Иногда ему запоминались маленькие сценки: две девушки в музыкальной комнате: мисс Кэтрин за фортепиано, мисс Джинни поет; запоминались песни, которые они играли и пели.
Музыка, которую услышал Мартин в Ньютон-Рейлз, была открытием для него. Помимо знакомых ему песен, он услышал то, чего никогда не слышал раньше: нежные сонаты Гайдна, величественные прелюдии и фуги Баха. Сильное впечатление на него произвел Шопен, вещи которого часто играла мисс Кэтрин. Ему с трудом верилось, что эту музыку сочинили обыкновенные люди, жившие на земле.
Джинни наслаждалась его удивлением и любила расспрашивать его:
– Кто тебе больше нравится больше, Бетховен или Шопен? – спросила она его однажды.
– Мне они оба по-своему нравятся, но у Бетховена, по-моему, больше души.
– Во всей музыке есть душа, глупый. Иначе это не было бы музыкой.
– Ты права, – согласился Мартин. – Я перед тобой как чистый лист бумаги.
– О Боже, – ответила Джинни. – Ты говоришь, как Хью.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В апреле ему исполнилось шестнадцать лет, а через несколько недель был день рождения близнецов. Это была неделя после Троицына дня. Тэррэнты гостили у своих друзей, но когда они вернулись, то заговорили о праздновании дня рождения в Ньютон-Рейлз, которое должно было состояться двадцать первого мая.
– На этот раз ты должен обязательно прийти, – сказала Джинни.
Она отмела все его возражения.
– Если у тебя нет подходящей одежды, то ты должен достать ее, вот и все. И то, что ты не умеешь танцевать, не важно. До праздника еще неделя. У тебя полно времени.
Его сестра Нэн тоже была приглашена – это, конечно, была идея мисс Кэтрин, и Мартин, в состоянии крайнего возбуждения, сообщил эти новости в Скарр.
– Праздник в Рейлз? – спросил Руфус. – С танцами и всем прочим? Думаю, что тебе надо пойти.
– Нам обоим будут нужны новые вещи, – заметил Мартин. – Вечерние костюмы, особые туфли. Мы не можем пойти в той одежде, которая у нас есть.
– Твоя сестра не пойдет, сынок. Ты пойдешь один. Это и так дорого мне обойдется, но по крайней мере в этом есть какой-то смысл, потому что ты молодой человек и тебе нужно пробиваться в жизнь.
– А как же Нэн? – воскликнул Мартин. – Неужели она не имеет права получить хоть какое-то удовольствие?
– Мартин, замолчи, – сказала Нэн и сжала его руку.
– Нет, не замолчу! Я должен сказать. – Он опять повернулся к отцу. – Если Нэн не пойдет, я тоже не пойду.
– Как хочешь. Мне все равно. – Руфус допил чай и поставил кружку. Встал и потянулся за шапкой. – Не тебе указывать мне, мой мальчик, чем быстрее ты это поймешь, тем будет лучше и для тебя и для меня.
Он вышел из хижины. Мартин и Нэн переглянулись.
– Тебе не следовало так говорить с отцом. Это нехорошо с твоей стороны.
– Я сказал то, что думал.
– Мартин, глупый, я же все равно не пойду. Очень мило со стороны Тэррэнтов пригласить меня, но мне не будет там хорошо. Ты другое дело – ты привык к ним. А я не буду знать, что сделать или сказать. Я там буду не на своем месте.
– Я тоже. Я же там никого не знаю, кроме самих Тэррэнтов.
– Пожалуйста, если не ради себя самого, пойди ради меня. Как иначе я узнаю о празднике в Ньютон-Рейлз?
