АННОТАЦИЯ
Имя Геннадия Пожидаева широко известно любителям му­зыки по книгам «Страна Симфония», «Дмитрий Кабалевский», «Повесть о танце» и др. В книгу вошли не только ранее пуб­ликовавшиеся в «Стране Симфонии» рассказы, но и новые, в основном посвященные творчеству таких советских компо­зиторов, как С. Прокофьев, Д. Шостакович, Д. Кабалевский, А. Хачатурян.


Пожидаев Г. А.
Рассказы о музыке. М., «Молодая гвардия», 1975.

ОТ АВТОРА
Небольшое вступление к книге я хотел бы начать словами академика Бориса Владимиро­вича Асафьева об одной из своих музыковед­ческих работ о советских композиторах: Это... «не биографии, не аналитические эскизы, не свод критических рецензий... Я ста­рался найти путь к читателям - не толь­ко профессионалам, а сам стремился пе­редать свои впечатления как слушателя, посе­тителя концертов, наконец, просто интересу­ющегося жизнью музыки... Скажем и так: за­шел в концерт один, другой, третий. Во мне складываются и накопляются звуковые обра­зы. Биографии мне неведомы, личности ком­позиторов тоже. Из улавливаемых мнений, из фрагментов сообщений пояснителей вокруг слушателей музыки постепенно растет круг представлений о заинтересовавшей музыке и ее авторе. Из «просто слушателя» я превраща­юсь в слушателя, пытающегося осознать поток волнующих сознание мыслей и разгадать мыс­ли, волновавшие и композитора».
Дело в том, что именно так создавалась и эта книга, в которой я стремился передать впе­чатления о музыке, рассказать о том, что уда­лось узнать о полюбившихся музыкальных произведениях. И если для крупнейшего му­зыковеда, каким был Асафьев, такой способ из­ложения материала, подсказанный желанием автора быть понятным и не специалистам, был своеобразным литературным приемом, то для меня это наиболее естественный, чуть ли не единственный путь. Так было в моей жизни.
В книге речь идет в основном о так назы­ваемой серьезной музыке, произведениях круп­ной формы. Можно ли разобраться в этом мире большой музыки рядовому любителю? Да, мож­но, если сильно захотеть. Как говорит поговор­ка: «Любовь слепа, но она найдет дорогу». Надо только отправиться в путь.
В 1962 году в журнале «Юность» была опуб­ликована моя статья «Путешествие в страну Симфонию». Это было одновременно и нача­лом моих публикаций о музыке и поиска отве­тов на волнующие вопросы, связанные с «раз­гадкой» полюбившихся музыкальных произве­дений.
Читатель встретится здесь с именами Бет­ховена, Чайковского, Шуберта, Рахманинова, Равеля, Прокофьева, Шостаковича, Кабалевско­го, Хачатуряна. Почему выбраны именно они, а не Бах, Моцарт, Шопен, Вагнер, Глинка, Мусоргский или Бородин? Почему взяты, на­пример, Пятая симфония Бетховена и Шестая Чайковского, а не другие сочинения этих ком­позиторов? Конечно, это не означает, что мне не нравится музыка Баха и Моцарта.
Я не говорю в этой книжке об их творче­стве, так как еще не «открыл» их для себя, не успел или что-то еще не додумал. А музы­ку их люблю давно.
И я всегда стараюсь уяснить себе содержание того или иного произведения, его взаимосвязь с жизнью автора, с эпохой, в которую он жил, хочу понять особенность творческого почерка композитора.
Конечно, надо прежде всего разобраться в собственных чувствах и мыслях от прослушанной музыки - это главное. И только после многократного прослушивания произведения, только после того, как сопоставишь свои впе­чатления с «первоисточниками», то есть с авто­биографией или биографией автора, его письма­ми, дневниками, в которых он наиболее полно раскрывается как человек со всеми своими мыслями и чувствами и где можно встретить хотя бы намек на программу, содержание му­зыкального произведения, - только после все­го этого приближаешься к «истине». В боль­шинстве случаев композиторы не любят да­вать словесный пересказ своих сочинений - симфоний, концертов, сонат, квартетов. Но и при отсутствии таких прямых высказываний всегда можно найти косвенные свидетельства, представить обобщенную картину жизни обще­ства и в конечном счете составить «рабочую гипотезу» относительно жизненного содержа­ния того или иного музыкального произведения.
А после этого любопытно обратиться к дру­гим трактовкам этих сочинений, сопоставить со своими. Нередко бывают расхождения, и по­рою существенные, а иногда видишь, что зано­во «изобрел велосипед». И то и другое можно объяснить: с одной стороны, музыка, исполняе­мая без слов, не несет в себе конкретных, пред­метных понятий, с другой - отражает объек­тивную действительность, хотя и в специфиче­ской звукообразной форме. Но эти «открытия» уже открытого (например, раскрытие жизнен­ного содержания Шестой симфонии и Итальян­ского каприччио Чайковского, сделанные мною) только подчеркивают, пожалуй, ту истину, что серьезная музыка может быть понята и непрофессионалом, что она создается для каждого из нас. Надо только постараться полюбить ее, до­вериться ей.
