Спины потели под тяжелыми рюкзаками. Ночью у всех болели мышцы – долгое безделье в плавании не прошло даром.
Айк все время заставлял их двигаться, но быстро не гнал; они шли размеренно, как кочевники.
– Незачем спешить, – говорил он, – мы нормально идем.
Попробовали воду. Али окунула налобный фонарь – с таким же успехом она могла посветить с обратной стороны зеркала. Зачерпнула воду ладонями – ей показалось, что она держит в руках вечность. Вода была древней.
– Этому водоему больше полумиллиона лет, – сказала Челси, гидролог.
Вода пахла земными глубинами. Айк поболтал в воде рукой и плеснул несколько капель на язык.
– Совсем другая, – произнес он.
И пил из озера без всяких колебаний. Другим он своего мнения не навязывал, понимая, что они будут наблюдать – не заболеет ли он, не появится ли у него в моче кровь. Особенно осторожен был Твиггс, микроботаник.
К концу второго дня воду пили все, не пытаясь ее очистить.
– Какая вкусная! – сказала Али.
«Пьянящая», – подумала она, но вслух не сказала. Вода отличалась от обычной, она как-то иначе скользила по языку и была очень чистая. Али набрала пригоршню воды и плеснула себе на лицо, потерла щеки, и у нее осталось ощущение свежести. Наверное, фантазии, решила она. Просто место такое.
Однажды они увидели на черном горизонте желтые вспышки. Айк сказал, что это стреляют – где-то миль за сто, на другом берегу озера. Видимо, Уокер решал какие-то проблемы, а может – создавал.
Озеро лежало к северу от дороги. Почти шесть месяцев люди без оглядки шли по слепым коридорам, не доверяя компасу. Теперь у них есть озеро. Наконец-то появился хоть какой-то ориентир. Путники видели, какой путь ждет их завтра и послезавтра. Берег тоже не был прямым, попадались излучины и повороты, но теперь они могли видеть вокруг столько, сколько позволяло зрение, – приятная перемена после лабиринта тесных коридоров.
Хотя все недоедали, настоящего голода пока не испытывали, да еще рядом всегда была вода. Два, три раза в день, а то и чаще они ополаскивались в озере.
Потом придумали привязать к пластиковым кружкам веревки, чтобы черпать воду для питья, не нагибаясь и даже не замедляя хода. У Али сильно отросли волосы. Она больше не завязывала их шнурком, и они лежали на плечах – пышные и блестящие.
Установленный Айком режим всех устраивал. Айк никого не подгонял. Если кто-то уставал, он брал себе часть груза. Однажды, когда Айк отправился исследовать боковое ущелье, кто-то попытался поднять его рюкзак, но не смог даже сдвинуть.
– Что он там таскает? – удивилась Челси.
Никто, конечно, не решился проверить. Это значило искушать судьбу.
Когда ночью окончательно выключали свет, берег фосфоресцировал. Али часами смотрела, как рядом с чернильно-черной водой пульсирует песок, заставляя тьму отступить. У нее вошло в привычку лежать на спине, представлять себе звездное небо и молиться. Что угодно, лишь бы не спать. С тех пор как Уокер устроил побоище, заснуть значило видеть ужасные сны. Ее преследовали безглазые женщины. Во имя Отца.
Однажды ночью, когда Али мучили кошмары, ее разбудил Айк.
Али так вспотела, что к коже прилип песок. Задыхаясь, она уцепилась за его руку.
– Все нормально, – выдавила она.
– Что-то с тобой не то, – вздохнул Айк.
Али очень хотелось попросить его остаться. Но что потом? Что ей с ним делать?
– Спи, – сказал Айк. – Ты слишком близко принимаешь все к сердцу.
* * *
Прошла еще неделя. Люди шли все медленнее. По ночам у всех урчало в животе.
– Долго еще? – спросил кто-то у Айка.
– Вы молодцы, – ответил он.
– Есть очень хочется.
Айк задумчиво посмотрел на товарищей.
– Еще не очень, – мягко сказал он, и его никто не понял.
Насколько же мы должны проголодаться, удивлялась Али. И на что он надеется?
– Где же пятая шахта? Она должна быть где-то здесь.
– Какое число сегодня? – спросил Айк.
Он знал – и остальные тоже, – что следующие цилиндры спустят не раньше чем через шесть дней. Однако это не мешало путникам с надеждой прислушиваться – не раздастся ли сигнал. В наручные часы, которыми снабдил всех «Гелиос», были встроены микролокаторы. Сначала Пиа, а следом и Челси посадили свои батарейки, пытаясь поймать сигнал. Это была чисто детская вера в чудо. Никто даже думать не хотел о том, что будет, если Уокер со своими головорезами доберется до шахты первым.
Прошло шесть дней; шахту пока не нашли. В день они проходили только по шесть миль.
Айк тащил все больше и больше груза. Али вдруг заметила, что едва несет пятнадцать фунтов. Айк предложил каждому решать вопрос с рационом самостоятельно.
