– Он объяснял, хотя Розмари не спрашивала. Она заметила это. Но все это не имело значения. Он был. Был здесь. Она слышала его дыхание. Голос в трубке вызывал в памяти его образ.
– Ничего страшного. Я так и думала: что-то помешало вам.
Теперь Розмари была совершенно спокойна. Напряжение и страх исчезли, едва она услышала голос Бена.
– Рози, – сказал он. – Вы заняты сегодня вечером? Давайте поужинаем вместе где-нибудь.
– Давайте. Но где?
– Мы можем встретиться в «Американском баре» в «Савое» в половине восьмого. Хорошо? Или мне заехать за вами?
– Нет, я буду вечером в городе. – «К тому же здесь Элла», – пронеслась у нее мысль. – Я буду занята на Би-би-си до семи часов и проеду прямо оттуда.
Сквозь закрытую дверь кабинета Розмари слышала, как Элла, встав, шумно спустилась по лестнице и, громко хлопнув дверью, прошла на кухню. Сейчас на весь дом раздастся оклик: «Ма!»
Она понизила голос.
– Куда мы пойдем? Чтобы я знала, как одеться.
– Оденьтесь как угодно. Вы будете выглядеть отлично даже в мешковине.
Розмари улыбнулась, ей вдруг сделалось легко от этого неуклюжего комплимента. Его мальчишество придало ей силы.
– Элла проснулась, Бен, я лучше пойду. Я не знаю, насколько ее задевает это.
– Нисколько не задевает. Мы с Эллой добрые друзья. Она уже взрослая девочка.
«Я тоже, – подумала она, – достаточно взрослая и знаю лучше».
Розмари положила трубку. Направляясь к кухне, услышала, как Элла кричит:
– Ма! Я тут! Будешь чай пить?
Приподнятое настроение пропало, сменилось раздражением. Ощущение голода снова исчезло. Дочь, с нечесаными волосами, уже успела привести в полный беспорядок только что убранную Пат кухню.
– Элла, ради Бога, режь хлеб на доске.
– Прости. Слушай, ма, я собралась. И сегодня еду в Ноттингем. Подыскать комнату. Ты не против?
– Нет, конечно.
Чудесно. Путь свободен, ей не нужно упоминать о свидании с Беном. Сейчас Элле совершенно необязательно знать об этом. Пока лучше промолчать. А на следующей неделе она позвонит Фрэнсис. Все меняется так быстро.
В четыре часа мать и дочь стояли рядом с машиной и прощались.
– Когда будешь там, повидайся с Джонатаном, – попросила Розмари.
– Да, да, конечно, но я не смогу бывать у него, даже в уик-энды.
– Я знаю, дорогая. Давай мне знать, где ты. Сегодня вечером меня не будет, но ты можешь оставить сообщение на автоответчике. – Розмари села в автомобиль, и, когда уже собиралась включить зажигание, Элла наклонилась и постучала по окну, наклонив голову, вздрагивая от холода, с растрепанными ветром волосами. Розмари, так и не включив зажигание, нажала на кнопку, чтобы опустить стекло.
– Что случилось, Элла? Я опоздаю, а ты простудишься.
– Ты собираешься встречаться с Беном?
Розмари прочистила горло.
– Да, – сумела она выдавить ответ, еле слышный за спасительным шумом мотора, который сейчас избавит ее от любых объяснений по этому поводу.
– Когда? – В резком голосе Эллы явно слышались театральные нотки.
– Прошу тебя, Элла, не разговаривай со мной таким тоном.
– Не буду. Это просто… ну, не знаю. Ты так наивна…
Непроизнесенные слова повисли в воздухе. В серых глазах Розмари светилась решимость, и Элла отвела взгляд.
Когда стекло поползло вверх, она сказала:
– Мам, будь осторожна.
Потом повернулась и направилась к дому, пригнувшись против ветра, с поднятой для прощания рукой. Розмари несколько секунд смотрела ей вслед, затем быстро поехала.
