Проектом руководила доктор Ямомото, очень способный патолог. В воскресенье утром, когда это случилось, она находилась в лаборатории одна.
Они вошли в большую комнату, наполненную запахами разложения и химикатов. Pay показалось, что здесь произошел взрыв. Большие машины были перевернуты, из потолочных панелей выдраны провода. Из напольного коврового покрытия вырваны целые полосы. Ученые, как и следователи, пытались по картине разгрома определить, что произошло.
– Охранник обнаружил Ямомото скорчившейся в дальнем углу. Он вызвал по радио помощь. Это было его последнее сообщение. Его нашли на трубе под потолком с вырванным пищеводом. Ямми лежала в углу, раздетая и истекающая кровью. Ни на что не реагировала.
– Так что же случилось?
– Мы сначала думали, что кто-то сюда проник с целью грабежа или желая саботировать проект и напал на охранника. Но здесь – сами видите – окон нет, а дверь только одна. На двери повреждений не осталось, поэтому возникло предположение, что какой-нибудь хейдл проник внутрь через вентиляцию, намереваясь уничтожить нашу базу данных. Ведь мы же изучали их анатомию. Нас финансировало Министерство обороны. Производители оружия требовали информацию об их тканях, чтобы усовершенствовать оружие и боеприпасы.
– Когда Бранч так нужен, его нет, – сказал Pay. – Никогда не слышал, чтобы хейдлы такое вытворяли. Подобное нападение предполагает немалый интеллект.
– Теперь мы, во всяком случае, думаем иначе, – продолжала Мэри-Кей. – Сами представляете, какой был шум. Прибыла полиция. Мы положили Ямми на каталку, и тут она пришла в сознание и вырвалась.
– Вырвалась? – удивился Персивел. – Она все еще боялась нападения?
– Это было страшно. Она разбила аппаратуру, исполосовала скальпелем двоих охранников. Пришлось в конце концов подстрелить ее из усыпляющего пистолета. Как дикого зверя. Тогда Ямми и потеряла ребенка.
– Ребенка? – спросила Вера.
– Ямми была на седьмом месяце. То ли из-за стресса, то ли из-за снотворного… произошел выкидыш.
– Ужасно.
Они подошли к длинному анатомическому столу. Вере довелось повидать немало человеческих тел, изуродованных катастрофами, болезнями или голодом. Но увидеть такое она оказалась не готова. Хрупкая молодая женщина с японскими чертами лица была привязана к столу и укрыта одеялом. Голова – с десятками торчащих электродов – напоминала голову медузы Горгоны. Зрелище походило на пытку. Руки и ноги связаны чем придется – полотенцами, резиновыми трубками, скотчем. Обычно те, кто лежит на анатомическом столе, не требуют таких предосторожностей.
– В конце концов следователь проверил отпечатки пальцев и установил виновного, – сказала Мэри-Кей. – Это все Ямми.
– Что – «Ямми»? – не поняла Вера.
– Вы хотите сказать – натворила вот это? – спросил Pay. – Охранника убила доктор Ямомото?
– Да. У нее под ногтями нашли его ткани.
– Вот эта женщина? – фыркнул Персивел. – Да одни аппараты весят по тонне.
Сбоку хмурился Томас, одолеваемый темными мыслями.
– Но почему она такое сделала? – спросил Pay.
– Мы и сами в тупике. У нее мог быть припадок эпилепсии, но ее муж сказал, что она никогда не страдала эпилепсией. Или неожиданный психотический приступ. Один монитор – Ямми не смогла его разбить – показал, как она упала без сознания, затем встала и начала крушить все аппараты, предназначенные для выполнения срезов. Объект ее гнева очень специфичен – именно аппараты, словно она расправлялась с ними за какое-то великое зло.
– И убила охранника?
– Точно неизвестно. Убийство произошло за пределами обзора камеры. Охранник сообщил по радио, что обнаружил ее в позе эмбриона. Она обнимала вот это. – И Мэри-Кей указала на письменный стол.
– Боже милосердный! – сказала Вера.
Персивел подошел к столу и увидел источник запаха. То, что осталось от черепа хейдла, лежало между бутылкой от газировки и телефонным справочником Денвера. Голубой гель почти полностью растаял и протек в ящики стола.
Нижняя часть головы была срезана лезвиями машины настолько ровно, что, казалось, существо материализуется из крышки стола. К уродливому черепу прилипли черные волосы. Из трепанационных отверстий росли провода электродов. Череп долго предохраняли от соприкосновения с воздухом, и теперь он быстро разлагался.
Еще больше, чем разложение и отсутствие челюстей, поражали глаза. Веки подняты, глазные яблоки навыкате, зрачки замерли в яростном взгляде.
– Какой свирепый, – произнес Персивел.
– Это она, – поправила Мэри-Кей. – Такие глаза на выкате – симптом гипертиреоза. В организме недостаточно йода. Вероятно, она жила в регионе с дефицитом основных минералов, солей например. Так выглядят многие хейдлы.
