Идея совпадения противоположностей проводится тут вполне
самостоятельно, продуманно, систематически, а не бегло, не путем случайно
брошенных гениальных афоризмов. Проведена эта идея и в эстетической области.
Ваятели, беря бесформенный материал, с одной стороны, удаляют у него те или
иные свойства, а с другой, тем самым получают из него новые формы.
Музыкальный аккорд, гласит этот источник, обязательно одновременно и един и
множествен; и даже чем более напряженна эта единомножественность, тем
получается большее эстетическое удовольствие. Актер и говорит правду [как
актер] и говорит неправду [как человек]. К этому можно прибавить еще С1,8,
где тоже говорится о том, как для консонанса нужна определенного рода
единораздельность: данный тон меняет свое место и доходит до определенной
высоты; "если же он не достигнет гармонии и если низкие [тоны] с высокими не
образуют первого созвучия [кварты] или второго [квинты] или октавы, то из-за
отсутствия одного [тона] все делается напрасным, дело в том, что гармонии не
получится". Ясен в этих рассуждениях и абстрактно-всеобщий подход к эстетике
(принцип единораздельности) и натуралистическое осуществление этого
принципа.
2. Кратил
Ученик Гераклита и учитель Платона (Дильс 65, 3) Кратил, по-видимому, и
есть тот философ, который довел учение Гераклита до релятивистского абсурда
и по стопам которого в истолковании Гераклита пошли все те, кто выдвигал у
последнего на первое и исключительное место проблему чистого становления.
Все, что говорится в учебниках по истории философии о релятивизме Гераклита,
относится не к Гераклиту, а именно к Кратилу. Именно он приписал Гераклиту
суждение о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку (4), и даже
упрекнул Гераклита, что в таком-де случае нельзя войти в реку даже один раз,
ибо в каждый новый момент она уже не та, что была в предыдущий момент. Это
именно Кратил из всеобщей текучести делал вывод о невозможности истинного
знания (3), о невозможности что-нибудь вообще мыслить и говорить (1), так
что вместо слов он (2) "бил в ладоши со свистом", желая показать, что он
ничего не знает86.
3. Эпихарм
Загадочный комический писатель Эпихарм (около 470 г. при дворе Гиерона,
т.е. он значительно старше Кратила), каким-то неизвестным для нас способом
объединявший гераклитизм с пифагорейством, уже высмеивал в своих комедиях
крайности гераклитовского релятивизма. У него (23В2): взявший раньше взаймы
теперь [уже] не должен, так как он стал другим; приглашенный вчера на обед
приходит сегодня непрошенным, так как он [уже] - другое [лицо]... И он
представил в комедии [осмеял] это, [выведя кредитора], требующего возвратить
долг, и должника, доказывающего, что он не то самое лицо вследствие того,
что [в нем] кое-что прибавилось и кое-что убавилось. Когда же требовавший
[возвращения денег] побил его и был привлечен к суду, то в свою "очередь и
он говорил, что побил один, обвиняется же другой". Это называлось в
античности logos ayxanomenos, т.е. "умозаключение о постоянном прибавлении".
Совсем негераклитовская проза и отвлеченное, антисимволическое
умствование слышится в следующих словах у одного из действующих лиц
Эпихарма: "Один растет, другой же худеет. В изменении же находятся все люди
во всякое время. А то, что по своей природе изменяется и никогда не
пребывает в том же самом положении, то, должно быть, будет уже чем-то
отличным от переменившегося. Точно так же ты и я были вчера другими, чем
сегодня, и в будущем будем опять иными. И никогда мы не бываем теми же
самыми, согласно тому же самому закону".
Может быть, в связи с этим релятивизмом стоит одно - уже эстетическое -
суждение Эпихарма (В5): "Нисколько не удивительно, что мы так говорим об
этом и что мы сами себе нравимся и кажемся прекрасными по природе
существами. Ведь и собака считает другую собаку прекраснейшим созданием; и
бык быка, осел осла и свинья свинью считают прекраснейшими". Загадочность
мировоззрения Эпихарма мешает точной квалификации этого суждения. Если это -
релятивизм, выведенный из Гераклита, то, с другой стороны, совершенно такое
же суждение мы находим у Ксенофана (В15), который занимал позицию,
противоположную всякому релятивизму. Можно предположить, что это - учение об
относительности, аналогичное, например, Платону. Однако абсурдно искать в
Греции платонизм в начале или в первой половине V в., т.е. в самый расцвет
натурфилософии. Тем не менее, взятое абстрактно, независимо от
принадлежности его самому Эпихарму или кому бы то ни было, вышеприведенное
суждение - наилучший показатель тех прозаических крайностей, которые
появлялись в середине V в. на почве распада цельного гераклитовского
символизма.
