Позвонили в дверь. Манго открыл и принял наш заказ – четыре картонные коробки. Затем донесся его голос:– Тиффани, у меня немного не хватает. У тебя не будет наличных?– Да, сейчас, – ответила я, роясь в сумочке и мысленно называя его Манго Мак-Браун. Англичане считают шотландцев скупыми.

– Мне нужно еще пятнадцать фунтов. Пятнадцать фунтов!– Спасибо.Он прошел с коробками в кухню и вернулся с тарелками и пластиковыми вилками, маленькими пакетиками с солью и перцем, на которых значилось «Дэн эйр». Ну хотя бы еда вкусная, думала я, когда он подливал мне вина. А затем, не знаю уж, как это получилось, может быть, потому что я наелась, немного выпила и расслабилась, я откинулась на спинку дивана. И поэтому не придала большого значения тому, что он сел рядом и принялся говорить о своей жене и разводе.– …Просто возмутительно, она получила ордер на выселение… выкинула меня из дома… и знаешь, большая часть денег, вложенных в этот дом, были моими… она и не работала вообще… только немного преподавала… я никогда не нравился ее родителям… большие проблемы с ее отцом… он юрист, поэтому, естественно, они и обошли меня… никогда бы на ней не женился… дети у меня замечательные… хотя она старается настроить их против меня… надо вздернуть этих ее сектантов…– А почему ты не поинтересуешься, как мои дела? – спросила я возмущенно.Нет, конечно, ничего такого я не сказала. Потому что мне было наплевать. Я знала, что больше никогда его не увижу, несмотря на то что он очень, очень, очень привлекательный. Я только кивала и издавала вежливые звуки, когда пафос его монологов достигал заоблачных высот.– …И никакого секса, представляешь. Она не хотела.– Ну как минимум пять раз вы этим занимались, – сказала я.– Да, – ответил он мрачно. – И все пять раз по моей инициативе.– Надо же.– Как тебе мой костюм? – вдруг спросил он, показывая на свой пиджак из вискозы.– Очень мило, – ответила я.Мило и блестит.– Всего тридцать пять фунтов заплатил, – похвастался он. – На оптовой распродаже.– Хорошо, – сказала я, мельком взглянув на часы. Десять минут одиннадцатого. Господи, скоро я смогу уйти!И тут случилось нечто странное. Манго встал и убавил свет. Затем направился к телевизору и включил видеомагнитофон. А потом снова сел на диван рядом со мной – совсем близко, так что наши бедра соприкасались. Что происходит? – подумала я. Телевизор ожил. Манго повернулся и одарил меня сальной ухмылкой. Боже мой, только не порнофильм. Пожа-а-луйста. Я с тоской уставилась на его воротник, концы которого закручивались, как будто от отвращения. И этот воротник все приближался, и тут я поняла, что он пытается меня поцеловать. Определенно. Ну и ну. Назрела пикантная ситуация. Его лицо приблизилось к моему, губы раздвинулись, обнажив ровные белые зубы. О, ну поцелуй есть поцелуй.– Рассвет над Аберистуитом, – произнес голос на кассете, явно голос Манго.Я посмотрела на экран. Манго в плаще с поднятым воротником стоял под порывами ветра на морском берегу. «Здесь место обитания уэльского морского моллюска, – говорил он, прогуливаясь по песку. – Промысел, который обеспечивает занятость сотен местных жителей. И теперь… – сказал он, поворачиваясь и драматично глядя на море, – запасы моллюсков иссякают».Я взглянула на Манго, сидевшего рядом на диване. Он больше не смотрел на меня. Он смотрел на свое изображение с выражением напряженной, но счастливой сосредоточенности.– Хорошо получилось, – доверительно шепнул он мне, когда на экране появился интерьер местного ресторана.И снова Манго, с салфеткой на шее, с ложкой, занесенной над тарелкой с супом. Он поднес ее ко рту, попробовал содержимое и задумчиво улыбнулся в камеру. «Похлебка из моллюсков, которую можно попробовать в Аберистуите, так же хороша, как и в Новой Англии», – сказал он.Внезапно Манго остановил запись и перемотал назад.