Она уже приняла решение относительно своего ближайшего будущего. Ей хотелось приключения. Возможно, она нуждалась в чем-то подобном. Жалко, что Фрэнсис нет рядом. Хотя прислушиваться к чьим-либо советам – глупость, и Розмари давно уже распрощалась с этой привычкой. Она постаралась забыть предупреждение дочери – «будь осторожна». В пятьдесят лет не стоит осторожничать. Слишком много страхов и опасений пережито за прошедшие годы. Ее манила новая, свободная от детей, от всех остальных жизнь, полная наслаждений, а возможно, и страданий. Но ей хотелось этого.
Выглянуло солнце, и белые деревья засверкали. Снег скоро начнет таять, капли, похожие на стекляшки, беззвучно посыплются вниз. Внутри у Розмари, как в недрах самой природы, тоже шла хлопотливая подготовка к весне, к своей собственной весне, и это было замечательно.
Швейцар у Лангема узнал Розмари и приветствовал улыбкой, он принял чаевые – банкноту в пять фунтов – и отогнал машину Бог знает куда, где ей предстояло дожидаться возвращения хозяйки. В холле отеля сидел Дерек, читал «Ивнинг стандард» и пил чай. Он поднялся и поцеловал Розмари руку.
– Розмари, у меня отличные новости.
Они уселись, Розмари – тоже с чашкой чая.
– Шоу будет продолжаться?
– Ну да. Осталось еще два, потом до сентября перерыв. Надо будет это отпраздновать. – Он поднял свою чашку в честь Розмари, довольный собственной ловкостью.
– А где же Энн? – спросила Розмари. – Она должна отпраздновать с нами.
Дерек недовольно поморщился.
– Знаешь, дорогая, как раз об этом я хотел с тобой поговорить. Печально, конечно, но для нас с Энн пришло время расстаться, и она это понимает. Осенью все начнется заново: новое шоу, новый режиссер. Пора думать о будущем. Как по-твоему?
Розмари взглянула на его самодовольное улыбающееся лицо и едва удержалась, чтобы не дать ему пощечину. Не потому, что Энн была очень талантлива или особо изобретательна как режиссер. Совершенно ясно, что он решил бросить ее после стольких лет. Возможно, жена в конце концов нажала на него. Розмари только сказала:
– Это твое шоу, Дерек, и, я думаю, ты сам знаешь, как поступить. – И, ненавидя себя за трусость, закончила: – Но то, что мы будем продолжать, просто потрясающе.
– Не выпить ли нам шампанского? – Дерек, довольный тем, как легко ему удалось сказать о разрыве с любовницей, явно спешил начать новую эру, «без Энн».
– Нет, Дерек, для меня рано, к тому же мне нужно будет записываться на радио.
– Да, да, конечно. Мы можем собраться и на будущей неделе. Обсудить проекты и кандидатуры режиссеров. Я приведу Маргарет. – Его голос смягчился, когда он произнес имя жены.
Розмари ощутила, как в ней подымается гнев. Ей вспомнились слова Эллы: «Господи, ма, с каким дерьмом ты работаешь». Но она улыбнулась Дереку и откусила кусок бисквита, чтобы избавиться от ощущения дурноты.
Когда в семь тридцать Розмари появилась в вестибюле «Савоя», там было полно американских туристов.
– Добрый вечер, мисс Дауни, как приятно видеть вас снова.
Знакомый швейцар в высоком цилиндре приветствовал ее, на секунду отвлекшись от нескольких громогласных нью-йоркцев, одновременно желавших заполучить такси. Она поняла, что «Савой» – не лучшее место для встречи. Здесь все ее прекрасно знают. Но это их первый вечер с Беном, слишком поздно отступать, и еще рано беспокоиться о том, что они покажутся вместе на людях.
