если в Центральной Индии все сложится не так, как она надеялась, она, возможно, будет рада вернуться в Калькутту и выйти замуж за Персиваля, если тот, конечно, ее дождется. Поэтому ей не хотелось повстречать на вокзале людей, знакомых с Рози и Уильямом и способных впоследствии опровергнуть слухи об ее отъезде в Дарджилинг.Паровоз с душераздирающим лязгом остановился прямо перёд Эммой. Из вагонов высыпали пассажиры. Эмма сразу заметила, что индийцы и индианки путешествуют раздельно: мужчины – в одном вагоне, женщины – в другом. Европейцам отводились отдельные купе. Как поедут они с Александром Кингстоном? Неужели у них будет одно купе на двоих?Из вагона вышла группа индийских женщин в ярких сари, и Эмма ахнула. Она впервые наблюдала так близко женщин высшего сословия. Легкие одежды обвивали их стройные фигуры, глаза слепило от невероятных сочетаний красного, синего, желтого, оранжевого цветов. Алый цвет на их одеждах был не просто алым, а переливался золотыми, серебряными, бронзовыми оттенками. Из другого вагона вышли женщины в коротких атласных юбках бледно-вишневого и изумрудно-зеленого цветов, отделанных золотой бахромой; на этих женщинах переливались многочисленные украшения, в их блестящих черных волосах красовались цветы. Они совершенно не походили на женщин в сари и, казалось, говорили на другом языке. Эмма любовалась ими со смесью любопытства и восторга.– Парсы, – раздался позади нее мужской голос. Эмма резко обернулась и поняла, что Александру Кингстону снова удалось приблизиться к ней незамеченным. – Женщины, на которых вы смотрите, – парсиянки.В этот момент на платформу опустилась стайка птиц, которые принялись клевать, соревнуясь друг с другом, хлебные крошки.– А эти птички вам знакомы? – Кингстон обращался к ней спокойно и учтиво. – Их называют «семь сестер», потому что они всегда летают стаями по семь птиц.Ему не удалось заморочить Эмме голову.– В данный момент птицы меня не волнуют. Где вы пропадали? Только что подошедший поезд – наш?– Наш, но не беспокойтесь, у нас есть еще много времени. Без нас он не уйдет.Алекс подозвал жестом нескольких полуодетых слуг, у которых штаны заменяло, как это часто бывает у индийцев, избыточное количество материи. Эмма припомнила, что подобного рода набедренные повязки называются дхоти. Позади Кингстона стоял высокий надменный слуга, с которым она уже была знакома. Кингстон кивком указал на багаж Эммы, и люди в дхоти набросились на ее сундуки и ящики.– Предупредите их, чтобы были поосторожнее! – взмолилась Эмма. – Не хватало только, чтобы ящики развалились и моя одежда высыпалась на перрон всем на обозрение.– Особенно белье! – Кингстон усмехнулся. – Вот будет трагедия!Тем не менее он что-то сказал подручным, и те тут же стали обращаться с сундуками Эммы, исчезавшими в вагоне, гораздо бережнее.Эмма облегченно вздохнула и принялась изучать Кингстона из-под полуопущенных ресниц. Нынче он был одет в элегантный темно-синий дорожный костюм в мелкую полоску, сидевший на нем как влитой. Из кармашка темно-бордового жилета выглядывала золотая цепочка от часов. И одеждой, и манерами он был вылитым англичанином, но в то же время он был слишком смугл, слишком подвижен и до неприличия красив, чтобы походить на остальных европейцев.Внезапно Эмму охватил страх. Как ее угораздило броситься за этим экзотическим чужестранцем в глубь неведомой страны? Она почувствовала его прикосновение к своей руке и услышала вкрадчивый голос:– Вы не передумали, мисс Уайтфилд? Пока еще не поздно.– Я крайне редко меняю свои решения, мистер Кингстон.Желая избежать его проницательного взгляда, Эмма стала изучать еще одну группу женщин. Они были закутаны с ног до головы в темную ткань. Вокруг них толпились, продвигаясь вперед, мужчины самого разного роста, телосложения, цвета кожи, в самых немыслимых одеяниях: одни не пожалели на себя белого муслина, другие ограничились юбками или дхоти; на некоторых были тюбетейки, встречались и тюрбаны… Потом на глаза Эмме попался странный субъект в львиной шкуре. Его безумно вращающиеся глаза, длинные спутанные волосы и изможденная фигура с выпирающими костями привели Эмму в такой ужас, что она невольно вскрикнула.Александр Кингстон посмотрел в сторону напугавшего ее человека.– Не бойтесь. – Он крепко сжал ей руку. – Это всего лишь садху, святой человек. Он абсолютно безобиден.Она вырвала руку.– Вовсе я не боюсь, по крайней мере не до такой степени, чтобы искать помощи. Может быть, мы войдем в вагон, мистер Кингстон, или вы собираетесь весь день простоять на перроне, наблюдая за моей реакцией на окружающую меня действительность?От его усмешки трудно было сохранить спокойствие.