Да, она согласилась на роль любовницы и теперь в нетерпении ждала первой совместной ночи в новом доме. Но правильное ли решение она приняла?В его присутствии трудно было рассуждать здраво: она могла думать только о наслаждении от его поцелуев, объятий, любви. Ее чувства были обострены, и она утратила способность сдерживать их, из чего следовало, что она будет убита горем, если у них что-то не заладится. Во всех случаях ей не следовало расставаться с намерением отыскать Уайлдвуд. Испорченный документ еще не повод для отказа от всяких попыток. Да, мужчина, который ей глубоко небезразличен, предложил ей свой кров, но из этого еще ничего не следует. Ее мать тоже решила, что нашла в индийских дебрях любовь, – и к чему это ее привело? Положение любовницы крайне ненадежно. Сикандер обещал о ней заботиться, но если они все же расстанутся, перед ней опять встанет проблема, куда деваться. Вернуться побитой в Калькутту в надежде, что Персиваль Гриффин польстится на подержанный товар? Нет, это немыслимо!Прочь иллюзии! То, что связывает ее с Сикандером, слишком хрупко. Ей хотелось верить, что это будет длиться вечно и их счастью ничто не помешает, однако уповать только на это было бы слишком легкомысленно. Мало ли что случится с ней, с ним, с ними обоими? Вдруг, насытив взаимную страсть, они обнаружат, что их уже не тянет друг к другу, как прежде? Ведь и самый огромный костер рано или поздно превращается в пепел.Сейчас Эмма не могла себе представить, что когда-нибудь перестанет сгорать от страсти к Сикандеру: он разбудил в ней нечто такое, чему определенно не мог наступить конец. Он заставил ее заглянуть в саму себя, понять, что она собой представляет как женщина. Обратного пути не было. Оставалось одно – положиться на судьбу.После получаса хождения взад-вперед по комнате Эмма решила заглянуть к детям. Настало время сообщить им и айе, какую роль ей предписано играть в их жизни. Чем быстрее они подружатся, тем лучше. Она очень жалела, что вместе с вьючной лошадью в горах погибли подарки, которые она приготовила для Майкла и Виктории: они бы растопили их сердца и расположили к ней…Сама она не сомневалась, что полюбит их – ведь это были дети Сикандера. Однако она не знала, как лучше завоевать их расположение и пробудить интерес к учебе.На полпути к детской ее осенило: она не станет мучить их по воскресеньям касторкой, как бы на этом ни настаивал Сикандер! В детстве она тоже страдала от этого жестокого ритуала, пока в один прекрасный день не заявила, что никогда больше не станет принимать эту дрянь.Ее отец, вернее, отчим, настоял, чтобы касторку влили ей в глотку насильно, но в отместку она выплеснула содержимое ложки ему на сюртук. В наказание Эмму заперли, оставив без еды и питья, дабы она раскаялась в своих прегрешениях. Однако мать не выдержала и вымолила у отца прощение для своей строптивой дочки.В конце концов победа осталась за Эммой. Больше всего сэра Генри злило то, что, перестав пить касторку, она не почувствовала себя хуже, напротив, превзошла здоровьем брата, который еще долго принимал ненавистную жидкость.Сейчас она снова настоит на своем. Она на собственном опыте знала, что касторка – вовсе не залог крепкого здоровья. Гораздо больше пользы приносят полноценная пища, активность и свежий воздух. Следующий день был воскресным – ждать оставалось недолго. Скоро Майкл и Виктория Кингстон станут ее верными друзьями. Глава 19 Эмма провела с детьми больше часа, но почти не преуспела в деле завоевания их расположения. Дети сидели молча, словно не понимали ни единого ее слова. Но когда Эмма пообещала им почитать сказки и стихи, а также рассказать о жизни в Англии, в детских глазах вспыхнул интерес. Виктории, судя по всему, не терпелось задать ей вопросы, однако девочка не могла на это решиться, тем более в присутствии брата.Заметив, что дети устали, Эмма встала, собираясь уйти. Она не торопилась демонстрировать свою власть.У себя в комнате Эмма обнаружила стопку цветастых тканей, золотые браслеты с жемчугом и книгу в мягкой алой обложке с золотым тиснением. Она взяла книгу, заинтересовавшись, какое чтение решил предложить ей Сикандер.Открыв первую страницу, Эмма сразу поняла, что это была «книжка из-под подушки», в которой были тщательно изображены все виды интимной близости и самые невероятные позы при совокуплении. Эмма зарделась и захлопнула книгу, но тут же робко открыла опять. В самом начале изображались простые поцелуи и ласки одетых людей. Эмма облегченно перевела дух, поняв, что, несмотря на откровенные иллюстрации, в книге учтена чувствительность и ранимость женщины, для которой любовные услады все еще являются новым и шокирующим переживанием.