«Похлебка из моллюсков, которую можно попробовать в Аберистуите, так же хороша, как и в Новой Англии…»– Знаешь, что тут интересно? Раньше я никогда не пробовал сниматься с набитым ртом, – объяснил он.– Да, это замечательно, – сказала я со скучающим видом.– Верно, мне очень понравилось. А операторская группа была в полном восторге.Он снова перемотал пленку, и мне пришлось смотреть весь сюжет, состоящий из интервью с валлийскими ловцами моллюсков и с возмущенными местными жителями, дополненный душераздирающими кадрами с детьми, чье будущее в роли упаковщиков на местной рыбоперерабатывающей фабрике оказалось под угрозой. Затем на экране появился Тревор Мак-Дональд. «Это был веповтаж Манго Бвауна из У-уэвьса», – сказал он. Весь репортаж длился десять минут.Я повернулась к Манго, чтобы попросить еще вина, но он возился с пультом дистанционного управления. Экран потемнел, потом снова просветлел – и вот опять Манго Браун в плаще с поднятым воротником, на этот раз сидящий на камне в пустынном поле, продуваемом ветром. «Это Дальние Гебриды, – начал он, перекрикивая ветер. – Жизнь здесь течет так же, как и десятки лет назад. Столетия назад. Но теперь конец двадцатого века вторгается в мирную жизнь этих фермеров и несет с собой новую угрозу…» – Внезапно мимо проехал фермер на тракторе, показывая камере кулак.– Ух! Нам пришлось это вырезать, мы зашли на его землю, – пояснил Манго. – Подожди немного. – Он перемотал вперед.«… новую угрозу традиционному образу жизни здесь, на острове, в виде вирусов, поразивших компьютеры…»Полчаса спустя, после того как я узрела Манго Брауна в Ноттингэмпшире, беседующего с бывшими шахтерами, Манго Брауна в Стаффордшире с гончарами, Манго Брауна в Линкольншире с фермерами, выращивающими лук, я была сыта по горло Манго Брауном.– Все это замечательно, – заявила я, вставая, – но мне надо двигаться.– Нет, двигаться буду я, – сказал он с пьяным смехом, схватил меня за талию и попытался повалить на диван.– Бога ради, оставь меня! Я тебя даже не знаю как следует! – прошипела я, когда он начал развязывать галстук.– Да ладно тебе, Тиффани. Я знаю, что ты хочешь.– Какая наглость! Как ты смеешь! Ты за кого меня принимаешь!– Но ты же сама сюда пришла, – сказал он с оскорбленным видом.– Нет, я пришла сюда, думая, что будет шесть человек, – парировала я. – Я и не предполагала, что мы окажемся тет-а-тет.– Ну ладно. – Он встал, залившись краской, и поправил свой полиэстеровый галстук. – Ошибочка вышла.– Да, – сказала я. – Вышла.– Но я думал, что ты, может быть, захочешь… ну, понимаешь…– Что?– Плыть по течению.– Я хочу плыть по течению, – сказала я. – По направлению к дому. Я ухожу. Не мог бы ты подать мне пальто? Спасибо. До свидания и… – Что могла я сказать? «Спасибо» тут говорить было не за что. – Удачи с разводом. Продолжение декабря Быть одинокой не так уж и плохо. Вообще об этом уже столько сказано, и вот всегда, когда у меня плохое настроение, я стараюсь его поднять, перечисляя аргументы в пользу того, как здорово жить одной. По дороге из Шепердз-Буш я целых полчаса составляла список в маленькой записной книжке, которую специально для этого купила.Вот что у меня получилось:
ПЯТНАДЦАТЬ ПЛЮСОВ ОДИНОКОЙ ЖИЗНИ
1. Можно уделять массу времени самой себе.2. Можно есть чипсы в постели.3. Никто не покусится на мое нарядное белье «Джанет Риджер».4. Я не замужем за каким-нибудь уродом.5. Можно не стараться надраивать ванну до блеска.6. Не обязательно выглядеть и пахнуть безукоризненно двадцать четыре часа в сутки.7. Можно не следить за весом.8. Можно смотреть «Зену – повелительницу воинов», и никто не упрекнет тебя в плохом вкусе.9. А еще можно смотреть «Свидание вслепую». «Свидание вслепую» (Blind Date) – популярное в Британии телевизионное шоу, где один участник выбирает партнера из трех других, которых не может видеть, задавая им простые вопросы. Затем они проводят вместе неделю, возвращаются на шоу и рассказывают друг о друге.