– Хорошо, что вы такая отважная женщина, мисс Уайтфилд. В этом путешествии вам пригодится самообладание. Стоит нам покинуть Калькутту – и вы очутитесь в совершенно чуждом вам мире.– Жду не дождусь, когда это произойдет. В конце концов, Уайлдвуд – часть этого мира. Я почему-то уверена, что отыщу его.Усмешка пропала.– А вот здесь вас ждет разочарование. Если вы отправляетесь в столь длительное путешествие только для того, чтобы обрести свое наследство, то заранее приготовьтесь к неудаче.– Помимо этого, я собираюсь учить ваших детей, а также познакомиться с Индией. Как только мы устроимся в поезде, вы сможете возобновить свою увлекательную лекцию. Уверена, что ваши замечания и наблюдения пойдут мне на пользу.– Тогда не будем медлить.Они вошли в вагон, где проводник-индиец отвел их в просторное купе с четырьмя кожаными сиденьями и огромным куском льда. Эмма предположила, что лед служит для сохранения в купе прохлады, хотя еще не наступил жаркий сезон. Распахнув маленькую дверцу, она обнаружила закуток, в одном углу которого красовался стульчак, а в другом – душ с небольшим отверстием в полу для стока воды. Смутившись, Эмма поспешила затворить дверцу и перевела взгляд на окно купе: оно было снабжено шторой для защиты от солнца и пыли, а также сеткой от насекомых.– Неплохо, Сакарам, – бросил Кингстон своему слуге. – А как насчет отдельного купе для мисс Уайтфилд?– Не удалось, саиб, – ответил слуга без тени раскаяния. – Ей придется ехать здесь, вместе с вами. Единственное свободное место было в вагоне с паттах-валлах.Эмма содрогнулась при мысли о путешествии в обществе полуодетых людей. Кингстон скривил губы:– Придется потесниться. Если мисс перенесет столь близкое соседство, то я – тем более.Эмма неуверенно опустилась на обитое кожей сиденье и уставилась в окно. Кингстон сел напротив. Спустя несколько минут, проведенных в напряженном молчании, раздался паровозный свисток. Поезд дернулся, громыхая.– Значит, обходимся без дезинфекции? – протянул Кингстон, вытягивая длинные ноги и расстегивая пиджак и жилет. Устраиваясь как можно удобнее, он не испытывал ни малейшего смущения.– Дезинфекция?.. – Эмма не поняла, о чем идет речь.– Всякая мэм-саиб на вашем месте прежде всего вооружилась бы флаконом с дезинфицирующим средством и протерла сиденья. Вы не боитесь заразы, мисс Уайтфилд?– А что?– В этой стране свирепствуют болезни в отличие от Англии.– Вы хорошо знаете Англию?– Несколько лет учился там в школе. – Ответ прозвучал уклончиво. – Но скучал по Индии. Здесь я родился, здесь моя родина.Эмма сомневалась, стоит ли продолжать расспросы, хотя ее и разбирало любопытство. Она опасалась обидеть его неосторожным вопросом, тем более что он уже признался в своей чувствительности к сплетням, и решила отложить расспросы до той поры, когда познакомится с ним получше.– А моя родина – Шропшир. Но я по нему совершенно не скучаю. Очень рада, что оказалась в Индии и еду в Парадайз-Вью. Меня всегда тянуло в центральную часть страны.– Считайте, что вам повезло. – Он откинул голову и закрыл глаза. Беседа естественным образом оборвалась.Сначала поезд полз медленно, потом набрал скорость. Шум в вагоне стал оглушительным. Эмма тоже откинула голову и стала прислушиваться к стуку колес. Однако полностью расслабиться, как Кингстону, ей не удавалось. Она чувствовала голод, но не знала, где и когда она сможет поесть. Ее стало клонить в сон, но она не могла найти место, где прилечь.Кингстон дремал, избавив ее от пристального взгляда своих опасных синих глаз. Он глубоко дышал, но его рот оставался при этом закрытым – фокус, которому она искренне завидовала. Она бы тоже перестала бороться с усталостью, но боялась, как бы во сне не разинуть рот и не превратиться в посмешище. В конце концов она села ближе к окну, приподняла штору и сетку и залюбовалась проносящейся мимо пышной зеленью. Раньше Индия представлялась ей выжженной солнцем пыльной страной, однако в это время года штат Бенгал поражал богатой растительностью; то же самое она наблюдала во время плавания на пароходе вверх по реке Хугли сразу после приезда.Повсюду в изобилии росли бананы, кокосовые и финиковые пальмы. В отдалении зеленели рисовые поля. Берега Хугли были застроены богатыми домами, здешние же жилища были куда скромнее и больше напоминали колониальные домики дак, о которых ей приходилось слышать. Это были квадратные строения с толстыми саманными стенами, спасающими от жары, и крышами из черепицы или соломы. Дома побогаче имели веранды.Пока Эмма размышляла о том, кто живет здесь и какой жизнью, поезд увозил ее все дальше от Калькутты и от всего, что было ей хоть немного знакомо.