– Можно разделить один паек на двоих или троих, а можно есть один раз в два-три дня.
Однако сам он никогда не брал себе еду. Никто не видел, чтобы он ел.
– Чем он вообще живет? – спросила Челси у Али.
* * *
Двадцать два дня Гитнер вел своих людей все с меньшим и меньшим успехом. Казалось, такое невозможно, но на второй неделе пути они ухитрились потерять реку. Она была – и вот ее нет.
Гитнер свалил все на карты Али. Он вытащил их из футляра и швырнул на землю.
– Лишний груз, – заявил он. – Беллетристика.
Теперь, когда реки не было, костюмы стали не нужны. Ученые избавились от них, навалив на землю целую кучу неопрена.
К концу третьей недели люди начали отставать и пропадать.
Когда они проходили по каменной арке над пропастью, она рухнула, и пятеро провалились в пустоту.
Невероятно, но оба врача ухитрились переломать себе ноги. И не кто иной, как Гитнер, предложил их оставить. «Врачу, исцелися сам». Их отчаянные вопли затихли только через два дня.
Число идущих уменьшалось; у Гитнера оставалось три верных союзника: винтовка, пистолет и экспедиционный запас стимулирующих препаратов. Сон – враг. Гитнер все еще верил, что найдет шахту-3 и сможет восстановить связь. Еды осталось мало. Произошло два убийства. В обоих случаях орудием послужил камень, и вещи убитых были разграблены.
Когда коридор раздвоился, Гитнер, не долго думая и не считаясь с мнением большинства, повел людей в лабиринт – так называемую губчатую ветвящуюся систему, или «свалку». Вначале это никого не озаботило. Губчатая порода изобиловала ходами, боковыми пещерами, карманами и ямами – они были и спереди, и сзади, и со всех сторон. Ходить тут – все равно что пробираться через огромную каменную губку.
– Ну вот, куда-то мы и добрались, – радовался Гитнер. – Ясно, что какие-то газы поднимались снизу и разъедали породу. Мы сможем быстрее оказаться у поверхности.
И люди – те, кто остался, – полезли наверх; они ползли по вертикальным лазам. Но веревки у них перепутались, да еще они выбрали не ту дыру. Шершавая порода замедляла движение. Ходы то суживались, то расширялись.
Часто приходилось снимать рюкзаки и проталкивать их руками. Все это отнимало много времени.
– Нужно вернуться! – крикнул кто-то Гитнеру, но тот отвязал свою веревку, чтобы его не задерживали, и продолжал карабкаться вверх.
Некоторые тоже стали отвязываться, и многие в конце концов отстали и заблудились. Тогда Гитнер сказал: «Ну вот, от балласта избавились». Отставшие долго пытались докричаться до остальных, но Гитнер только прибавил ходу и не выключал свет. Наконец у него остался один спутник.
– Облажался ты, шеф, – проскрипел он, и Гитнер выстрелил ему в голову. Послушал, как тело, шурша, сползает ниже и ниже, затем развернулся и пополз дальше, уверенный, что ход выведет его из подземья наверх, к солнцу. Где-то по дороге он повесил на выступ винтовку. Немного погодя избавился и от пистолета.
Пятнадцатого ноября в четыре часа сорок минут ход кончился тупиком. Гитнер добрался до верха. Он протолкнул вверх свой рюкзак и осторожно достал рацию. Батарея почти села, но Гитнер решил, что на один сеанс связи ему хватит. С бесконечной аккуратностью он расправил штыри антенны с учетом рельефа поверхности, затем присел на мраморный уступ, привел в порядок мысли и прокашлялся. Включил рацию. «Прошу помощи, прошу помощи, – сказал он, и в глубине сознания у него возникло слабое ощущение дежавю. – Говорит профессор Уэйн Гитнер из университета Пенсильвании, участник Тихоокеанской субтерральной экспедиции «Гелиоса». Моя группа погибла. Я остался один и нуждаюсь в помощи. Повторяю: мне нужна помощь».
Батарея села окончательно. Гитнер отложил рацию, взял кирку и начал долбить потолок. Странное ощущение, что он никак не может о чем-то вспомнить, так его и не оставило. Гитнер застучал сильнее. Замахнувшись, он остановил руку на полдороге и опустил кирку. Шесть месяцев назад он слушал свой собственный голос, произносящий просьбу о помощи, которую только что передал по рации. Круг замкнулся.
Для кого-то это стало бы шансом начать все заново.
Для такого человека, как Гитнер, это означало конец.
22
Пшик
Я сидел, прислонившись к скале,
а годы текли, и зеленая трава проросла под ногами моими,
и красная пыль покрыла мою голову;
люди, считая меня мертвым, приходили,
чтобы положить приношения…
к моему трупу.
Хань Шань. Холодная гора. 640 г. н. э.
Доломитовые Альпы
Члены общества «Беовульф» готовились к этому дню со своей первой встречи. Семнадцать месяцев расследование – «каприз» Томаса – бросало их по земному шару, как игральные кости. Наконец они снова собрались в замке де л'Орме, повисшем над обрывом; тут ничего не стоило заработать кислородное голодание.