Есть суждения у Эпихарма и не связанные с точкой зрения релятивизма. Так,
Дильс едва ли основательно считает неподлинным следующий фрагмент Эпихарма
(В57): "Разум направляет людей по правильному пути, и всегда он их
сохраняет. У человека есть свой рассудок, существует также и божественный
разум. Человеческий же разум произошел от божественного, и он доставляет
каждому средства к жизни и питание. Божественный же разум сопутствует всем
искусствам, ибо только он научает людей делать все то, что должно [им] быть
полезным. Дело в том, что ни одного искусства не открыл человек, но все они
открыты богом". Мы не видим оснований считать этот фрагмент неподлинным, так
как понимать ли Эпихарма как гераклитовца или понимать его как пифагорейца,
тут нет ровно ничего, что противоречило бы гераклитизму или пифагорейству
(управление мира божественным разумом, зависимость человеческого разума от
этого последнего, направление человеческого искусства божественным). Но,
конечно, одно отличие вполне несомненно. Это - антипифагорейский и
антигераклитовский прозаизм мысли и вырождение диалектически
натурфилософского символизма.
Из фрагментов Эпихарма, далее, имеют отношение к эстетике еще два (В33):
"Но упражнение, друзья, дает больше чем хорошее [природное] дарование"; и
(В40) "Самое лучшее - обладать природными дарованиями, а потом учиться". Оба
эти суждения тоже по стилю своему - продукт более поздней эпохи (примерно
конца V в.), ибо они предполагают уже реально-человеческий, недемонический
субъект, с его естественными природными наклонностями и условиями обучения,
субъект, неведомый еще ни Гераклиту, ни ранним пифагорейцам.
Наконец, если мы заговорили об Эпихарме, то стоит упомянуть еще одно
обстоятельство, имеющее некоторый историко-философский интерес. Именно,
некто Алким, ученик небезызвестного полумегарика, полукиника Стильпона,
нападавший на исходе IV в. на платонизм, в своем сочинении "Против Аминты"
(Аминта - ученик Платона) доказывал, что Платон украл свое учение об идеях
не у кого другого, как именно у Эпихарма. Это уже a priori маловероятно,
поскольку между расцветом платоновского идеализма и деятельностью Эпихарма
лежит не меньше столетия. Тем не менее от подобных свидетельств философская
физиономия Эпихарма не разъясняется, а еще больше затемняется. Алким
приписывает Эпихарму различение чувственного и умопостигаемого мира,
обстоятельство, совсем не мыслимое для эпохи расцвета натурфилософии первой
половины V в., поскольку оно предполагает очистительную бурю века софистов и
логически-эвристические страсти Сократа. То, что в IV в. представляли как
умопостигаемое и идеальное, было в VI - V в. не больше как особого рода
материей, вроде того "эфирного тела", под видом которого Гераклит
представлял себе (А8) свой Логос. Невероятно также, чтобы Эпихарм уже учил
об осмыслении чувственности через идеи и мыслил себе синтез идеи и материи
как диалектическую цельность (В3). Ведь тот же Эпихарм учит (В4) о мудрости,
распространенной по всему живому, и о том, что "в чем состоит эта мудрость,
знает только одна природа, ибо этому она научилась всецело сама от себя".
Тут уже нет ни слова об идеях.
Не будем здесь решать этой историко-философской загадки об Эпихарме, тем
более что прямых платонических суждений на темы эстетики от Эпихарма до нас
не дошло.
V. ЭСТЕТИКА ОРГАНИЧЕСКИ-ЖИЗНЕННОГО КОНТИНУУМА. ЭМПЕДОКЛ 1. Исходный пункт
1. Основная идея
Абстрактная всеобщность телесной гармонии не исчерпывается ни числовыми,
ни субстанциальными отношениями. В гармонии совершенного живого тела,
которая характерна для классики, есть и более сложная сторона: это, прежде
всего, сам организм тела. Ведь число и субстанция - слишком широкие
структуры, охватывающие не только все живое, но и все неживое. Тело же
человека - это, прежде всего, нечто живое, живой организм. И вот эту-то
сторону телесной гармонии, по-видимому, и ухватывает Эмпедокл, философ
середины V в. По Диогену Лаэрцию (31А1,74), время "расцвета" Эмпедокла
падает на 444 - 441 г. до н.э., а по Аполлодоровой Хронике год его рождения
- 483 - 482. Эмпедокл происходил из демократической семьи Акраганта. В
городах Сицилии, а также Италии он был известен как политик, врач,
благотворитель, жрец, чудотворец, очиститель от грехов, маг и оратор. Он и
сам себя считал чудотворцем (В111). Умер Эмпедокл, по одним известиям, на
родине, по другим - в Пелопонессе. Известен рассказ о его отказе принять
царскую власть. О смерти его рассказывались чудеса, например, что он исчез
однажды после жертвоприношения, т.е. был живым взят на небо, или что он
бросился в кратер вулкана Этны, чтобы доказать свою божественность, и потом
его железный башмак будто бы был вынесен лавой наружу. От его сочинений
остались многочисленные фрагменты. Аристотель считал его основателем
риторики так же, как Зенона Элейского основателем диалектики (А 1 57; А19).
