Дело
в том, что Эмпедоклу свойственно эротическое, сексуальное, хотя в то же
время и космологическое понимание жизни. Любовь - это мировая половая и
органически-жизненная мощь. Уже в предыдущих текстах мы натолкнулись на
такие выражения, как "прорастание" и "Афродита". Дальнейшие тексты
показывают, что это не пустая аналогия, а существенное понимание самой
природы любви. "Это [борьба Любви и Вражды] замечательно обнаруживается в
совокупности смертных членов: все составляющие тело члены то Любовью
соединяются в одно целое в полном расцвете жизненных сил, то, наоборот,
разъятые злым Раздором, блуждают порознь у поражаемых прибоем берегов
жизненного моря. Одинаково [происходит это] у растений и у имеющих водяные
чертоги рыб, и у живущих в горных логовищах зверей, а также у пернатых ладей
[птиц]" (В20). Этот текст ясно показывает, что органически-жизненное
единство гармонии и есть, по Эмпедоклу, Любовь. "Все они [стихии], - и
лучезарное солнце [огонь], и земля, и небо [воздух], и море [вода], -
дружны, [т.е. склонны к любовному единению] всеми своими частями". "Точно
так же и все те [разнородные стихии, а не только части одной и той же
стихии], которые более способны к смешению [между собою], будучи уподоблены
[друг другу] Афродитой, одержимы взаимным влечением. Наиболее же враждебные
наиболее и отличаются между собою естественными свойствами, способами
соединения, и также и выраженными в них видами, будучи совершенно непривычны
к совокуплению и крайне беспомощны против внушений вражды, так как она [то
и] и наделила их этими свойствами" (В22). "...Ни земля не была причастна
теплоте, ни вода - воздуху, и [вообще] ничто из лежащего внизу легкому, но
начала вселенной были несмешанными, чуждыми любви и едиными
[изолированными]... до тех пор, пока не пришло к природе вожделение из
врожденной мудрости любви, Афродиты и Эроса" (В27). Как в то время Киприда,
оросив [предварительно] землю дождем и [затем] навевая [на нее] теплый
воздух, подвергла ее [наконец] закаливающему воздействию быстрого огня"
(В73). "Все внутренние части их [чувственных вещей, созданных Кипридой из
четырех стихий] уплотнены, напряженные же разрежены, встретившись именно с
подобным разрежающим началом под дланями Киприды..." (В75). "Если же у тебя
почему-либо нет [еще] твердой веры в это, [а именно в то], как из смешения
воды и земли, а также эфира и солнца [огня] возникли столь разнообразные
виды [формы] и цвета всех тленных созданий, какие только ныне рождаются под
созидающим воздействием Афродиты" (В71). "...А так как и противоположное
доброму оказывалось лежащим в природе, т.е. не только порядок и прекрасное,
но также и беспорядок и безобразие, и даже злого более в ней, чем доброго, и
дурного более, чем прекрасного, то поэтому пришлось внести взаимное влечение
и раздор как две соответствующие причины двух указанных сторон
существующего... Ведь взаимное влечение есть причина доброго, а раздор -
злого...": (А39). "Такой прекраснейший вид мира, обладающий единством,
создает Любовь из многих [элементов]. Вражда же... исторгает его из этого
единства и делает множественным" (В29).
Важно отметить у Эмпедокла и некоторые детали, которые обычно мало
принимаются во внимание. Так, например, очень важно, что Эмпедокл еще не
употребляет отвлеченного платоновского слова stoicheion для своего понятия
элемента. Его собственный термин - "корни" вещей (В 6,1). Эмпедокл
"разделяет и раздробляет землю на корни, эфир же - как бы на отдельные друг
от друга ростки" (А70), "эфир внедрился в землю длинными корнями" (В54).
Очень важно, что, рисуя происхождение мира из Шара Любви через зарождение
в нем вражды, Эмпедокл представляет себе здесь некий космический организм с
теми или другими живыми членами. Если (В29) в самом Шаре еще нет разделения
отдельных членов, то, (В31) "когда снова начала побеждать Вражда, тогда...
один за другим вздрагивали члены божества", и (В30) "когда Вражда возросла
до больших размеров в [божественных] членах [Шара]", то (В37) земля
"возвращает свое тело и эфир - эфир".