Убежденный Нэн, Мартин решил пойти. Руфус, услышав об этом, в тот же вечер повел его к портному, чтобы сшить костюм к предстоящему событию. И хотя они выбрали для костюма самый дешевый материал на полках мистера Данне, тот и вида не показал, что удивлен выбором заказчика. Несмотря на то, что по настоянию Руфуса все было сшито на вырост, все равно это был самый замечательный костюм, какой Мартин надевал в своей жизни. Под руководством мистера Данне было подобрано все остальное: белая рубашка, запонки для манжет, чудесный белый галстук, пара туфель для танцев и пара лайковых перчаток.
– Мне кажется, что ты очень красивый, – сказала Нэн, когда увидела его в этом наряде.
– Я не чувствую себя красивым. Я чувствую себя так, как будто я ничто, только одежда.
– Ты не будешь волноваться во вторник вечером? Я думаю, что не стоит.
– Легко говорить. Вот если бы ты пошла со мной.
– Я мысленно буду с тобой, – сказала она ему.
– Тогда ты мысленно следи за тем, чтобы я не выставил себя дураком.
Вечер был чудесным и теплым, столь необычно теплым для мая, что в Рейлз были открыты все ставни и в комнату врывался запах цветущих растений и молодой травы. Даже в большом зале были широко распахнуты окна и двери, потому что здесь собралась большая часть гостей в ожидании танцев. С пола были убраны ковры, большая часть мебели была сдвинута. С галереи, где расположились пятеро музыкантов, лилась мягкая, спокойная музыка. Столовая и гостиная были открыты. Мартин заметил столы, уставленные блюдами. Сновали взад и вперед горничные, и Мартин видел, как мисс Кэтрин разговаривала с Джобом, который сегодня исполнял роль дворецкого.
У главного входа близнецы встречали гостей, но Мартин не стал входить через главный вход, он прошел через конюшни, через ту часть дома, где жили слуги, там он почистил костюм от дорожной пыли и переменил туфли. Теперь он стоял в углу большого зала с бокалом вина в руке, стараясь успокоиться и рассматривая прибывающих гостей. Большей частью они были его ровесниками: сыновья и дочери местной аристократии из Чардуэлла. Некоторых он знал, потому что когда-то выполнял работу в их домах; но хотя один или два из них кивнули ему, проходя мимо, по их глазам было видно, что они не узнали его, потому что кто же ожидал увидеть каменщика среди этого собрания знати.
Все больше и больше гостей заполняло зал, все больше взглядов останавливалось на нем, и Мартин уже не сомневался, что является предметом не только внимания, но и изумления. Дома, когда он осматривал себя в зеркале, которое для него держала Нэн, его костюм казался ему просто чудесным, он был горд, что на нем такие вещи, но здесь, в Ньютон-Рейлз, наблюдая за девушками в их воздушных нарядах, за молодыми людьми в элегантных костюмах, он понял, как смешно и нелепо выглядит его собственный вечерний наряд. И когда он это понял, его лицо начало гореть.
Одна маленькая группа неподалеку – молодой человек и две девушки – отпускали замечания совершенно открыто. Юноша, которому на вид было девятнадцать или двадцать лет, чьи кудри блестели от фиксатуара, а на жилете были перламутровые пуговицы, пристально смотрел на Мартина несколько секунд, открыто изучая его со слабой улыбкой и приподняв брови. Затем он повернулся к своим спутницам, сделав замечание, которое вызвало взрыв хохота среди них.
– Нет, я не знаю, кто он такой. Он мне совершенно незнаком. Как и его портной, слава Богу.
Потом все трое отошли подальше к группе, которая стояла у ступеней. Мартин молча смотрел в бокал вина. Потом, когда он опять поднял глаза, перед ним стояла Джинни и улыбалась.
– Вот где ты прячешься! Ты не входил через главный вход. Думаю, что ты проскользнул через задний. Что случилось? Ты весь красный.
– Вечер теплый.
– Ну да.
– Да. Ну хорошо. Если хочешь знать, я услышал, как надо мной смеялись, точнее, над моей одеждой.
– Юноша или девушка?
– Я не уверен.
Джинни с удовольствием рассмеялась.