– Что же может толкнуть человека на такой поступок?
– Мы сами себя спрашиваем. Может, она начала подсознательно отождествлять себя с лабораторным экземпляром? Что могло спровоцировать такую реакцию? Мы исследовали все варианты – отождествление, замещение, трансформацию. Ямми всегда была такая спокойная. И в последнее время счастлива, как никогда. Беременность, любящий муж, интересная работа.
Мэри-Кей подоткнула одеяло вокруг шеи Ямомото, убрала со лба волосы. Над глазами оказался большой кровоподтек. Должно быть, она в ярости билась головой о стены и аппаратуру.
– Потом приступы начались снова. Мы сняли ЭЭГ – такого вы никогда не видели. Настоящая буря, просто ураган. Мы погрузили ее в кому.
– Правильно, – одобрила Вера.
– Но это не помогло. Активность не уменьшилась. Как будто что-то продирается через мозг, замыкая нервные окончания. Все равно что наблюдать замедленное воспроизведение молнии. Только электрическая активность мозга не везде одинакова. Казалось бы, картина должна быть та же в любой части мозга. Но вся активность сосредоточена в гиппокампе.
– А что такое гиппокамп? – спросил Pay.
– Центр памяти, – ответила Мэри-Кей.
– Памяти, – тихо повторил Pay. – А ваш аппарат его уже отрезал?
Все повернулись к нему.
– Нет, – сказала Мэри-Кей. – Лезвие как раз к нему приближалось. А что?
– Просто спросил. – Pay оглядел комнату. – А лабораторных животных вы здесь держите?
– Ни в коем случае.
– Я так и думал.
– При чем тут животные? – удивился Персивел.
Но Pay продолжал спрашивать.
– Доктор Кениг, что такое память с научной точки зрения?
– Память? Если коротко – электрические импульсы, возбуждающие биохимические процессы в нейронно-синаптических сетях.
– Электрическая схема, – подвел итог Pay. – Значит, все наше прошлое сводится к этому?
– Не совсем, все гораздо сложнее.
– Но в целом – так?
– Да.
– Спасибо, – поблагодарил Pay.
Все ждали продолжения, но через несколько секунд стало ясно, что он погружен в раздумья.
– И еще одна странность, – заметила Мэри-Кей, – сканирование мозга показало, что электрический потенциал – почти двести процентов от нормы.
– Неудивительно, что ее закоротило. – сказала Вера.
– И еще кое-что, – вспомнила Мэри-Кей. – Сначала это походило на всплеск активности мозга. Потом нам удалось уточнить картину. А она такова, словно мы имеем дело с двумя разными моделями сознания.
– Что? Это невозможно, – возразила Вера.
– Я вообще не понимаю, о чем речь, – признался Персивел.
Доктор Кениг заговорила тише:
– Ямми там не одна.
– Повторите, пожалуйста, – потребовал Персивел.
– Имейте в виду, – предупредила Мэри-Кей, – информация не для огласки.
– Обещаем, – сказал Томас.
Мэри погладила руку Ямомото.
– Мы сами не можем поверить. Несколько часов назад кое-что случилось. Приступы прекратились. Полностью. И Ямми начала говорить. Она была без сознания, но говорила.
– Отлично, – сказал Персивел.
– Но не по-английски. Мы такого вообще никогда не слышали.
– Какого – такого?
– В зале оказался практикант. Он раньше работал в воинской части, в субтерре. В Мехико. Военные устанавливали в пещерах микрофоны. Ему приходилось слышать записи, и он сказал, что звуки те же.
– Еще чего не хватало! – возмутился Персивел.
Вся эта неразбериха вывела его из равновесия.
– Именно.
– Глупости! – Персивел начал краснеть.
– Мы раздобыли в Министерстве обороны пленку с голосами хейдлов – это секретная информация. Сравнили с тем, что говорила Ямми. Не совсем одинаково, но очень похоже. Чтобы овладеть такими согласными, такими вибрирующими и щелкающими звуками, нужно упражнять голосовые связки. Ямми говорила на их языке.
– Где же она могла научиться?
– В том-то и дело, – сказала Мэри-Кей. – Во всем мире всего несколько пленных хейдлов, которые могут говорить. И Ямми говорила. Все записано.
– Могла слышать кого-то из пленных, – предположил Персивел.
– Она не просто подражала. Видите – вон, на стене?
– Грязь? – спросила Вера.
– Кал. Она начертила своим калом вот эти знаки. Все согласились, что знаки – хейдлские.
– Мы не можем их расшифровать, – сказала Мэри-Кей. – Мне рассказывали, что кто-то в Тихоокеанской подземной экспедиции начал расшифровывать хейдлский язык. Археолог, ван Скотт или как-то похоже. Экспедиция секретная, но откуда-то просочилась информация. Только теперь экспедиция пропала.
– Ван Скотт? – переспросила Вера. – А может, женщина? Али фон Шаде?
– Точно. Значит, вам известно о ее работе?
– Только в общих чертах.
– Она наш друг, – пояснил Томас, – и мы озабочены ее судьбой.