С наступлением вечера в купе появился Сакарам. Он поставил между Кингстоном и Эммой небольшой столик и исчез. Вскоре он вернулся с двумя фарфоровыми блюдами, накрытыми белоснежными салфетками. Ловко поставив блюда на столик, он разложил рядом с ними приборы и убрал салфетки. Перед Эммой был превосходный ужин, состоявший из издающего восхитительный аромат овощного карри поверх дымящегося риса, кисло-сладкой приправы чатни, свежих фруктов и подобия компота.К вящему изумлению Эммы, Сакарам налил в хрустальные бокалы вино.– Я не увлекаюсь спиртным, – промолвила она, когда он подал ей бокал.Кингстон саркастически приподнял одну бровь. Раскачивавшаяся под потолком керосиновая лампа отбрасывала на его лицо тень, придававшую ему сходство с сатиром.– Неужели? А «гвоздь»?Так называлась смесь виски с содовой, заливаемая в толстые зеленые бутылки, – популярный среди обоих полов напиток в британских клубах Индии; не меньшей популярностью пользовался джин с индийским тоником под названием «бурав». «Гвоздь» назывался так потому, что каждая выпитая рюмка была гвоздем, вгоняемым в собственный гроб. «Гвоздю» и «бураву» отдавала должное даже Рози, но Эмма пока что держалась. В ответ на вопрос Кингстона она покачала головой:– В порядке исключения могу выпить рюмку рома или молочного пунша.– Мне очень жаль, но, полагаю, этих напитков Сакарам вам предложить не сможет. Или сможешь, Сакарам?Черные глаза Сакарама сверкнули.– Нет, саиб. Простите за нерадивость.– Все же я советую попробовать вино, мисс Уайтфилд, иначе вам грозит жажда. Питьевая вода будет в нашем путешествии, редкостью, и даже если вам ее предложат, ей не следует доверять. Не хотелось бы, чтобы вы заболели. Поэтому придется пить вино и прочие не очень крепкие спиртные напитки, кроме чая, конечно, который подается главным образом на чота хазри – виноват, на завтрак, а также в полдень и на файв-о-клок.Эмма решила проявить сговорчивость:– Уговорили. Я попробую вина.К ее изумлению, золотистая жидкость оказалась прекрасным дополнением к изысканному карри, подобного которому она еще не пробовала в Индии. Ну что же, вино за ужином – это не так уж и плохо, подумала она. Ее отец и брат потребляли за едой огромное количество кларета и бургундского, отчего их физиономии становились багровыми, а темперамент – вспыльчивым. Она дала себе слово, что впредь будет ограничиваться светлыми сортами и избегать красных.К концу трапезы у Эммы уже плыло перед глазами и она предпринимала отчаянные попытки сохранить подобающее леди достоинство. Внезапно появился Сакарам с постельными принадлежностями и стал бесшумно застилать две соседние скамьи. Только теперь до Эммы дошло, что ей предстоит провести ночь вместе с Кингстоном, то есть в одном с ним помещении. Лежать им предстояло в такой близости друг от друга, как если бы у них была одна постель на двоих.Только сейчас она спохватилась, что у нее должна была быть спутница-женщина.– Где же айя, которую вы пообещали мне в компаньонки?– Где Тулси, Сакарам? – спокойно осведомился Кингстон, как будто тоже только сейчас о ней вспомнил.– В вагоне с другими женщинами, саиб.– Я перейду к ней, – неуверенно проговорила Эмма. – Не могу же я ночевать в одном купе с вами!– И тем более вы не можете путешествовать в обществе индийских женщин, – возразил Кингстон. – Европейцы не ездят в одних вагонах с индийцами.– Как же нам поступить? Это… – Она указала на постели. – Надеюсь, мистер Кингстон, вы понимаете, что это невозможно.– Придется пригласить ее к нам. Получится тесновато, но другого выхода нет. Простите, что я не подумал об этом раньше.–. Ей следовало ужинать с нами! – вспылила Эмма. – Напрасно я провела столько часов с вами вдвоем.– Ерунда! Вы были в полной безопасности. К тому же вас никто не сможет осудить. В поезде нас не знает ни один человек.– Достаточно того, что я сама знаю, сколько времени провела с вами наедине. Вы тоже это знаете, мистер Кингстон. Нам надлежит соблюдать приличия. Они не случайно придуманы…– Так чего же вы опасаетесь, мисс Уайтфилд? Ах да, вы полагаете, что я могу вас изнасиловать! Уверяю вас, у меня и в мыслях не было этого!И он выразительно посмотрел на нее, давая понять, что она недостойна насилия. Эмме внезапно представилось, как красивые смуглые руки Александра Кингстона скользят по ее белому телу. Она невольно вздрогнула, что не прошло мимо внимания ее спутника.– Не смешите меня, мадам! – прорычал он. – Мне никогда еще не приходилось навязывать женщинам свою любовь, и сомневаюсь, что придется в будущем. Меня нисколько не влечет к женщинам, которым я неинтересен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48