– Это Бубба, – объяснил Коул.
В зеркале заднего обзора Миранда заметила, кроме красных огоньков удалявшегося грузовичка, включенные фары еще одной машины, ехавшей за ними на расстоянии четверти мили.
– Ты учился в муниципальной школе?
– Да. В Берне. Мои родители были в состоянии оплатить и частную школу, но отец считал, что только обычная школа, с футбольной командой и прочими атрибутами, сделает из меня нормального здорового техасского парня. – В голосе Коула зазвучали враждебные нотки.
– Ты играл в футбол?
– Нет. Я был нападающим в баскетбольной команде, барьеристом в команде по легкой атлетике, выступал за бейсбольную команду, а вот в футбол не играл. Весенние тренировки совпадали с репетициями мюзикла, который ежегодно играют в школе, и я сделал свой выбор. Отец с ним не согласился. Вот и все.
– Ему не нравилось, как ты поешь и выступаешь?
– Нет. Ему не нравилось, что я пою, и то, что вообще выступаю. Он считал, это занятие для маменьких сынков. К тому же меня воспитывали как будущего хозяина скотоводческой фермы, а я не смог бы управлять ранчо, разъезжая по барам. По мнению отца, музыка никому не нужна. Он презирает и тех, кто ее исполняет, и тех, кто слушает. Музыка, – заговорил Коул с утрированной медлительностью, – это продукт сексуально озабоченных бездарных наркоманов с больным воображением, апеллирующих к толпе, и я не позволю своим сыновьям заниматься подобным бредом.
Коул буквально выплюнул последние слова. Было очевидно, что он до сих пор не простил отцу нанесенного ему оскорбления.
– Он так тебе и сказал?
– Не в столь красноречивых выражениях. Он – деревенщина. Невежа, хоть и богатый. Деньги не компенсируют недостаток образования. Как бы то ни было, именно такую позицию он занимал, когда я рос.
– Но ведь с тех пор прошло много времени. Может быть, он изменил свое отношение.
– Вряд ли. Правда, я уже десять лет не общался с ним, так что кто знает? – В его лице появилась суровая беспощадность. – Мне предъявили ультиматум: семья или музыка. Как видишь, я сделал выбор.
Миранда мысленно дополнила рассказ Коула сведениями, полученными от Элейн и Дины, о которых он умолчал. Она чувствовала, что больше не следует заставлять его предаваться воспоминаниям. Но она должна попытаться. Осторожно.
– А твоя мать… она, должно быть, убита горем.
– Да, – со вздохом ответил Коул; черты его лица смягчились. – Больше всего я ненавижу отца за то, что он сделал с ней. Все эти годы я не разговаривал с матерью, хотя она пыталась связаться со мной. Я просто не мог поставить ее в положение, когда она должна была бы выбирать между мною и им. Если бы он узнал, что мать общается со мной, непременно предъявил бы ей ультиматум. А так она избавлена от жестокого выбора. Я решил за нее.
Миранда понимала, что Коулу нелегко дается это откровение, но не останавливала его.
– Когда я учился на втором курсе, она переписала на мое имя участок земли, где сейчас стоит мой дом. Она знала: это все, что она может мне дать. Это был первый клочок земли, который приобрел мой прадед, когда переехал в Техас. Позже он сколотил небольшое состояние на спекуляции земельными участками в Хилл-Кантри. Оно теперь принадлежит отцу с матерью, – вернее, то, что от него осталось. То, что не разбазарил отец, благополучно проматывает брат. Он якобы управляет фермой, и, я слышал, счета растут.
Коул задумался. Миранда молча ждала продолжения рассказа. Вскоре он опять заговорил, словно размышляя вслух.
– Знаешь, она по натуре человек приветливый, великодушный, заботливый, всегда защищала тех, кого любила. Помню, в детстве она постоянно заступалась за брата, когда отец к нему цеплялся. Крейн всегда был «мальчиком для битья», уж не знаю почему. Отец часто лупил его ремнем, но еще чаще оскорблял словами. Меня он не трогал, ни разу не ударил. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что Крейн должен был бы меня возненавидеть, но он, наверное, старался не таить на меня зла. Как бы то ни было, к тому времени когда мне исполнилось четыре года, отец выжал из матери все силы, и она перестала перечить ему.
В словах и голосе Коула слышались грусть и горечь.
– Только я никак не могу понять, почему Крейн по-прежнему живет с ними. Я бы на его месте постарался подальше убраться от этого властолюбивого ублюдка.
– Расскажи о своем брате. Какой он? – тихо попросила Миранда, взволнованная выражением глаз Коула, в которых обнажились все его чувства.
– В детстве я обожал старшего брата. Он замечательно ко мне относился и был моим идолом. Я подражал его походке, старался говорить, как он, имитировал его манеру верховой езды. У него не было времени заниматься спортом в школе, так как отец заставлял его сразу же после занятий возвращаться домой и работать на ранчо, поэтому он почти все время был возле меня. Крейн поощрял мои музыкальные эксперименты и даже подарил гитару. Это был мой первый инструмент. Я храню его до сих пор.
