– Гриппом.
Фрэнсис расставляла цветы в вазы. И тут Розмари в первый раз за неделю засмеялась. Они вдвоем сидели на кухне – Элла уже уехала, а Джоанна пропадала в театре.
– Ненавижу возиться с букетами, – призналась Фрэнсис и тоже засмеялась, – но, если тебя это веселит, готова сделать икебану своим хобби.
– Пожалуйста, не надо. Давай я займусь цветами, а ты приготовишь нам выпить.
Немного позднее, тем же вечером, Фрэнсис спросила, не лучше ли Розмари себя чувствует. Прежде чем ответить, Розмари некоторое время размышляла.
– Я вообще ничего не чувствую. Ощущаю только, что дома я в безопасности.
– Дорогая, рано или поздно, тебе придется выбраться. Например, в следующий четверг тебя ждут на Би-би-си.
Розмари, как улитка, сразу же ушла в себя и дрожащим голосом произнесла:
– Я боюсь.
– Бена Моррисона?
Розмари покачала головой.
– Тогда кого же?
– Не знаю, Фрэнни. Всех. Самой себя. Ты же знаешь, что, если он вернется, я его приму. Мне его не хватает.
Фрэнсис бросила на нее негодующий взгляд.
– Бога ради, Розмари, этот человек хочет тебя уничтожить. Чего именно тебе не хватает? Что ты от него получала? Кроме секса?
Розмари на мгновение закрыла глаза, потом медленно открыла и увидела искаженное гневом лицо подруги.
– Я не могу этого объяснить, ты не поймешь.
– Попробуй.
– Он заставляет меня почувствовать, что он – все, что у меня есть. Все, что у меня может быть. Что быть с ним – большая удача. Я сама ничего не понимаю. Разум говорит мне одно, а тело – совсем другое.
Наступило молчание, потом заговорила Фрэнсис:
– Ты можешь поговорить с одним человеком?
– Ты имеешь в виду психиатра?
– Он просто может дать тебе совет. И он мой друг. – Фрэнсис взяла ее руки в свои. – У тебя явно депрессия. Он может помочь. По крайней мере поставит тебя на ноги.
– Не знаю. Мне не хочется лезть в дебри психоанализа. Всю жизнь я обходилась без этого.
– Но, черт возьми, Розмари, ты что, собираешься чахнуть в собственной постели, как Камилла, только потому, что тебя заворожил пенис какого-то проходимца?
Розмари засмеялась, закинув голову.
– Фрэнни, ты удивительно красноречива.
– Второй раз за эту неделю, – улыбнулась Фрэнсис.
– Что второй раз?
– Ты второй раз засмеялась. А я уж начала подумывать, что зря трачу на тебя время.
– Ну уж нет.
Фрэнсис придвинулась к ней поближе.
– Так ты поговоришь с этим психотерапевтом? Прошу тебя.
Розмари освободила руку из ладоней подруги, быстрым движением провела по спутанным волосам и глубоко вздохнула.
– И пусть Мартин приедет и что-нибудь сделает с твоими волосами, хорошо? – настойчиво продолжала Фрэнсис.
Розмари пожала плечами.
– Я не могу ничего решить.
– Ладно, тогда этим займусь я. Завтра ты поговоришь с моим приятелем, а я договорюсь с Мартином, чтобы он приехал в понедельник, потому что в четверг у тебя Би-би-си.
– Это же радио, Фрэнни. Кому какое дело, как я выгляжу.
– Это нужно тебе самой, дурочка. Для твоей самооценки, для чувства собственного достоинства. Послушай, – она обняла Розмари и прижала к себе, – ты должна забыть Бена Моррисона. Не должна позволить ему себя уничтожить. Ты просто не имеешь права позволять ему вытирать об тебя ноги и заставлять чувствовать, что ты сама по себе ничего не стоишь.