Эмфизема Мустафы давала ему преимущество: у него был кислородный баллончик, и он мог регулировать поток воздуха. Фоули и Вера спасались от головной боли итальянским аспирином. Персивел, как бывший астронавт, жизнерадостно демонстрировал отличное самочувствие, но слегка позеленел, особенно когда де л'Орме повел их на круглую стену с бойницами, с которой открывался вид на утесы и далекие равнины.
– Не любите тесноту? – спросил Гольт.
Его болезнь Паркинсона немного приутихла. Уложенный в большое инвалидное кресло, он напоминал марионетку, которой управляет капризный ребенок.
– Разве не прекрасно? – спросил де л'Орме. – Каждое утро я просыпаюсь и благодарю Господа за то, что он создал паранойю. – Археолог уже рассказал гостям историю своего замка: какой-то немецкий крестоносец сошел в Иерусалиме с ума, и его сослали в эти горы.
Для замка строение было довольно небольшим. Совершенно круглое, возведенное на краю утеса, оно напоминало скорее маяк. Прогулка закончилась. Дженьюэри сидела там, где ее оставили, измученная малярией, – лицом на юг, вместе с Томасом. Внизу, вдоль кончающейся тупиком дороги, стояли взятые напрокат машины. Их водители и несколько медсестер устроили среди цветов пикник.
– Пойдемте в комнаты, – предложил де л'Орме. – На такой высоте солнце всегда сильно жарит, но появись облачко – и температура скакнет вниз. А сейчас надвигается шторм.
Толстые полена, тлеющие в железной жаровне, едва согревали прохладную комнату. Интерьер столовой был строгим, стены голые, ни гобеленов, ни кабаньих голов. Де л'Орме в красивом убранстве не нуждался.
Все уселись вокруг стола, слуга принес супницу с протертым супом. Вилок не подали, только ложки для супа и ножи для фруктов, сыра и ветчины. Слуга разлил вино и удалился, прикрыв за собой двери.
Де л'Орме предложил тост: за великие сердца своих соратников и – не меньший аппетит. Он хоть и был тут хозяином, сегодня не распоряжался. Всех созвал Томас, но никто не знал почему. Иезуит с самого приезда был чем-то озабочен. Все приступили к угощению.
Обед их немного оживил; целый час прошел в приятных разговорах. Некоторые присоединились к обществу недавно и после той нью-йоркской встречи почти не виделись, однако общая цель сблизила всех, и люди чувствовали себя одной семьей. Каждый с волнением слушал рассказы других и радовался, что все живы-здоровы.
Дженьюэри рассказала о своей последней встрече с Десмондом в аэропорту Пномпеня. Он направлялся в Рангун, а потом на юг, на поиски вождя племени карен, о котором говорили, что он встречался с Сатаной. С тех пор о Десмонде никто ничего не слышал.
Все ждали, когда же поделится своими новостями Томас, но тот был печален и рассеян. Он приехал позже остальных и привез какую-то коробку. Разговаривать не хотел.
– А где Сантос? – спросил Мустафа у де л'Орме. – Подозреваю, ему наше общество не по душе.
– Уехал в Йоханнесбург, – ответил археолог. – Там, кажется, поднялась еще одна группа хейдлов. Сдались горстке невооруженных рабочих с алмазных копей!
– Уже третья за месяц, – сказал Персивел. – Одна в Уральских горах, другая под Юкатаном.
– Кроткие, как ягнята, – рассказывал де л'Орме. – Поют что-то хором. Паломники в Иерусалиме, да и только.
– Вот так сравнил!
– Казалось бы, им безопаснее уйти вниз, подальше от нас. А они как будто страшатся бездны, что у них за спиной. Так же как мы боимся своей бездны.
– Давайте приступим, – предложил Томас.
Все так долго ждали этого момента, и вот он наступил. Мелькают ножи, исчезает вино. Сначала все осторожничали, не спешили – «сперва другие, потом я», но скоро осторожный обмен информацией превратился в общий оживленный разговор. Сатану разбирали по косточкам с энтузиазмом первокурсников. Нити уводили в самых разных направлениях. Собеседники все понимали, но удержаться не могли и городили одну дикую теорию на другую.
– Я испытал облегчение, – признался Мустафа. – Я-то думал, я один пришел к таким странным выводам.
– Мы должны придерживаться только точных фактов, – строго напомнил Фоули.
– Правильно, – сказала Вера.
Но никто не угомонился.
Все согласились, что речь идет о существе мужского пола. Если исключить шумерскую легенду четырехтысячелетней давности о царице Эрешкигаль и про Аллату в Ассирии, у властелина подземного мира мужская сущность. Даже если окажется, что современный Сатана – это совет вождей, наиболее вероятно, что там преобладает мужской взгляд на мир – стремление к господству, желание лить кровь.
Собравшиеся экстраполировали распространенные теории о животных – о поведении альфа-самцов, рефлексах защиты участка, репродуктивной активности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70