– Мне так и непонятно, – сказал Персивел, – как она может подражать языку, который только-только открыли, и имитировать речь, к которой люди не приспособлены?
– Она не подражает и не имитирует.
– Выходит, через эту несчастную с нами общаются жители преисподней?
– Нет, конечно, мистер Персивел.
– А что же тогда?
– Я понимаю, что звучит совершенно дико…
– После того, чего мы тут наслушались? – сказал Персивел. – Одержимость, бесы. Я достаточно заинтригован.
– В общем, – начала Мэри-Кей, – Ямми стала хейдлом. Точнее, хейдл завладел Ямми.
Персивел вытаращил глаза и зарычал.
– Послушаем, – прервала его Вера.
– Бад прав, – возразил Томас. – Мы добирались в такую даль, чтобы выслушивать всякую ерунду.
– Мы лишь идем туда, куда нас ведут факты, – защищалась Мэри-Кей.
– Давайте уточним. Душа из этого существа, – Персивел указал на разлагающийся череп, – перескочила в эту молодую женщину?
– Поверьте мне, – сказала Мэри-Кей, – что никто из нас не хочет в такое верить. Но произошло нечто ужасное. На диаграмме – зубец, как раз перед тем, как Ямми потеряла сознание. На видеозаписи она берется за электроды и тут же падает. Может быть, электрический сигнал прошел через ее руки. Или его послала голова. Я понимаю, звучит неправдоподобно…
– Неправдоподобно? Скажите лучше – дико, – отозвался Персивел. – Хватит с меня. – По дороге к дверям астронавт остановился перед черепом. – Не мешало бы в этом некрополе прибраться, – объявил он во всеуслышание. – Неудивительно, что тут зарождаются такие средневековые бредни.
Он раскрыл журнал и, бросив его на голову хейдла, прошествовал вон. Казалось, что глаза хейдла следят за всеми из-под навеса глянцевых страниц.
Мэри-Кей дрожала, потрясенная такой горячностью.
– Простите нас, – молвил Томас. – Мы-то уже привыкли друг к другу. И на людях иногда забываемся.
– Думаю, нужно пойти выпить кофе, – заявила Вера. – Здесь можно где-нибудь посидеть, чтобы собраться с мыслями?
Мэри-Кей привела их в небольшой конференц-зал, где стоял кофейный автомат. Монитор на стене передавал изображение лаборатории. После запаха разлагающихся тканей и химикатов даже сам аромат кофе принес облегчение. Томас всех усадил и принес кофе. Первую чашку он подал Мэри-Кей.
– Я понимаю, как это дико, – сказала она.
– Вообще-то, – признался Pay, который успокоился после ухода Персивела, – нам не стоило так удивляться.
– Почему же? – спросил Томас.
– Речь идет о всем известной реинкарнации. Если оглянуться назад, можно увидеть, что почти все теории на этот счет одинаковы. Австралийские аборигены хранят в памяти длиннейшие цепочки своих родословных – этой традиции двадцать тысяч лет. Вера в реинкарнацию бытует у многих народов – в Индонезии, у банту, у друидов. О ней писали такие мыслители, как Платон, Эмпедокл, Пифагор и Плотин. Орфическое учение, еврейская каббала – тоже попытки открыть тайну перевоплощения. Даже современная наука занималась данной проблемой. В моей стране реинкарнация считается вполне естественным явлением.
– Я никак не могу принять подобную мысль – здесь, в научной лаборатории, душа хейдла переселилась в другое существо.
– Душа? – переспросил Pay. – В буддизме нет такого понятия. Там говорится об однообразной череде перерождений, о переходе из одного воплощения в другое. Это называется сансара.
Подстрекаемая скептицизмом Томаса, вмешалась Вера:
– С каких это пор перерождение включает эпилептические припадки, убийство и каннибализм? Это считается нормальным явлением?
– Я лишь могу сказать, что рождение не всегда проходит гладко, – ответил Pay. – Почему же с перерождением должно быть иначе? А по поводу разрушения… – он указал на картину разгрома на мониторе, – оно может быть связано с ограничением возможностей человеческой памяти. Разумеется, так и есть, как сказала доктор Кениг: память – набор электрических цепей. Но одновременно это и лабиринт. Бездна. Кто знает, что там творится.
– А почему ты спросил про лабораторных животных?
– Хотел проверить и другие возможности, – объяснил Pay. – Обычно переселение происходит из умирающего старика в дитя или животное. Но в нашем случае у хейдла была только эта молодая женщина. Его сознанию досталось, так сказать, занятое помещение. И теперь оно пытается выселить сознание Ямомото, чтобы хозяйничать самому.
– Почему именно теперь? – спросила Мэри-Кей. – С чего вдруг так неожиданно?
– Можно только догадываться, – ответил Pay. – Вы сказали, что лезвие приближалось к гиппокампу. Вероятно, память хейдла пыталась защититься от разрушения путем захвата чужой территории.
– И она захватила Ямомото? Странное объяснение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70