"Экзотично" и учение Эмпедокла о появлении организмов. Из Шара сначала
появляются только отдельные члены организмов, т.е. головы без шей, руки без
плеч и т.д. Потом эти члены объединяются в случайные и чудовищные организмы:
в быков с человеческими головами, в людей с бычачьими головами и т.д. Далее
наступает период половой дифференциации и появление живых существ через
рождение. Здесь выживают более сильные породы. В этом античном "дарвинизме"
все основано на идее всеобщего одушевления и мирового живого организма. Так,
мы читаем о периоде одночленных организмов: "Эти же члены возникли из Любви,
но не в то время, когда Любовь уже преобладала, но когда ей [еще лишь]
предстояло достигнуть преобладания, и она выводила на свет еще несмешанные и
одночленные органы" (В59). В том же В59: "Но когда теснее стало сплачиваться
божество с божеством [Любовь с Враждой], то, с одной стороны, те
[существовавшие уже порознь] члены начали случайно сочетаться между собой
как попало, с другой же, к ним беспрерывно прирождались многие другие".
Особенно подробно о всех этих "членах" - В61.62. Все эти материалы
достаточно убедительно говорят о том, что Эмпедокл понимает гармонию тела
именно органически-жизненно. Его эстетика отличается от гераклитовской не
только дифференциацией, вносимой в сплошное субстанциальное становление, но
и органически-жизненной гармонией (или дисгармонией) этой дифференциации. 3.
Отдельные вопросы
1. Красота и ее окружение
а)
Любопытно, прежде всего, В122, где Эмпедокл рисует человеческую душу,
отпавшую от занебесного блаженства. "Там находились: Хтония (Земля) и
дальнозоркая Гелиопа, кровавая Борьба и Степенная (themerzpis) Гармония,
Красота и Безобразие (CallistC, AischrC), Живость и Медлительность, милая
"Истинность" и мрачноокая "Непонятность"87. Так как здесь Эмпедокл имеет в
виду попарное выступление разных мифических существ, из которых одно в паре
доброе для души, а другое - злое, то Красота оказывается здесь в окружении
Гелиопы, т.е. солнечной богини, умеренной, размеренной "Дильс
"ernstblickende") Гармонии, Живости и милой Истинности - Ясности (NemertC
eroessa). Самый этот термин CallistC нужно понимать как женское имя, и все
окружающие ее демонические силы, если иметь в виду формы соответствующих
греческих имен, тоже являются здесь женщинами.
б)
Красоте, по Эмпедоклу, подчинены все стихии, красота и физические стихии
неотделимы. Об этом говорит фрагмент В23: "Подобно тому как живописцы,
раскрашивая священные приношения богам, - люди, глубоким умом основательно
изучившие искусство, - берут разноцветные краски и смешав их соответствующим
образом, - одних более, других менее, - создают из них схожие со всеми
предметами изображения, воспроизводя деревья, и мужей, и жен, и зверей, и
птиц, и живущих в воде рыб, а также и долговечных, величаемых высочайшими
почестями богов, так да не одолеет твоего ума заблуждение, [которое могло бы
заставить тебя предполагать], будто есть где-либо какой-либо другой источник
всего тленного, что только ни открывается взору в несказанно-огромном
количестве, но убедились, что это они [стихии] [т.е., что единственный
источник всего видимого в стихиях], вняв божественному глаголу"88. Здесь с
достаточной ясностью показана связь физических элементов с фактом красоты,
вернее, эстетические функции элементов. Наиболее поясняющим здесь Эмпедокл
считает именно сравнение с творчеством художника.
2. Эстетический субъект
Желая вскрыть субъективное состояние эстетического субъекта, Эмпедокл
говорит не только о "радости" (В 17), но и о мудрости. Желая кого-то
прославить (не то Пифагора, не то Парменида, не то самого себя - мнения
ученых здесь расходятся), он говорил: "Был среди них некий муж необычайных
познаний, который воистину приобрел обширнейшее богатство разума, обладая в
самой высокой степени разнообразной мудростью. Ибо всякий раз, как он
напрягал всю силу своего ума, он без труда созерцал отдельные явления всего
существующего даже за десять и за двадцать человеческих поколений" (В 129).
Чтобы понять, что означает, по Эмпедоклу, "мудрость", следует, прежде
всего, отбросить такие новоевропейские квалификации, как "чистое сознание
(или мышление)", "чувственное восприятие" (или "образное представление"), а
такие антитезу "субъективный" - "объективный". Эмпедокл знает только одно
сознание, и чувственное и внечувственное одновременно. Многие современные
ученые, находясь под гипнозом гносеологических предрассудков и не осознавая
того, что реально ежесекундно творится в их собственном сознании,
затрудняются это понять. Таким скептикам можно указать на геометрические
тела, одновременно чувственные и идеальные (т.е. не находящиеся в
чувственном опыте), на произведения живописи, тоже одновременно чувственные
и внечувственные, мысленные и даже идеальные, и т.д. Такого же типа и тот
эстетический субъект, который мыслит себе - вместе со всей досократикой -
Эмпедокл. Что это сознание чувственное, об этом уже много говорилось выше.