Розмари пошла налево, миновала гриль-бар и по ступенькам, покрытым толстым ковром, поднялась в «Американский бар». Бен сидел на одном из изогнутых мягких кресел в центре. При виде ее он вскочил. Розмари удивил его торжественный вид – он был в черном костюме, – серьезность и заметное волнение. Волосы, зачесанные назад, блестели от геля. Высокий лоб, густые брови. «Роберт де Ниро или Аль Капоне», – пронеслось у нее в голове. Он взял ее руки в свои и улыбнулся. Напряженно, молча. Задержал их чуть дольше, чем следовало, чтобы избежать некоторой неловкости.
– Бен, я опоздала? – спросила Розмари, твердо зная, что это не так. – С удовольствием выпью чего-нибудь, день был совершенно гнусный.
– Это я пришел раньше. – И он подал знак бармену, который тут же оказался рядом.
– Мисс Дауни, как мило снова встретиться с вами. Вас давно не видно. – Он улыбнулся ей – огромный ливанец, которого она знала уже не первый год, – и добавил оливок на тарелку на их столике.
– Была занята. – Розмари ответила ему улыбкой. – Как дела? Как ваша семья?
– Вам как обычно, мисс Дауни? С семьей все в порядке, спасибо.
Бен сидел рядом с ней, неловкий и чужой.
– И что же вы пьете обычно? – спросил он. Ливанец удалился в сторону бара.
Розмари наклонилась вперед и коснулась его руки.
– Мне жаль, Бен, но здесь меня все знают. Вам неприятно, да?
– Надо привыкать. – Он сделал движение, и его руки накрыли ее ладони.
– Я пью мартини. Здесь лучший в Лондоне мартини. С водкой. А что для вас?
– Виски. – Бен был расстроен. Рот крепко сжат. Взгляд угрюмый, несмотря на улыбку.
«Неверный шаг, – подумала Розмари. – Он продумал сценарий вечера, а ее дурацкая известность спутала все планы».
Она обвела взглядом помещение бара.
– Вы ходите сюда часто? Или это из-за меня?
Он рассмеялся с облегчением и провел большим пальцем по ее кисти.
– Мне недавно хорошо заплатили за фильм. А я всегда в таких случаях веду себя как миллионер, как водится у нас, рабочих парней. Но, вы-то, во всяком случае, – он наклонился к ней, не отрывая взгляда от ее губ, и у нее перехватило дыхание при виде его обещающих глаз, – вы-то выглядите как завсегдатай «Савоя».
Принесли мартини. Они разняли руки, каждый взял свой бокал.
Розмари пожалела, что бросила курить. Когда она волновалась, ей всегда хотелось есть. Вместо этого она слишком быстро выпила полстакана мартини и почувствовала необычайную легкость.
– Где мы будем ужинать? – спросила Розмари и, не в силах устоять, взяла большую зеленую оливку.
– В «Плюще».
– Должна вас предупредить: меня и там знают все.
– Меня тоже. Я играл в одной пьеске в театре на Сент-Мартинс-лейн и посещал это заведение чаще, чем позволял мне кошелек.
«Интересно, – подумала Розмари, – он всех своих женщин водит в один и тот же ресторан?»
Вечер пока что складывался не слишком удачно. Розмари вдруг захотелось очутиться дома и, устроившись перед телевизором, смотреть, например, «Коронейшн-стрит», вместо того чтобы сидеть за одним столиком с этим слишком молодым для нее человеком, пить мартини с водкой и вполне сознавать, что вечер должен завершиться постелью. Жизнь принимала какое-то новое направление, а Розмари не могла контролировать этого, к тому же не была уверена, что ей удастся потом собрать то, что от нее останется. Но когда около восьми вечера они сели в такси, чтобы добраться до «Плюща», и Бен снова положил ей сзади руку на затылок, как и раньше, собственническим жестом, она ощутила неудобство и одновременно перехватывающее дух удовольствие и поняла, что пропала.
