соблазню своего охранника, и он тебя прикончит. – Халиддин прижимался к нему теснее, и его оленьи глаза влажно поблескивали в полутьме. – А ты знаешь, что кисмет на фарис означает «судьба»?
Иногда он заводил и другие разговоры.
– Эта рыжая северянка… ты ведь с ней спишь?
Кинтаро отвечал ему невозмутимым взглядом, не собираясь ни разубеждать, ни признаваться.
– И с ее подругой тоже? – с ревнивым интересом продолжал допрос Кисмет. Не дождавшись ответа, прошептал с досадой: – Разве мало женщин в Арислане… Пусть идут своей дорогой, а ты своей.
Степняк покачал головой.
– Чем они тебе так дороги?
– Я чуть не заплатил жизнью за обоих, – коротко ответил Кинтаро, и Кисмет больше не задавал вопросов.
Зато начал задавать вопросы Альва.
– Тебе что там, медом намазано? – сказал он как-то раз небрежно. Гордость не позволяла ему прямо допытываться, почему Кинтаро в последние пару месяцев предпочитает проводить время где угодно, только не дома.
– Ну, мне нужно держать себя в форме, – пожал плечами Кинтаро. – Понимаешь, тренировки и все такое.
– Ага. Тренировки, значит, ну да, конечно, – повторил Альва со странным выражением на лице. – Всю ночь, не покладая рук. И домой ты потом явно не торопишься. Да нет, я чисто из любопытства, ты не думай. Ты же у нас известный любитель придворной жизни.
– Я бы, может, и торопился домой, если бы меня здесь ждали, – сказал эссанти медленно.
– А как тебя, скажи на милость, надо ждать? – изумился кавалер Ахайре. – Расстилать перед тобой ковровую дорожку и обмахивать опахалами из павлиньих перьев?
Кинтаро нахмурился, но ничего не сказал. Он снял со стены свой меч в ножнах и пристроил его за спиной. Такое хладнокровие пришлось совсем не по вкусу Альве. Он сощурился и прислонился к стене, картинно скрестив на груди руки.
– Завтра меня не ждите, – проронил Кинтаро, не глядя на него, и кавалер Ахайре не выдержал.
– Если кого-то здесь интересует мое мнение, то можешь хоть вообще не являться, – процедил он. – А то приходишь затраханный, а глазки так и бегают: когда же назад? Ну ясно, он молоденький, сладкий, глаза, как у серны, да еще и наследный принц! – в голосе рыжего против воли прорезались обиженные нотки. – Да-да, у тебя на лбу написано: «Я трахаю наследного принца Арислана!» – он с вызовом посмотрел на Кинтаро. – Вот поймают вас… Ему-то ничего не будет, а тебе член отрежут и на ворота прибьют, другим в назидание.
Тут не выдержал и Кинтаро.
– Надо же, кого-то здесь еще интересует мой член! – с тихой яростью проговорил он, нависая над Альвой. – Я-то думал: как в степи – так подходил, а здесь – то слишком грязный, видите ли, то слишком грубый, то вообще пойди книжку почитай, тупица. Не все, знаешь ли, корчат из себя благородных. Ты на себя посмотри, скоро член у мужика будешь ножом и вилкой брать.
Кавалер Ахайре аж задохнулся, не в силах сказать ни слова. А Кинтаро между тем повернулся и вышел, хлопнув дверью. После минутного промедления Альва выскочил на крыльцо и крикнул ему вслед, стараясь вложить в свои слова как можно больше сарказма:
– Ну, ты заходи как-нибудь чайку попить!
Как и следовало ожидать, степняк даже не оглянулся.
Вспомнив, что он не слишком тщательно одет, Альва поспешно юркнул обратно в прихожую. Там он прислонился лбом к косяку и грязно, с наслаждением выругался. Неслышно подошедший Итильдин обнял его.
– Зачем все это? – сказал он тихо. – Почему бы просто не сказать, что ты по нему скучаешь?
– Еще чего, – возмутился кавалер Ахайре. – Можно подумать, я его упрашивал поехать со мной в Арислан. Пусть трахает кого хочет, никто его не держит. Нам и без него хорошо, любовь моя.
Итильдин вздохнул. Если б это было правдой!
– Таро, ты чего такой смурной? – подлизывался кареглазый мальчишка.