Не успела она присесть, чтобы внимательно рассмотреть картинки, как в ее комнату вошли несколько женщин, закутанных в сари. Они принесли в ее ванную комнату тазы с горячей водой. Когда одна из женщин приблизилась к ней, Эмма захлопнула книгу и попыталась спрятать ее в складках юбки, хотя это было почти невозможно. Не желая выдавать свой интерес, Эмма вскочила, положила книгу на табурет и села сверху, после чего радушно улыбнулась служанке.К счастью, та ничего не заметила. Или сделала вид. Взволнованно заламывая руки, она с поклоном спросила:– Мэм-саиб… желает… ванну?– Вы говорите по-английски? – вскричала обрадованная Эмма.Женщина отрицательно покачала головой.– Желает ванну?Исчерпав свой английский словарь, она перешла на родной язык, показывая Эмме жестами, что в ванной ее ждет полная лохань горячей воды.– Спасибо, – сказала Эмма по-английски, после чего попробовала произнести то же самое на хинди, чем спровоцировала собеседницу на поток непонятных слов.– Простите, говорите медленнее. Я пойму, если вы не будете так торопиться.Однако добиться толку оказалось невозможно, и Эмма быстро сдалась. Оставив книгу на табурете, она выпроводила служанок. Ей не терпелось принять ванну, но только не такую, как в доме Сайяджи Сингха, а обычную, европейскую.Спустя считанные мгновения она уже сидела в огромной лохани, погрузившись в воду почти по шею.Рядом с ней на табурете лежала «книжка из-под подушки». Эмма неторопливо вымыла голову, сполоснула волосы и соорудила на голове тюрбан из полотенца, после чего, вытянувшись, опять вооружилась книгой. Вот она, вершина порока: сидеть в пахучей ванне и листать книгу о соблазне и плотских удовольствиях! Следующие полчаса ушли у нее на изучение бесконечных способов, к которым прибегают люди, занимаясь любовью, то есть даря и получая наслаждение.Некоторые иллюстрации вызывали у нее громкий смех, некоторые вгоняли в краску, некоторые заставляли просто недоуменно качать головой. К огромному ее удивлению, ничто из того, что живописалось в книге, не вызвало у нее возмущения или отвращения. Стоило ей представить на месте женщины себя, а на месте мужчины Сикандера – и самые запретные фантазии приобретали естественнейший вид. Постепенно у нее затвердели соски, дыхание стало стесненным, вся она налилась такой негой и истомой, что усомнилась, сможет ли без посторонней помощи выбраться из лохани.Сикандер сделал это специально! Он хотел, чтобы она почувствовала себя именно так! Каждая клеточка ее тела жаждала его прикосновения, ласки. Когда же наступит ночь?«Эмма Уайтфилд, ты превратилась в женщину», – пробормотала она, захлопнув книгу и положив ее на табурет. Выбравшись из лохани, она насухо вытерлась и намазалась маслом из синего сосуда с узким горлышком, оставленного одной из женщин. Этого оказалось достаточно, чтобы ее возбуждение, и без того острое, сделалось совсем невыносимым. Она представлял себе, как Сикандер натирает ее тело маслом, и сгорала от желания отыскать его и привести к себе, чтобы они вместе воплотили ее самые смелые фантазии…Эмма завернулась в длинный отрез цветастой индийской ткани – искусству носить сари ее научили женщины в зенане Сайяджи. Затем она начала сушить и расчесывать волосы.Незаметно наступил вечер. Но Эмма все еще продолжала колдовать над своей внешностью, глядя в начищенный медный поднос, на стене, заменявший зеркало. Сейчас она была похожа скорее на индианку, чем англичанку. При каждом движении сари обволакивало ее, как облако. Эмма снова была поражена тем, как ее меняет сари: это касалось не только внешности, но и самого ощущения.Она снова стала лебедем – прекрасным, желанным, надушенным созданием, достойным страсти Сикандера. Подобно женщинам с иллюстраций в «книжке из-под подушки», она горела нетерпением познать секреты любви в объятиях любимого мужчины. Да, она любила Сикандера. Только этим можно было объяснить ее преображение из старой девы-недотроги в сладострастную, соблазнительную женщину… Сикандер утверждает, что не может на ней жениться, но тем не менее он ею увлечен. В этом Эмма нисколько не сомневалась.Преисполненная уверенности в своей красоте, она перешла в гостиную и обнаружила там Сакарама, накрывавшего для нее стол. Рядом стоял слуга с подносом. Стол накрывался на одну персону.– Я буду ужинать одна? – Эмма не могла скрыть разочарования.Сакарам не удостоил ее взглядом.– Если мэм-саиб желает ужинать с детьми, я могу отнести ее ужин, к ним. Но, полагаю, они уже поели. Саиб в настоящий момент занят.– Чем? Он ничего мне не передал?Сакарам величественным жестом приказал слуге поставить поднос на стол, после чего выпрямился и обратил внимание на нее.