Некоторое время Коул следил за дорогой и молчал.
– В институт он так и не попал, почему – толком не знаю. Мне тогда было одиннадцать, и я как-то не обратил внимания, что те немногие друзья, которые у него были, разъехались по разным университетам, а он остался дома. А к тому времени, когда я стал старшеклассником, он уже превратился в угрюмого, замкнутого и, по большому счету, несчастного парня. Стал практически отшельником. Я это только теперь начал понимать, а тогда ничего не замечал – слишком был занят спортом, музыкой, школой, девочками. На брата времени не оставалось.
– Он похож на тебя?
– Говорят, похож. Мы оба в мать, а в ней течет ирландская и скандинавская кровь. Отец – тот смуглый, темноволосый, нечто среднее между англичанином и немцем. Крейн, может, на дюйм меньше меня ростом и чуть плотнее, не намного. И глаза у него карие. А вот голоса у нас, Боже правый, точь-в-точь. Я в детстве часами тренировался, подражая его манере речи. Мне казалось, что у него такой мужественный голос – самоуверенный, скрипучий, твердый, как у ковбоев из старых вестернов. Мы любили маму дразнить – окликали ее, а она должна была угадать, кто ее зовет. Даже она не могла отличить нас по голосу.
– Значит, ты не общался с ним с тех пор, как он женился?
– Нет. Тогда, так мне показалось, он был по-настоящему счастлив. Мне следовало бы отослать тот подарок…
Они на время прекратили разговор, пока Коул выруливал на федеральное шоссе, затем он сказал:
– Из того, что я слышал вчера вечером, твой отец тоже не идеал.
– Из того, что ты подслушал? – уточнила Миранда.
– Прошу прощения за свое недостойное поведение. Понимаю, мне, конечно, следовало бы кашлянуть или еще каким-нибудь образом дать знать о своем присутствии. А я вместо этого позволил здравому смыслу пойти на поводу у своего страстного желания выведать тайны моей очаровательной дамы. Еще раз прошу извинить меня, моя прекрасная леди.
Коул поднес к губам ладонь девушки и поцеловал длинные изящные пальцы, вымаливая прощение, а потом вдруг сунул их в рот и стал покусывать и щекотать языком.
– Ретт Батлер и любовник леди Чаттерлей в одном лице, – рассмеялась Миранда, выдергивая свою руку, так как он своим похотливым языком разжигал в ней страсть.
– Если отказываешь мне в этом удовольствии, тогда развлекай беседой, – в тон ей ответил Коул.
Миранда вкратце рассказала ему историю своей жизни.
– У нас была идеальная семья– мама, папа, две дочки, сын, кошка и собака. Мы жили в Розенберге. Это к югу от Хьюстона. Родители обожали друг друга, своей любовью согревая наше счастливое существование. Даже тогда, я думаю, для отца на первом месте всегда была мама. С тонущего корабля он в первую очередь стал бы спасать ее. А у мамы любви хватало на всех. С избытком. Папа посещал школьные спектакли, балетные концерты и матчи по софтболу. Мы вместе путешествовали.
А потом, когда мне было десять лет, мама погибла в автомобильной катастрофе. С отцом случилось нечто вроде эмоционального паралича. Он жил, как во сне. Моя сестра Мелани взяла на себя все заботы о семье. Из-за нас она отказалась далеко уезжать от дома и поступила учиться в институт в Хьюстоне, хотя с ее оценками могла бы учиться в любом университете страны.
Отец с тех пор больше никому не дарил свою привязанность и заботу, словно мама унесла в могилу всю любовь, какая у него была. Теперь я понимаю, что он просто боялся вновь испытать боль утраты, но мне, маленькой девочке, от этого было не легче. Иногда мне кажется, что лучше бы он вообще бросил нас. Ведь мы его постоянно видели и всё ждали– по крайней мере, братишка и я, – что в один прекрасный день он прижмет нас к себе и скажет, что любит. Но так и не дождались. Иногда только потреплет по волосам с отсутствующим видом, это самое большее, на что мы могли надеяться. Потом у него появились длительные командировки, так что в конце концов он все равно нас бросил. Но это был долгий и болезненный процесс…
– А твои брат и сестра? Ты часто видишься с ними?
– Не так часто, как хотелось бы. Сестра работает в газете в Бостоне. Она замечательный человек, только трудоголик. Но разве можно ее винить? Лишь работой она и спасалась все те годы. А брат, Марк… ему, пожалуй, тяжелее всех пришлось без родителей. Он ведь был совсем малыш.
Вспомнив о младшем брате, Миранда невольно улыбнулась.