10. Можно залезать ножом для масла в банку с джемом.11. Если уж совсем не осталось чистых трусов, можно надеть и вчерашние.12. Можно беспрепятственно разговаривать с бытовой техникой.13. Можно спать поперек кровати.14. Можно влюбляться.15. Быть одинокой – это модно.
– Ты права, быть одинокой, да к тому же женщиной, – это шикарно, – сказала мне Фрэнсис утром по телефону. – Это круто. Я рада, что ты разделяешь мою точку зрения, Тиффани. Свадьба – это вчерашний день, мы – Одинокие Охотницы. Все в наших руках.– Я думала, что мы – Обеспеченные Одиночки без детей. Или как там еще? Обеспеченные Одиночки, незамужние, с собственным жильем. Или, вернее, Окончательные Одиночки, без любовника, абсолютно безнадежные.– Ну нет, мы Одинокие Охотницы, – повторила Фрэнсис. – Ничего нет в нас безнадежного. Нам даже не нужен Тонто, Тонто – персонаж американской телевизионной программы 50-х г. «Одинокий охотник», индеец, преданный и верный друг Одинокого охотника.

потому что мы яркие, независимые, счастливые, успешные женщины, у которых все есть.– Все, кроме мужа и детей.– Да, но нам не нужны муж и дети, Тиффани. Мы – поколение женщин, которые могут либо принять, либо отвергнуть все это. Которые и без того самодостаточны. И лучше уверенная в себе одиночка, чем унылая разведенка.– Да, правда, – сказал я. – Так уж мы устроены, чтобы оставаться незамужними.– Точно.– Я имею в виду, лучше тоскливая одинокая жизнь, чем несчастливое замужество.– Ну… да, – неуверенно согласилась Фрэнсис.– Лучше самоубийственное одиночество, чем унылый развод.– Ну… конечно, – ответила она, поколебавшись.Разговор прервался. Надолго. А потом Фрэнсис сказала:– Вообще мужчины такие зануды.– Да, – отозвалась я.– Совершенные и абсолютные зануды. Все без исключения.– Ну да, Фрэнсис.– Я хочу сказать, Тиффани, брак не что иное, как пускание пыли в глаза.– Чистая правда. А знаешь, Фрэнсис, ведь Шэрон Стоун вышла замуж только в тридцать девять.– Неужели?– А Дженни Агуттер в тридцать восемь.– Правда? Ну что ж, могу сказать, это вдохновляет. Ну ладно, увидимся на Рождество, в следующий понедельник, в семь вечера, хорошо?– Увидимся, – ответила я.