Хочу сказать, что материалы в книге рас­положены практически по хронологическому принципу. И так вышло, что сложились они как бы в три самостоятельных раздела. К «Пу­тешествию в страну Симфонию» примыкают, если можно так сказать, главы «теоретические». В них мне хотелось, опираясь, естественно, на свой слушательский опыт, найти общие черты в подходе к серьезной музыке любителей, не­музыкантов, поразмышлять над тем, что озна­чают слова: понимать музыку.
Ко второму разделу относятся «путе­шествия» в мир полюбившихся произведений музыкальной классики разных эпох и стран. В последние годы меня особенно привлекала музыка советских композиторов. К счастью, с некоторыми из них, а именно с Д. Б. Кабалев­ским и А. И. Хачатуряном мне довелось неод­нократно встречаться и расспросить их о за­мыслах, об истории создания некоторых сочи­нений. Много дали мне для понимания музыки и беседы с музыкантами-исполнителями. Все это составило третий раздел книжки, посвященный творчеству выдающихся советских композито­ров, лауреатов Ленинской премии С. С. Про­кофьева, Д. Д. Шостаковича, Д. Б. Кабалев­ского и А. И. Хачатуряна.
Мои заметки не могут претендовать на про­фессиональную авторитетность суждений. Смысл их в другом - я хочу поделиться с чи­тателем радостью от приобщения к огромному и прекрасному миру музыки, ибо все, что здесь написано, продиктовано только любовью к му­зыке и больше ничем.

ДАРИТЬ РАДОСТЬ...
- Как вы относитесь к музыке?
Водитель такси, среднего возраста мужчина, уже знал, что я спешу на съезд композиторов, и, видимо, не очень удивился такому вопросу. Но я был удивлен его ответом. После небольшой паузы он мечтательно и с какой-то ти­хой торжественностью произнес:
- Музыка - это нежность... От нее у человека со­ всем другое отношение к жизни появляется... - Он не­много помолчал. - Вы замечали, как мальчишки, кото­рые занимаются музыкой, ведут себя на улице? Сдер­жанно, солидно, не хулиганят. Есть у нас в доме один мальчуган, на скрипке учится. Так его прозвали «музы­кантом», и он гордится этим...
- А вы музыку любите?
- Да, конечно! - Водитель повернулся ко мне, улы­баясь. - Люблю хорошую песню, красивую мелодию...
- Ну а оперы, симфонии?
Словно сразу потеряв интерес к разговору, не отрывая глаз от дороги, таксист проговорил:
- Эта музыка не для меня. В ней музыканты хорошо разбираются. Каждому свое...
Я огорчился. Такой неожиданный поворот!..
«Нежность». Как поэтично и тонко сказал он о му­зыке, без сомнения тонко ее чувствуя, понимая ее роль в жизни людей. И в то же время, по существу, он живет вне большой музыки, которая, я уверен, могла бы при­нести ему радость, счастье.
Сколько угодно найдется людей, которые решительно возразят мне и искренне считают, что большая, серьезная музыка выше их понимания.
Очевидно, не надо доказывать истину, что музыка давно и прочно вошла в человеческий быт, в ритм по­вседневной жизни людей, что звучание ее для нас есте­ственно, как дыхание. Делая зарядку, маршируя строем по улице, укачивая ребенка, мы неизменно привлекаем себе на помощь музыку. Но не в этом ее истинное назна­чение. Это лишь услуга, оказанная нам как бы шутя, без особого напряжения. Ее главное назначение - в другом.
В чем же?
Я долго старался найти точные слова для определения того, что может сделать музыка для каждого человека, для всех людей, и, конечно, в первую очередь искал ответ у тех, кто смыслом своей жизни сделал служение музы­ке, - у величайших композиторов, крупнейших ее знато­ков, музыкантов-исполнителей. Вот что оказалось удиви­тельным: в их высказываниях, за редким исключением, я не находил ответа на свой вопрос - эти люди и не пыта­ются особенно доказывать значение музыки, так как она - суть и смысл их жизни.
Музыковеды, критики все свои музыкальные восторги переносят в статьи, книги. Во многих из них критики невольно проявляют себя как обыкновенные слушатели, покоренные красотой музыки. А если к анализу произ­ведений добавляется проникновенный рассказ об авторе, о связи произведения искусства с жизнью ее творца, то есть раскрывается «земной» смысл музыки, тогда происходит чудо - прорывается плотина, казалось бы, на­глухо отделяющая профессионалов от любителей, и по­следние захватываются половодьем великой музыки. Та­кой могучей силой откровения обладает пламенное слово Р. Роллана, который умел писать о музыке, как пишут романы о любви.