Поскольку указанное выше толкование Эмпедокла не является бесспорным и
общеизвестным, изложим сначала то, что является для него более обычным.
2. "Любовь" и "Вражда"
а)
Эмпедокл твердо стоит на позиции антиантропоморфизма. (А1,76) "Зевсом он
называет огонь, Герой - землю, Аидонеем - воздух, Нестис же - воду" (сюда же
Л23.33; В6). Это толкование было у Эмпедокла не единственным. Так, в А33
Гера оказывается землей, а Аидоней - воздухом. Но детали, конечно, неважны.
Согласно Эмпедоклу (А40), четыре элемента даже "по природе первичнее бога,
боги также и они". (В29) "И о первообразе мира [а именно о том], каков он в
своем строении, [созданном] Любовью, он говорит как-то следующим образом:
"Не поднимаются у него [бога-космоса] из спины две ветви [две руки], и [нет
у него] ни ступней, ни проворных колен, ни детородных частей, но он
представляет из себя шар и был отовсюду равен самому себе". Другими словами,
Эмпедокл считает выше всего состояние мира во всецелой власти Любви, когда
не было еще никакого Раздора. Это состояние первобога и первомира он
представляет в виде шара. Абстрактная всеобщность, фиксируемая здесь
философом, ясно и определенно формулируется здесь словами о том, что этот
шар был "отовсюду равен себе самому". Шарообразность, очевидно, потому и
была привлечена Эмпедоклом, что ему хотелось выдвинуть на первый план
повсеместное равенство себе.
Это далеко не единственное суждение Эмпедокла. В В134 читаем: "Ибо оно
[божество] не снабжено возвышающейся над [остальными] членами человеческой
головой, и [у него] не поднимаются из спины две ветви, и нет у него ни
ступней, ни проворных колен, ни волосатых частей, но он лишь дух святой и
несказанный, обегающий быстрыми мыслями все мироздание". (В133) "Его нельзя
приблизить к себе и [таким образом] сделать доступным зрению наших очей, ни
осязать руками, где [в зрительном и осязательном ощущениях] собственно и
пролегает самый широкий и удобный путь для проникновения убеждения в сердца
людей". Слово "бог" в устах Эмпедокла имеет не антропоморфическое,
внеличностное значение. (А32) "Он считает богами и элементы и мир,
представляющий собой их смесь и сверх того совершенный шар, в который все
они разрешатся". Эмпедокл, как и все досократики, борется с антропоморфизмом
и ищет какие-то новые принципы бытия.
б)
Если в пифагорействе на первый план выдвигается число и форма, а у
Гераклита - субстанциальная заполненность и становление, то у Эмпедокла
форма переходит в субстанциальное становление с тем, чтобы в конечном счете
вернуться к себе. Под именем "Любви" Эмпедокл воспевает первоначальное
мирное состояние вещей. Это состояние через Вражду переходит к хаосу и
беспорядку. Силою вновь возникающих любовных связей состояние Вражды
переходит к исконной и вечной Любви. Эта "достопочтенная гармония"
(В18.122,2) есть не что иное, как внутреннее раскрытие ровно текущего
гераклитовского становления.
"Эмпедокл... допускает четыре элемента, - огонь, воздух, воду и землю и
две первичные силы, Любовь и Вражду, из которых одна соединяющая, другая
разделяющая" (А33). Эти элементы (А28) не возникают и не погибают; они
только вступают в разные соединения, откуда и происходят вещи. "Из всего
тленного ни у чего нет ни рождения, ни какого-либо предела губительной
смерти, но есть лишь смешение и различение смешанного; у людей же [оно]
называется рождением" (В8). "Из вовсе несуществующего невозможно возникнуть
[ничему существующему], а также недостижимо и невероятно полное уничтожение
существующего, ибо оно всегда остается невредимым, какую бы силу и в течение
какого бы то ни было времени к нему ни прилагать" (В12, см. также
В78.11,15). "Рождения всего возникшего виновником и творцом является
гибельная Вражда, [виновником] же конца мира возникших [вещей], их изменения
и возвращения в единство - Любовь".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102