– Иди сюда, скажи мне, кто это был.
– Вон тот расфранченный щеголь, с черными кудрями, который благоухает и сияет.
– Все лучше и лучше! – Опять рассмеялась Джинни. – Мне даже не нужно оглядываться, чтобы узнать, кто это. – Но она все-таки повернулась и посмотрела. – Да, так я и думала. Это Сидни Херн.
– Один из Хернов с Бринк-энд-Милл?
– Да, он старший сын Оливера Херна. Но не стоит обращать внимание на то, что говорит Сидни. Они все ужасные снобы, представители этих семей, а Сидни больше всех о себе воображает.
– Если ты так считаешь, зачем же ты пригласила его?
– Потому что если бы мы этого не сделали, то и нас никогда не пригласили бы в Эймбери-хаус. Кроме того, иногда Сидни бывает по-своему очарователен. Но он не имел права быть грубым с тобой, и я собираюсь ему об этом сказать.
– Лучше тебе этого не делать, – сказал Мартин. – Я предпочитаю сражаться сам.
– Хорошо, допивай вино и пойдем со мной, я представлю тебя некоторым гостям.
В этот момент к ним подошел высокий молодой человек, чье свежее, открытое лицо сразу же узнал Мартин.
– А кое-кого ты уже знаешь, – произнесла Джинни. – Ты помнишь Джорджа Уинтера из Чейслендс? Вы встречались прошлым летом, когда он приезжал к нам с сестрой, бабушкой и дедушкой.
– Конечно, я помню, – сказал Мартин.
– Я тоже, – сказал Джордж; его взгляд был прямым и открытым. – Вам удалось убить еще гадюку?
– Не в Рейлз. Только в каменоломне. Они доставляют нам много беспокойства в горах.
– Где-то здесь моя сестра Леони. Она будет рада опять вас увидеть. – Джордж оглянулся, но Леони нигде не было видно. – Наверно, она на террасе с Хью. – Он повернулся и заговорил с Джинни. – Я надеюсь, что могу рассчитывать на удовольствие танцевать с вами первый танец – если вы еще не приглашены?
– На первый танец? Боюсь, что приглашена. Я обещала его Мартину. – Джинни достала крошечную карточку. – Я запишу вас на второй.
Джордж поклонился и отошел. Мартин смотрел на улыбающуюся девушку.
– Ты сказала, что обещала танец мне…
– Не беспокойся. Это кадриль. Это как раз для тебя.
– Ты отдаешь предпочтение мне, чтобы держать на поводке Джорджа Уинтера?
– Думаю, тебе не приходит в голову, что я предпочитаю танцевать с тобой.
– Нет, не приходит.
С галереи, где сидели музыканты, раздались аккорды. Один из музыкантов подошел к балюстраде и попросил гостей приготовиться к танцам и занять свои места. Смеясь и разговаривая, гости подчинились. Несмотря на огромные размеры зала, все едва разместились в нем, танцующим не хватало места, чтобы выполнять фигуры.
– Ты выглядишь очень сердитым, – сказала Джинни, выступая рядом с Мартином, рука в руке.
– Мне нужно сосредоточиться, иначе я все сделаю не так.
– О, это не имеет значения. Это часть веселья.
– Только для тех, кто наблюдает.
Он благополучно добрался до конца танца, и Джинни была очень довольна им.
– Ну вот видишь! Это совсем неплохо. – Она подняла к нему раскрасневшееся лицо, обмахивая себя маленьким шелковым веером. Потом, смеясь, она помахала и на него. – Ну, а теперь, если ты еще дышишь, принеси нам напитки.
Когда он вернулся с двумя бокалами, то увидел, что она беседует с Сидни Херном. Она посмотрела на него озорным взглядом и представила их друг другу.
– Кокс? – спросил Херн. – Я слышал это имя?
– Возможно, что да, – ответил Мартин. – Моего отца хорошо знают в округе. Он каменщик. И я тоже. Мы выполняли работу на фабрике вашего отца около восемнадцати месяцев назад. Пристройка к вашему паровозному депо.