Бен, пустив в ход все свое обаяние и опыт, опутывал ее, как паутиной, в которую попалась бы гораздо более искушенная добыча, и к тому времени, как они подъехали к «Плющу», она полностью капитулировала и предоставила ему решать, каков будет вечер.
Он чувствовал себя все увереннее, а Розмари теряла почву под ногами. Разговор превращался в дурацкую, бессвязную болтовню, она видела, что Бен не сводит взгляда с ее губ, и думала о том, сколько обещаний таилось в его жесте – ладонь на ее затылке.
Несмотря на робость и сохранившуюся неискушенность, она завороженно смотрела на приоткрытые губы Бена и розовый кончик его языка, боясь встретиться с ним взглядом, а ее пальцы, горячие и влажные, покоились в его больших ладонях.
– Бен… – начала она, но не нашла слов, чтобы закончить фразу.
Он продолжил вместо нее.
– Что мы будем делать дальше? – Вопрос звучал скорее как утверждение. Его взгляд скользнул с ее губ на шею, грудь, потом погрузился в глубину ее серых глаз. – Здесь чувствуешь себя как-то неловко.
– Да, – прошептала она, и ее пальцы чуть продвинулись в глубину его сложенных ладоней. – Совершенно по-дурацки. В мои-то годы, и все это кругом… Из-за тебя я снова почувствовала себя молоденькой девушкой. И, кажется, это… больно.
– Перестань. – В ответ он слегка пожал ее пойманную руку. – Предоставь все мне.
Спустя недели, месяцы Розмари могла вспомнить во всех подробностях этот первый вечер, он запечатлелся в ее памяти с самыми незначительными деталями. Она перебирала мысленно каждую фразу, каждый взгляд, каждое прикосновение, пока они, накладываясь одно на другое, не сливались в одно целое.
Мимо их столика весь вечер дефилировали знакомые, то и дело прерывая разговор. Взаимное влечение, как туман клубившееся над ними, казалось, не было заметно для друзей, подходивших, чтобы поздороваться.
Его молодость сражала ее всякий раз, как он знакомил ее с кем-нибудь. Никто из его приятелей не носил ни жемчужных серег, ни бриллиантовых колец. Растрепанные прически, потертые джинсы, яркие молодые глаза, обращенные к ней на секунду, без всякой мысли, – очевидно, старина Бен пришел со старой знакомой своего семейства.
Розмари нарочно растягивала этот вечер, длила ожидание, отодвигала неизбежное, сознавая, что власть ее над собой исчезла, осталось лишь желание. Наслаждаясь последними минутами флирта, она продолжала игру, пока между ними не повисло молчание. Руки их, соприкасаясь и ласкаясь пальцами, лежали на столе, в его глазах горела страсть.
Не думая ни о чем, в едином порыве, они поднялись из-за стола, добрались на такси до автомобиля Розмари, который был припаркован у бара, – казалось, с тех пор прошла вечность. Розмари вела машину, не заботясь о безопасности – действовал алкоголь, – не спрашивая, считая вопрос решенным: ехала в Уимблдон.
Вновь пошел снег, и под летящими снежинками она поставила машину и вытащила ключи от дома. Через гараж, через заднюю дверь, и вот уже в кухне, и вздрагивающие пальцы поворачивают выключатель. Бен держал ее свободную руку, он снял сумочку с ее плеча, потом – пальто, поцеловал в уголок губ.
– Может быть, ты хочешь кофе…
Он повлек ее в темный холл, вдруг сделавшись настойчивым; его губы и руки ласкали ее лицо и шею. Судорожно, прерывисто дыша, снял с нее жакет, расстегнул блузку. Ни один из них не произнес ни слова, эмоции захлестывали их. Они очутились на ковре, стремясь получить все, что обещал этот чудесный вечер, ожидая слишком многого друг от друга для первого раза, пытаясь слиянием тел достичь близости душ.
Потом застыли неподвижно, в неуклюжих и совсем не романтических позах:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44