Кинтаро смотрел на него отстраненно и хмурился. Странное дело, теперь, когда не было азарта охоты, не было игр в неприступность и запретов, добыча казалась уже не такой желанной. И то, что рыжий знал об этой связи, придавало ей какую-то пошлую будничность.
В доме на улице Зейнаб он не появлялся уже неделю, и временами желание увидеть зеленые глаза становилось нестерпимым.
Вчера он не выдержал – пробрался ночью к дому, влез на крышу, заглянул в сад. В доме было тихо и темно. «Трахаются, небось», – злобно думал Кинтаро. Он и не подозревал, что в этот самый момент Альва лежал, уткнувшись в подушку, и невнятно жаловался Итильдину:
– Зачем он так со мной, а? Добился своего, и ему стало скучно. Ведет себя так, будто ему плевать на меня. Хоть бы разок цветов принес, что ли… браслетик какой-нибудь. А то валит сразу в койку, даже поцеловать забывает… Я хочу, чтобы он со мной как с наследным принцем обращался, а получается, что он с наследным принцем как со мной… – Альва неожиданно для самого себя всхлипнул. – Между прочим, меня поклонники на руках носили, дарили бриллианты, посвящали романы, на дуэлях дрались!
– Но хоть один из них спас тебе жизнь? – шепнул эльф.
Альва не понимал, а Итильдин не умел ему объяснить то, что сам чувствовал. Может быть, Кинтаро никогда не скажет Лиэлле ни слова о любви. Он просто выйдет ради него на бой хоть с целой армией – не рассуждая, не задумываясь, без страха и колебаний. А вернувшись из боя, разложит и отымеет без лишних слов.
Флирт, преклонение, страстные взгляды, игривые беседы, полные намеков и замаскированных пошлостей – по этим, бессмысленным на взгляд эльфа, вещам скучал кавалер Ахайре. Но пройдет еще немного времени, и он куда сильнее заскучает по грубоватым шуткам, громкому голосу, сильным рукам и большому горячему телу. Больше того, у Итильдина были все основания думать, что это может произойти с ним самим.
Но всего этого Кинтаро не знал. Тоска глодала его сильнее день ото дня, не помогал ни бурный секс, ни бурные пьянки, ни изнурительные тренировки.
– Забудь их, Таро. Так будет лучше.
Не дождавшись ответа, Кисмет продолжал:
– Я тут решил кое-что проверить… В Трианессе нет никакой леди Альдис Аланис.
– Я у нее документы не спрашивал, – пожал плечами Кинтаро.
И тут мальчишка вкрадчиво сказал:
– Они ведь не женщины, правда?
Кинтаро ощутил легкий холодок, но не подал и виду. В конце концов, даже если в его хозяйках заподозрят мужчин, это не смертельно.
– С чего ты взял? – спросил он небрежно, закладывая руки за голову.
– Мои люди следили за домом. В глаза не бросается, но если долго наблюдать…
Глаза степняка сузились. А вот это уже нехорошо.
– Леди Альдис Аланис не существует. Зато есть известный криданский поэт кавалер Ахайре, – Кисмет выговорил второе имя Альвы с ударением на последний слог, по арисланской традиции. – А также его любовник-эльф. Год назад они оказались замешаны в одном некрасивом скандале, а через некоторое время пропали. Ходили слухи, что обоих уже нет в живых. Какая была бы потеря для криданской литературы!
– Интересная история, – сказал Кинтаро с деланным безразличием. – Только не понимаю, какое она имеет отношение ко мне.
– А такое, что твоих дамочек в любой момент можно выслать из страны.
Миг – и мальчишка лежал навзничь, прижатый за плечи к кровати, а Кинтаро склонялся над ним, нехорошо скалясь.
– Только сделай им что-нибудь, и я тебе шею сверну, не посмотрю, что наследный принц.
Халиддин силился улыбнуться, пытаясь обратить все в шутку, но лицо его посерело от страха, а в глубине глаз плескалось что-то такое… вина, может быть?
– Говори, – тихо и страшно приказал Кинтаро, сильнее сжав пальцы.