– Правда? Я не знал об этом. Мой отец мало занимается сейчас заводом. Этим занимается управляющий. Что касается меня, то я никогда там не был.
– Нет? – сказал Мартин. – Тогда вам бы следовало.
– Зачем? – спросил Херн, глядя на него с недоумением.
– Если бы вы или ваш отец побывали там, то обнаружили бы, что там нарушается закон.
– О чем вы говорите?
– Я говорю про закон о детском труде, который запрещает труд детей в возрасте до девяти лет на каких бы то ни было фабриках. Но такие маленькие дети работают в Бринк-энд. По крайней мере, так было восемнадцать месяцев назад.
– А вам какое до этого дело?
– Нарушение закона касается всех.
– Бринк-энд – не единственная фабрика, где работают такие маленькие дети. Большинство фабрик в Долине делают то же самое.
– Тогда, значит, вы все-таки знаете об этом?
– Я во всяком случае знаю, что сами ткачи не обращают никакого внимания на закон. Они хотят, чтобы их дети начинали работать как можно раньше, потому что им нужны деньги.
– Они не были бы им так нужны, если бы им платили нормальную заработную плату, которая позволяла бы им растить детей, не превращая их в рабов.
– Я полагаю, что вы один из тех, кто считает, что дети бедняков должны ходить в школу до девяти лет?
– Да.
– Господи, а кто будет платить за их обучение?
– Те, у кого есть деньги.
– Вы и себя сюда включаете?
– Нет, не включаю.
– Что замечательно, что все, у кого нет денег, всегда готовы диктовать тем, у кого они есть, на что их надо тратить.
– Это делали не только те, у кого ничего нет. Я могу привести в пример лорда Эшли.
– Да? Этот лорд ваш приятель?
– Нет. Он был другом бедных.
– Но вы бедны. Вы сами так сказали.
– Не настолько, – ответил Мартин, – чтобы продавать себя в рабство на Бринк-энд-Милл.
– Послушайте, Мэсон, или как вас там зовут…
– Кокс, а не Мэсон, – поправил Мартин.
Два молодых человека смотрели друг на друга молча, глаза в глаза. Но мисс Джинни, хотя ей и нравился их спор, теперь сочла нужным прервать его.
– Я хочу напомнить вам, джентльмены, что вы оба гости в доме моего отца, поэтому не следует спорить таким образом. – Улыбнувшись обоим, она добавила: – Вам обоим должно быть стыдно, и я думаю, что вам следует извиниться передо мной за такое поведение.
Наступила пауза. Сидни Херн заговорил первым:
– Мисс Вирджиния, вы совершенно правы. Я прошу прощения за то, что позволил себя спровоцировать, и я надеюсь, что вы простите меня, согласившись подарить мне два танца.
Джинни грациозно кивнула, дала ему свою карточку и карандаш и наблюдала, как он вписывает свое имя. Когда он закончил, она еще раз улыбнулась ему, а он, кивнув ей и бросив испепеляющий взгляд на Мартина, отошел прочь и присоединился к группе гостей неподалеку. Джинни отхлебнула из своего бокала и посмотрела на Мартина.
– Теперь ты чувствуешь себя лучше, – сказала она, – когда отомстил бедному Сидни?
– Возможно.
– Ты еще не попросил у меня прощения.
– Хорошо. Я прошу прощения.
– Это трудно сравнить с извинениями Сидни, но думаю, что этого достаточно. – Она поставила пустой бокал. – Теперь заканчивай с напитками и пойдем со мной, я представлю тебя другим гостям, прежде чем снова начнутся танцы.
– Сейчас, – сказал Мартин, – я бы предпочел просто постоять и понаблюдать.
– Но ты должен пригласить какую-нибудь хорошенькую девушку танцевать, а ты не можешь этого сделать, не будучи представленным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48