Раз все - из физических элементов, значит, и сознание, душа, дух, субъект
тоже чувственные. Но вместе с тем Эмпедокл изгоняет чистую, хаотическую,
ползучую чувственность. И на одном примере мы это видим очень ясно.
Эмпедокл отрицает происхождение из ничего и гибель, превращение в ничто;
его элементы вечны и неизменяемы, реальное рождение и смерть суть только
относительные рождение и смерть (А44.138. В11.12.15). Зная это, он тем не
менее не устранял обычного способа выражения, основанного на недалекой
повседневной интуиции, противоречащей этой его установке. В результате у
него появляется символический язык, который мы находим и у Гераклита и еще
найдем у атомистов. Вот что пишет об Эмпедокле Плутарх (В10): "Он [Эмпедокл]
настолько чувствовал нужду в движении сущего и противоречии его кажущимся
[явлением], что даже не изгнал из обычая слово [рождение], но показав только
и уничтожив обман, вредящий делу, он затем опять в [употребляемых им]
названиях вернулся к установившемуся обычаю". И далее: "Эмпедокл [отнюдь] не
уничтожил людей, зверей, растений и птиц [т.е. именно все то], об
образовании чего из смешения элементов он говорит, но, наставив тех, кто
доказывал, что вследствие этого соединения и разделения есть некое рождение
(В8.1), злосчастная гибель (В9.4) и мстительница-смерть, [показав им], в чем
заключается их заблуждение, он не изгнал из употребления привычных названий
их".
Это свидетельство надо считать драгоценным потому, что тут, можно
сказать, приоткрывается лаборатория всего досократовского символизма.
Общегреческая, еще мифическая чувственность остается тут совершенно
нетронутой (так же, как, например, у Гомера). Но эта чувственность понята
изнутри, с точки зрения осмысляющих ее абстрактно-всеобщих принципов; и
потому, оставаясь по содержанию самой собой, она получает здесь уже новый,
диалектический смысл. Такая мудрость очень широка. Ее чувственность идет
далеко за пределы земной жизни. "Не может мудрый человек предполагать в
своем уме ничего подобного, будто, пока смертные живут, - что они,
действительно, и называют жизнью, - до тех только пор они и существуют и
находятся в обладании зла и добра, но что до создания и после разрушения
[организма] они представляют из себя полное ничто. В самом деле, эти [слова]
уместны в устах не отрицающего существование родившихся и живущих, но скорее
в [устах] полагающего, что существуют и еще неродившиеся и уже умершие"
(В15). Такая мудрость, несомненно, есть, во-первых, нечто чувственное, и
Эмпедокл (В4) увещевает доверять всем чувствам одинаково: "Не лишай веры ни
один из остальных органов, где только есть путь к познанию, а замечай, где
что ясно". Во-вторых же, эта чувственность есть для него откровение (В5):
"Ты же, как то велят правдивые откровения, исходящие от нашей Музы, познай,
различив в душе слова истины". Вот почему души мудрецов становятся
пророческими (В146) и художественно-творческими, они вселяются в вождей и
врачей и в конце концов становятся богами. Они (В147), "сожительствуя и
сотрапезничая с другими бессмертными, свободные от человеческих скорбей, не
ведающие злой смерти, бесстрадальные", становятся и блаженными, и знающими
богов в истине, ибо (В132) "блажен, кто приобрел богатство божественного
разума, и жалок, кто довольствуется темным понятием о богах". Такой мудрец -
бессмертный бог, целитель болезней и страстей, предмет благоговейного
поклонения. Мысля самого себя таковым, Эмпедокл вещал своим
соотечественникам: "Я шествую среди вас бессмертным богом, а уже не смертным
[человеком], в почете у всех, как то и надлежит, кругом увенчанный
перевязями и зеленеющими гирляндами. Когда я вместе с ними, мужами и женами,
прибываю в цветущие грады, меня окружает благоговейное поклонение. И они
несметною толпою следуют за мной, вопрошая, где стезя, [ведущая] к пользе,
одни - имея нужду в прорицаниях, другие же стараются услышать целительное от
различных недугов слово, подлинно долго терзаемые тяжкими страданиями"
(В112).
Можно сказать, что идеалом мудрости для Эмпедокла является его
изначальный бескачественный и самодовлеющий Шар Любви, "отовсюду равный и
вполне беспредельный, шаровидный, наслаждающийся в своей совершенной
замкнутости" (В28). Такова диалектически-чувственная "мудрость",
проповедуемая Эмпедоклом.
3. Пропорциональность
Красота, в основе которой лежит космическое любовное влечение и которая
есть мудро созерцаемые чувственные стихии, внешне проявляется в
гармоническом целом и пропорциональности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102