Розмари неподвижным взглядом смотрела на огонь в камине. Она медленно проговорила:
– Мне казалось, что моя страсть – это то, что делает меня для него необходимой.
– Ты действительно ему необходима. Все, с кем он спит, ему необходимы. Он таким способом самоутверждается.
– Но я слышала, что он хороший актер, что его ждет блестящее будущее.
– Значит, ему этого недостаточно. Ему нужна твоя слабость, чтобы чувствовать себя сильным.
– Он станет другим. Все эти девчонки – временное явление. У нас с ним совсем другие отношения, более постоянные. Я уверена. Он просто поддался ревности, вот и все. И это как раз значит, что я ему нужна. Раньше он никогда не испытывал чувства ревности, и он прореагировал единственно возможным для него способом. Если я буду терпелива и пойму, что он от меня хочет, он изменится, я знаю.
Фрэнсис в отчаянии откинулась на спинку стула и замотала головой.
– Не верю своим ушам. И все это ты говоришь после того, что он с тобой сделал. – Розмари молчала, и Фрэнсис заговорила снова: – Он не может измениться, Розмари. У некоторых мужчин роман с собственным членом продолжается до конца жизни. Это сразу видно по тому, как они с ним носятся, и чем ближе к старости, тем больше. Тратят на него деньги, ходят, заложив руки в карманы, с тоской размышляя, почему он становится все меньше и меньше, опасаются встать бок о бок с другими мужчинами в платных сортирах, потому что боятся сравнения. Это же ужас! Покажите мне мужчину, который был бы способен плюнуть на все это и держать руки подальше от собственного тела.
Розмари улыбнулась.
– По-видимому, этот вопрос тебя очень волнует. Хорошо, звони своему врачу. Если он поставит меня на ноги, я, может быть, сумею решить, что делать.
Психотерапевт приехал около полудня на следующий день и долго беседовал с Розмари.
– Никаких транквилизаторов, – твердо заявил он, выписывая рецепт. – У вас депрессия. Попробуем справиться сначала с ней.
– Антидепрессанты, – сказала Фрэнсис, когда он ушел.
Розмари удивилась.
– Ты как будто знала. А я думала, что он просто пропишет что-нибудь тонизирующее.
– Я их принимала.
– Ты никогда не говорила.
Фрэнсис пожала плечами, поцеловала подругу и стала собираться.
– Мартин приедет завтра, а не в понедельник. Идет?
– Идет.
Розмари сразу же начала проводить курс, рассчитанный на три недели.
– А что потом? – спросила она Фрэнсис.
– Ты почувствуешь себя лучше дней через пять. Но с четверга ты должна начать работать. Договорились?
Розмари нерешительно кивнула. Она больше не заговаривала о Бене, и хотя ей очень хотелось спросить, не звонил ли он, она знала, что Фрэнсис все равно ничего не скажет, а сама она не осмеливалась подходить к телефону. Ей с трудом в это верилось, но она уже начинала его прощать. В четверг, когда она ехала в такси, глядя на людей, спешивших вниз по Риджент-стрит и поднимавшихся к Оксфорд-серкус, она твердо знала, что хочет его видеть. Чтобы сказать ему: «Я тебя простила» – чтобы услышать, как он скажет: «Извини меня, Рози. Это потому, что я тебя люблю». И она поймет и обнимет его, и их отношения станут новыми, более глубокими. Она держала эти мечты и фантазии при себе, боясь осуждения окружающих, зная, как глупо должна выглядеть в их глазах. Она позволяла им думать, что ей становится лучше, что она оставила мысли о Бене Моррисоне и возвращается к привычной прежней жизни.
Фрэнсис перебралась к себе, девушки уехали в Глазго, дом был в полном ее распоряжении. Она перестала надевать цепочки на двери и каждую ночь ждала, что он придет. Однажды, когда в три часа утра зазвонил телефон и она сняла трубку, но услышала только молчание, она убедила себя в том, что это был Бен и что он побоялся заговорить. Она чувствовала к нему нежность, ей казалось, что ему больно и тяжело без любви, которую только она одна может дать.