– Марк– профессиональный искатель приключений. Организует для желающих опасные путешествия. Он избегает каких бы то ни было привязанностей – личных, профессиональных, физических, эмоциональных. Но меня он всегда любил и любит сейчас. Это я знаю точно.
– Где сейчас твой отец?
– Он нам не сообщает, – пожала плечами Миранда. Коул хотел задать следующий вопрос, но она выставила вперед ладони.
– Все, с расспросами покончено. Ты и так слишком много узнал для первого раза.
– Ладно, – уступил Коул. – Но учти, завтра я опять начну расспрашивать.
Миранда в ответ улыбнулась, испытывая головокружительную радость от того, что они и завтра будут вместе.
Коул украдкой взглянул на девушку. Боже, до чего она хороша. И дело не в том, что у нее широкоскулое лицо и гладкая кожа. Ему нравилось, как она взмахивает ресницами, как едва заметно изгибаются уголки ее рта, когда она спокойно сидит и думает о чем-то своем.
Они только что въехали в город, и на пути все чаще стали мелькать неоновые огни реклам и ресторанных вывесок. Миранда, случайно бросив взгляд в зеркало заднего обзора, увидела в нем отражение святящихся фар того же автомобиля, который заметила, когда они отъезжали от ранчо. Конечно, нет ничего удивительного в том, что водитель машины, как и они, направлялся в Сан-Антонио. Странно другое: он всю дорогу ехал с той же скоростью. Полицейские, не иначе. Миранда, мгновенно оценив ситуацию, невольно задалась вопросом, до какого места за ними следили. Вряд ли они заезжали на территорию ранчо. Должно быть, ждали на дороге. Так ли это?
Девушка застыла на сиденье в напряженной позе, но Коул, казалось, не замечал ее смятения. Неужели нападение на реке – это одна из выдумок Рика? Внезапно Миранда вспомнила рассказ Элейн о школьном происшествии. Учительница говорила, что насильник был в костюме Призрака Оперы. В накидке с капюшоном! Но что это значит? Тот, кто напал на школьницу, теперь устроил охоту на нее? Похоже, между этими двумя событиями есть какая-то связь. Из-за обморока она даже не знает, сколько времени длился весь этот кошмар. Возможно ли, что нападение организовал Коул? Позволил ей ускакать вперед и устроил засаду? Нет! Она ведь ему доверяет, не так ли?
От внимания Коула, однако, не ускользнула перемена в настроении Миранды. Он вытащил из магнитофона кассету Лайлы Ловетт и настроил радио на программу новостей. Синоптики предсказывали первые заморозки на предстоящей неделе. Команда «Сперз» выступала без поражений две недели подряд.
«А теперь главная новость на этот час: еще одна молодая женщина подверглась нападению насильника, промышляющего на набережной». Коул крепче сжал руль. «Из достоверных источников нашей радиостанции стало известно, что нападение было совершено на девушку из высшего общества, дочь известного и всеми уважаемого гражданина Сан-Антонио, проживающего в районе Аламо-Хайтс. Вчера вечером она возвращалась с благотворительного ужина. Преступник напал на нее неподалеку от набережной после того, как она рассталась с сопровождавшим ее мужчиной». Коул с отчаянием посмотрел на Миранду.
«Провожатый молодой женщины, – продолжал радиоведущий, – имя которого полиция также отказалась назвать, отбил у насильника жертву, когда тот тащил ее в аллею. Преступник скрылся. Его внешность соответствует описанию человека, которого полиция подозревает в совершении двух изнасилований в предыдущие дни. Подробности происшествия слушайте через час».
– Это Китти, – пробормотал Коул.
– Что? – ошарашенно переспросила Миранда.
– У меня просто… ужасное… предчувствие, – произнес Коул, будто разговаривал сам с собой.
– Но ведь из присутствовавших на этом вечере женщин многие были «светскими дамами» и дочерьми знаменитых граждан Сан-Антонио, проживающих в районе Аламо-Хайтс, – неуверенно заметила Миранда.
Коул вместо ответа резко направил машину вправо, пересек три ряда и съехал с шоссе. Через десять минут они уже свернули в боковую улочку и остановились перед двухэтажным особняком с колоннами. Миранда догадалась, что Коул привез ее к дому Китти Александер.
– Я подожду тебя здесь, – сказала Миранда и положила ему руку на плечо, когда он стал открывать дверцу машины.
Коул рассеянно кивнул и торопливо поднялся по ступенькам. В ответ на его звонок над дверью зажегся свет, и на пороге появилась горничная в традиционном черно-белом наряде.
Она, по-видимому, узнала Коула, но не проявила особой радости. Они с минуту о чем-то спорили, а потом у нее за спиной показался пожилой мужчина, и дверь перед Коулом закрылась. Он еще немного постоял, ссутулившись, опустив глаза, потом развернулся и медленно направился к машине.
Задумчивый и мрачный, он сел за руль и включил мотор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50