– Ничего, мэм-саиб. Я никому не могу говорить, где он находится, без его дозволения.Манеры и речь слуги подействовали на Эмму отрезвляюще. Ему каким-то образом удалось напомнить ей о скромном положении, которое она занимает в доме, ни словом об этом не обмолвившись. Она чувствовала его недовольство ее присутствием в этих комнатах и тем, как она нарядилась. Следующие его слова подтвердили догадку.– Не желаете ли получить назад свою одежду в постиранном виде, мэм-саиб? Утром она вам, несомненно, понадобится. Я уже послал за дурзи, который полностью восстановит ваш гардероб.– Да, утром мне может понадобиться мое платье. – Эмма пыталась быть вежливой, но это давалось ей с трудом. – Но не исключено, что я теперь захочу все время ходить в сари. В этом случае в дурзи не будет необходимости. Сари гораздо удобнее английского платья.Сакарам поджал губы, словно откусил от нестерпимо кислого лимона.– Как вам будет угодно, мэм-саиб.Он уже собирался выйти, но Эмма окликнула его:– Сакарам!Он застыл на пороге.– К вашим услугам, мэм-саиб.– Не воображайте, что я буду сидеть взаперти в этих комнатах. Я буду ходить, где мне захочется и когда захочется. Вы меня понимаете?– Ничего иного я и не ожидал, мэм-саиб, особенно от вас. Как няня детей вы вправе появляться где пожелаете.Из его слов Эмма заключила, что он имеет представление о характере ее отношений с Сикандером и не испытывает по этому поводу восторга. Недаром Сакарам саркастически подчеркнул слова «няня детей». Если правда известна Сакараму, то остальные слуги тоже, наверное, догадываются или по крайней мере подозревают. Эмма почувствовала свою уязвимость и застыдилась. Слуги всегда испытывали к ней уважение. Лишиться их уважения значило поступиться гордостью. Тем не менее менять что-либо из-за них она не собиралась. Впервые в жизни она была готова подчиниться женским инстинктам, махнув рукой на всех, кто собирался ее за это упрекать.– Благодарю за ужин, Сакарам, – сказала она нарочито холодно. Он поклонился и ретировался, предоставив ей вкушать яства в одиночестве.Сикандер явился к ней поздно, уже после того, как весь дом угомонился. В небе сияла луна. Эмма перенесла свою кушетку в гостиную, поближе к балкону, и лежала под сеткой, любуясь отражением луны в лаковых дверцах шкафчиков. Ночь была душной и безветренной; она задремала и не слышала, как вошел Сикандер. Когда она открыла глаза, он стоял рядом – высокая темная фигура в свободных шелковых одеждах, перетянутых кушаком. Его взгляд был устремлен на нее.– Что я вижу? – протянул он. – Ты не читаешь? А я думал, ты не сможешь оторваться от книги, которую я тебе предложил.Эмма села. На ней была тонкая рубашка из прозрачной ткани, сквозь которую соблазнительно просвечивали темные, набухшие соски.– Я уже заглянула в твою книгу. Должна признать, она… поучительна.Он приподнял край сетки, взял Эмму за руку и заставил встать.– Вот как? Какая же иллюстрация запомнилась тебе лучше всего? – спросил он насмешливо. – Какую новую позу ты готова испробовать сегодня – «бабочку» или, может быть, «кузнечика»?– Мне не нужны книги, чтобы подстегивать любовный пыл, Сикандер. Это все равно что предложить на выбор чужеземные деликатесы женщине, изголодавшейся по простому хлебу. Все, что мне нужно, – это ты. Здесь, в моей комнате, в моей постели, в моих объятиях.Она отважно обняла его. Прижимаясь к нему всем телом, она обнаружила, что под шелковым халатом у него ничего не надето.– Эмма… – простонал он. От ее нетерпеливых движений восставшая мужская плоть очутилась там, где сходились ее ноги. Она слегка раздвинула их, чтобы удержать его у источника своей женской неги, уже готового к слиянию и исходившего росой желания.– Я весь день только об этом и думал, – хрипло прошептал он. – Расхаживал по комнате и ждал, когда наступит положенный час.– Мне не хватало тебя за ужином… – Она положила ладони на его голую грудь в том месте, где распахнулся халат. – Как же мне хотелось, чтобы ты был рядом, чтобы увидел меня в одном из великолепных сари, которые ты мне прислал! Спасибо тебе за них! Они сделали меня счастливой, и я не собираюсь спрашивать, откуда они взялись и кто носил их до меня.– Даже если бы ты спросила меня об этом, Эмма, я бы не ответил. Это не имеет значения: теперь они твои. Давай не будем вести эти разговоры. Зачем портить драгоценные часы, когда мы вместе?– Неужели это так неприлично – ужинать вместе здесь, в твоем доме?– Вдвоем – да. Но когда мы заведем столовую, как ты пожелала, то можно будет есть вместе с детьми.– Тогда давай устроим столовую без промедления!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48