За неделю до того, как Джоанна должна была вернуться из Глазго, Розмари в буквальном смысле слова наткнулась на молодую женщину в очереди за салатом в кафетерии Би-би-си. Они с улыбкой извинились, а Розмари показалось, что это лицо ей откуда-то знакомо.
Девушка сказала:
– Вы Розмари Дауни, правда?
Розмари порылась в памяти, пытаясь связать прямые волосы и голубые глаза девушки с каким-нибудь именем.
– Да, – пробормотала она. – Извините, но я никак не могу вспомнить ваше имя.
– О, Розмари, мы с вами незнакомы. Я Джил. Джил Спенсер, подруга Бена. Он наверняка вам обо мне говорил. Я мать Джейми. – Розмари вдруг захотелось опуститься на стул, аппетит напрочь пропал. Джил Спенсер оглядела переполненный кафетерий и быстро указала на незанятый столик. – Мы можем поговорить? Вон там, кажется, свободно. Вы не возражаете?
Розмари покачала головой, и они прошли к столику. Джил была выше ростом, чем Розмари; по сути дела, она была просто высокой и довольно худой. Она беспечно улыбалась. Розмари почувствовала, что ей хочется вдруг оказаться где угодно, только не здесь. Они сели лицом друг к другу.
Розмари заговорила первой:
– Я сначала не поняла. Я имею в виду – не поняла, кто вы. Я видела вас с сыном на фотографии.
Джил улыбнулась.
– Вот уж не думала, что Бен ими хвастается. Мне казалось, что это не соответствует его образу. – Она рассмеялась.
– По-видимому, вас это не слишком задевает, – заметила Розмари, а потом с трудом выговорила: – Он вам сам говорил обо мне или…
– Господи, конечно же, нет. Это не в его духе. Ему нравится, чтобы его воспринимали как эдакого одиночку. Вроде как Клинт Иствуд, который исчезает на фоне заката, а все остаются облагодетельствованными и тоскуют по нему.
Она опять засмеялась, а Розмари в смущении покачала головой.
– Вас это действительно забавляет или вы делаете вид? Я имею в виду ради меня? Насколько я понимаю, вы с ним развелись? Он говорил мне…
– Ну и сказал. А почему бы нет?
Розмари удивленно взглянула на нее. Лицо Джил стало серьезным, она вздохнула.
– То, о чем я действительно хочу поговорить, может оказаться для вас неприятным. Но я должна это сделать – для Джейми и для себя. Мы почти не видим Бена, а ведь Джейми нужен отец. Он всегда надолго исчезал, но теперь я даже не знаю, где он. И когда я вас увидела, то сразу же вспомнила фотографию в газете и решила: это просто судьба, что я попала в эту радиопостановку и встретила здесь вас.
– Я не знала, что вы актриса.
– Играю, когда подворачивается работа. Бен не особенно жмется насчет денег. Просто нам хотелось бы почаще его видеть.
– Но какое отношение это имеет ко мне? Чем я могу вам помочь?
Джил наконец доела. Розмари даже не притронулась к еде.
– Вы курите? – Джил протянула ей пачку «Мальборо». Розмари взяла сигарету и стала прикуривать от большой старомодной зажигалки девушки. Пламя потухло, она потрясла зажигалку, попробовала снова. – Она вечно так, – вмешалась Джил, встала из-за стола, подошла к группе людей, очевидно, знакомых, и прикурила. Немного поболтала с ними. Розмари наблюдала за ней. Оживленная, говорит быстро, джинсы выцвели, а внизу болтается бахрома – укорочены просто ножницами. Они были ей явно велики и держались на тонкой талии мужским ремнем. «Это джинсы Бена», – подумала Розмари и почувствовала болезненный приступ ревности.