Вечеринки у Фрэнсис всегда приятные, хотя почти все ее друзья-юристы, честно говоря, жутко скучные типы. Всегда-то они говорят об этом своем праве. Как ни пытаешься перевести их на какую-нибудь нейтральную тему, вроде цен на помидоры, все равно оказываешься по уши погруженной во всякие там Европейские директивы и законодательство Европейского союза о сельском хозяйстве и выслушиваешь подробности о делах в Европейском суде по правам человека, рассматривающих нарушение условий труда итальянских рабочих. Если честно, это такое занудство! По крайней мере, там будет Кит, подумала я, и Лиззи тоже. Мартин вряд ли придет. Не помню, чтобы он когда-нибудь бывал у Фрэнсис. Они с Китом продолжают ездить на свои сборища. Может быть, даже вместе бьют в барабаны. Или ломают мебель. А может, предложили друг другу добровольный телесный контакт. Однако мне пора сосредоточиться на детях. В субботу утром Салли впервые пойдет на занятия по дородовой подготовке. В Хайбери. Я сказала ей, что не против ходить в ближайшую к ней группу в Челси, но она ответила, что ей неудобно заставлять меня ездить так далеко.– Да и не только поэтому, Тиффани, – сказала она мне по телефону. – Я не хочу заниматься в этой группе.– Почему?– Потому что, когда я пришла на вводное занятие, просто чтобы посмотреть, как там, ко мне не очень-то хорошо отнеслись.– В каком смысле не очень хорошо? – спросила я. – Как вообще кто-то может не очень хорошо к тебе относиться?– Подожди, Тиффани, секунду, у меня Вашингтон на другой линии… извини, так о чем я говорила? Ах да, пара муженьков, да и их жены тоже, но особенно мужья – отнеслись ко мне недоброжелательно. Они пялились на мою левую руку и говорили всякое такое вроде: «Видимо, ваш муж слишком занят, поэтому не пришел с вами сегодня… весь в делах, да? Застрял в Сити?» А когда я сказала, что у меня нет мужа, их это, кажется, ошарашило. А когда я добавила, что у меня даже партнера нет, они посмотрели на меня так, как будто я детоубийца. А потом жирный парень, который работает в «Морган Гренфелл» заявил, что, по его мнению, это «совершеннейший позор». Когда я спросила, в чем же заключается позор, он сказал: «Родить ублюдка».– Какая гнусность! – возмутилась я.– Да, – ответила она. – Нет слов. Поэтому я и ушла. А все остальные группы в моем районе уже заполнены. Но я нашла одну, мне понравилось, что она в северном районе, – так и тебе будет легче.Честно говоря, Салли была права.– Я узнала мою ОДР, – радостно добавила она.– Что такое ОДР?– Ожидаемая дата родов. Это будет первое мая.– День Труда, – сказала я.
В субботу я встретилась с Салли в доме на Рональдз-роуд, недалеко от того места, где она жила до переезда в Челси. Салли очень радуется своей беременности – относится к ней с большим энтузиазмом. Но что забавно: прошло уже восемнадцать недель, а по ней ничего не заметно.– А ты уверена, что беременна? – спросила я, когда мы стояли в десять утра перед высоким викторианским зданием.– Абсолютно уверена, – ответила она со счастливым видом, поглаживая себя по животику, который был таким же ровным, как поле голландских тюльпанов, да еще и утянут джинсами десятого размера. – Я еще раз прошла сканирование на прошлой неделе, – сказала она. – И угадай, что мне сказали?– Что?– Будет девочка!– Что ж, это замечательно. Как ты и хочешь.– Действительно, я так и хочу. Я очень хочу дочку. Говорят, с мальчишками много хлопот, а с маленькой девочкой одинокой маме будет легче управиться.– Как ты ее назовешь?– Еще не знаю. Может быть, Летиция. Или Лидия. Или Лаура.– Что-то все на «Л». Как насчет Лоуис? Или Лайкры?Тут дверь открылась. Крупная седовласая женщина в просторной вязаной кофте неопределенного желтоватого оттенка блаженно нам улыбалась. Я уставилась на ее ноги – она была в сандалиях. В декабре!– Здра-а-а-авствуйте, – сказала она. – Я Джесси. Пожалуйста, входите, на улице холодно.– Салли Петерс, – представилась Салли, протягивая ей руку. – А это моя подруга Тиффани Тротт.Внутри было уже с десяток беременных со своими партнерами, все они сидели на больших круглых подушках в просторной гостиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51