Я знаю одного человека, офицера, который во вре­мя войны, лежа в госпитале, вдруг открыл для себя Бет­ховена и вообще мир большой музыки благодаря книге Ромена Роллана, случайно попавшей ему в руки. Повез­ло ему тогда и в другом. Он мог сразу приобщиться к му­зыке Бетховена, так как одна из медсестер оказалась студенткой консерватории и стала охотно проигрывать на пианино произведения, о которых писал Роллан. С тех пор этот офицер не может жить без того, чтобы не слу­шать хорошую, серьезную музыку.
Что же бетховенская музыка дает людям, что они от­крывают в ней для себя? Ответов может быть множество. Приведу высказывания о музыке и, людей, казалось бы, весьма далеких от нее. Более того, все свои дальнейшие рассуждения в этой главе я буду строить, используя высказывания только немузыкантов.
* * *
Илья Ефимович Репин: «Я Всегда любил музыку. Если мне подолгу не приходилось слушать ее, я тосковал».
Те же чувства испытывал и другой великий наш со­отечественник, Иван Сергеевич Тургенев. В одном из пи­сем Полине Виардо из своего имения Спасского он жало­вался, что ему не хватает музыки, что «музыкальный го­лод» его буквально «терзает».
Мы знаем, как любили, как глубоко понимали музыку Пушкин и Тургенев, Лев Толстой и Горький. Нередко она бывала главным нервом их произведений.
Но, может быть, все названные мной люди, хотя и не были профессиональными музыкантами, все же получили какое-то музыкальное образование и умели играть на ка­ких-то инструментах? Увы, часто они не имели даже элементарных понятий о музыкальной грамоте.
Тургенев, которого в детстве совершенно не учили му­зыке, не раз потом жаловался, что не может спеть тот или иной понравившийся ему романс. Очень грустно звучит его признание в одном из писем: «К несчастью, моя пра­вая рука не играет достаточно хорошо на пианино для то­го, чтобы дать мне хотя бы некоторое понятие о мелодии».
И в то же время именно этот человек говорил: «Для меня так: впечатления музыкальные, потом ли­тературные, потом живопись». И еще: «Редко что ме­ня может заставить заплакать. Еще иногда стихи Пушкина меня до слез тронут, - а от музыки часто плачу».
Произошло так, что тот, для кого музыкальные нас­лаждения были выше всех других,- сумел стать настоя­щим знатоком музыки, к мнению которого прислушива­лись специалисты - Тургенев любил музыку и посто­янно стремился слушать ее, особенно произведения Мо­царта, Бетховена, Глинки, Чайковского, Мейербера, Гуно.
Чарлз Дарвин писал: «...Если бы мне пришлось вновь пережить свою жизнь, я установил бы для себя пра­вило читать какое-то количество стихов и слушать какое-то количество музыки по крайней мере раз в неделю; быть может, путем такого (постоянного) упражнения мне удалось бы сохранить активность тех частей моего мозга, которые теперь атрофировались. Утрата этих вкусов равносильна утрате счастья и, может быть, вредно отражается на умственных способностях, а еще вероят­нее - на нравственных качествах, так как ослабляет эмоциональную сторону нашей природы».
Не правда ли, довольно беспощадный и грустный ана­лиз? Утрату вкуса к музыке Дарвин называет утратой счастья.
Бальзак признавался, что в тяжелые минуты жиз­ни он изливал свое горе, слушая музыку, что Бетхо­вен и Моцарт часто были поверенными его сердечных тайн.
Делакруа вооружался музыкой для творчества. «Му­зыка часто внушает мне глубокие мысли, - писал он. - Слушая ее, я испытываю огромное желание творить».
А американский философ и публицист Эмерсон, осно­вываясь на собственном опыте, сделал обобщение: «Му­зыка побуждает нас красноречиво мыслить».
Почти то же говорил Стендаль: «Слушая хорошую му­зыку, я сосредоточиваюсь с большей напряженностью и ясностью на том, чем занят внутренне».
И еще одну черту любителей музыки, пожалуй, самую характерную, хотелось бы подчеркнуть. Нередко, открыв для себя этот удивительный мир, почувствовав сердцем его красоту и величие, они не могут сдержать перепол­нившее их чувство радости и спешат поделиться ею с окружающими, становятся добровольными пропагандиста­ми музыки, тем самым утверждая свое право на большое искусство. Одним из таких пропагандистов музыки был Стендаль.
Все началось с того, что в детстве его, словно подраз­нив, лишь немного поучили игре на скрипке и кларнете. А музыку он любил беззаветно и пронес эту любовь через всю жизнь. «Музыка была моей, быть может, самой силь­ной и наиболее дорого мне стоившей страстью, - писал Стендаль. - Она и сейчас, когда мне пятьдесят два года, еще цела и жива как никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20