Джил вернулась, села.
– Простите. – Она кивком указала на людей, с которыми разговаривала. – У них репетиция. Я попросила, чтобы меня прослушали.
– Что еще вы хотите мне сказать? – Розмари мечтала, чтобы эта встреча наконец кончилась, мечтала оказаться в безопасности маленькой студии, затерянной в коридорах огромного здания.
– Мне совсем не хочется вас смущать или огорчать. На вид вы очень симпатичная женщина, – ответила Джил с мимолетной улыбкой.
Розмари взглянула на часы.
– У меня мало времени. Может быть, встретимся попозже и что-нибудь выпьем? – Она чувствовала, что ей было бы легче, будь у нее в руке джин с тоником. Затянувшись «Мальборо», она закашлялась. Джил подвинула к ней пепельницу, и Розмари затушила только что начатую сигарету, заметив: – Слишком крепкая для меня.
– Вы смогли бы делить его со мной? – быстро проговорила Джил, словно боясь, что потом ей не хватит смелости.
У Розмари широко открылись глаза.
– Простите?
– Я думаю, вам это нужно знать. – Наступила пауза, потом Джил проговорила спокойно и уверенно: – Бен не станет возражать, вы же знаете. Если мы обе дадим ему понять, что мы не против.
Розмари не знала, что ответить, они обе молчали. До ушей Розмари доносилось жужжание разговоров, не доходивших до ее сознания. Наконец она заговорила:
– Я не могу этого сделать. И не знаю, где он. Мы поссорились.
– Он ушел сам?
Не желая вдаваться в подробности последнего свидания с Беном, Розмари ответила:
– Что-то в этом роде. Не уверена. Но это случилось две недели назад.
– Он вернется. – Джил встала и посмотрела на часы. С ее недокуренной сигареты упал пепел. Она взглянула на Розмари сверху вниз. – У него остался ваш ключ? – Розмари не ответила, и Джил продолжала: – Он всегда возвращается. Ждет, пока перекипишь, а потом возвращается. – Она засмеялась. – Подумайте о том, что я сказала. Мы с сыном уже хотели бы с ним повидаться.
– И вам все равно, что он так себя ведет? – в ужасе прошептала Розмари.
Девушка пожала плечами.
– Бен такой, какой есть. Всегда был таким. Любит всех оделять. Я имею в виду – счастьем. Он думает, что оказывает нам всем честь. Я к этому уже привыкла. У вас есть мой телефон? – Джил наконец-то потушила сигарету и стала рыться в заднем кармане джинсов. Достала огрызок карандаша, потом нацарапала что-то на салфетке и подвинула ее к Розмари. – Если вы встретитесь с ним раньше, передайте, что я вам сказала. Спасибо, что не отказались поговорить. Позвоните мне. – И она исчезла, смешавшись с людьми, держа в руке роль, заталкивая пачку сигарет в задний карман джинсов, смеясь и жестикулируя.
Розмари осталась сидеть на месте, чувствуя себя более старой и буржуазной, чем когда-либо в жизни. Почему, Господи, почему, Бен Моррисон связался с ней, Розмари Дауни, настолько далекой от привычного ему мира? Что он в ней нашел? И почему она не видела в нем того, что было очевидно для всех остальных?
Она провела передачу, потом они вместе с режиссером, покинув студию, пересекли улицу и завернули в соседний отель выпить джина с тоником. В середине беседы она извинилась и вышла позвонить Майклу.
– Ты не мог бы вытащить меня из этой программы?
– Только в том случае, если ты сменишь импресарио, – твердо ответил тот.
Розмари вздохнула.
– У меня эмоциональный шок, – невнятно пробормотала она.
– Извини, не расслышал.
– Неважно, все в порядке.
Через несколько недель ей предстояло вести телевизионную программу, о которой Бен отзывался с пренебрежением. «Еще более бесцветно, чем обычно», – заявил бы он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44