И Кисмет торопливо заговорил:
– Таро, я тут ни при чем… Если узнал я, может узнать любой другой, у кого есть деньги. А вечером у великого визиря был посетитель. Неважно кто, он просто посредник. Было плохо слышно, но имя кавалера Ахайре я уловил. И еще… они упоминали вождя энкинов Таргая… Арислану нужны союзники в Дикой степи… и свои соглядатаи у визиря есть…
Мрачнее тучи, Кинтаро вскочил и начал одеваться. Забившись в угол кровати, Кисмет смотрел на него, раздираемый страхом перед степняком и страхом за него.
– Таро, не ходи туда, – еле слышно попросил он. – Не ходи, не надо… Я…
Гневный взгляд вождя эссанти, казалось, прожигает насквозь. Халиддин едва нашел в себе силы продолжить, и голос его дрожал:
– Я отправил туда своих людей, с конями и подорожными, их проводят, куда они захотят, будут защищать от кого угодно, даже от моего брата… Таро…
– Сколько человек ты послал?
– Д-десять…
– Твои люди уже мертвы, если энкины напали. Сиди и молись, чтобы с моим рыжим ничего не случилось. Иначе я вернусь и устрою тут бойню! – И Кинтаро снял с пальца кольцо.
Вихрем он ворвался в дворцовую конюшню, вывел первого попавшегося коня, крича: «Поручение халиддина!» – и через несколько минут уже во весь опор скакал по ночным улицам, едва успевая пригибать голову под развешанным бельем и низкими арками. Меньше чем через полчаса он добрался до улицы Зейнаб и сразу же увидел зарево пожара. Горел дом кавалера Ахайре.
Словно энкинская стрела с зазубренным наконечником вошла в сердце. Рыжий… куколка… где они? Удалось ли им укрыться в безопасном месте? Они неплохие воины, особенно Итильдин, и энкины постараются взять их живыми, но…
Улицу перегородили несколько человек в кафтанах городской стражи с алебардами. Так-так, сами на помощь не спешат и пускать никого не собираются. Кинтаро спрыгнул с коня, оттолкнул стражника и ринулся в переулок, чтобы подойти к горящему дому с задворок. Воздух был полон жара и запаха гари. На бегу Кинтаро выхватил меч, зажал в ладони кинжал. Глаза его обшаривали темные переулки, коньки крыш, окна и стены. Врагов не было видно, жители окрестных домов прятались, боясь выйти из дому.
До него донеслось пение стрелы и короткий предсмертный крик. Кинтаро выскочил из-за угла и сразу же попал в гущу схватки. На его глазах человек, вооруженный кривой саблей, аккуратно снес голову одному противнику и рассек от плеча до пояса другого. В следующий момент Кинтаро метнул в него нож, и энкина, захрипев, рухнул на землю. Одет он был как южанин, но разве скроешь широкие скулы, длинные волосы и оружие степняка! Светло было, как днем. Дом превратился в огромный костер. Кинтаро успел заметить поодаль несколько окровавленных тел, и тут засвистели стрелы. Одни пролетели мимо, другие он отбил мечом, но все-таки одна вонзилась в плечо, прежде чем он нырнул обратно за угол. Не вытаскивая, он обломил ее, выхватил еще один нож, и вовремя – темная фигура бросилась на него, размахивая саблей. Все чувства ушли, осталась лишь холодная ярость боя. Вытерев меч об одежду убитого, Кинтаро скользнул вдоль стены туда, где мелькнул еще один темный силуэт. Минута – и третий энкина покинул мир живых. В горло четвертого нападавшего вонзилась стрела с зеленым оперением. Стреляли из переулка, из-за перевернутой телеги, и на мгновение Кинтаро показалось, что там мелькнуло бледное личико с тонкими чертами, но он не позволил себе отвлечься. Еще один энкина успокоился под его мечом, двое – под стрелами. На этих оперение было не зеленым, а черным – видать, собственные стрелы у эльфа кончились, и он собирал вражеские. С воем на Кинтаро кинулись четверо противников, и ему пришлось бы туго, если бы из укрытия не выбежали на подмогу трое. В одном из них степняк без удивления узнал Сигмара.
– Ллидом клянусь, жаркая ночка! – проревел тот, размахивая мечом.
Скоро все было кончено. Сжав зубы, Кинтаро вырвал обломок стрелы, торчащий из плеча, огляделся.
– Двое ушли, – сказал он отрывисто. – Сколько их было?
– Пятнадцать, – раздался спокойный голос Итильдина.
Он был со своим длинным эльфийским луком, по пояс голый. Из пореза на шее сбегала тонкая струйка крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47