Мари заказала вино, а Борн - виски. Он
медленно оглядывал ресторан, пытаясь сосредоточиться на всем и ни на чем
конкретно. Губка... Он готов был впитывать в себя все, что хоть как-то
продвигало его вперед. Но ничего не получалось. В его воображении не
возникло никаких новых картин из прошлого, ассоциируемых с этим местом,
никаких мыслей при виде окружающей обстановки. Ничего...
Но тут он неожиданно заметил лицо в дальнем углу зала, пока только
лицо. Оно было массивным и возвышалось над тучным и немного оплывшим
телом. Полный человек находился в тени дальней кабины рядом с закрытой
дверью. Его глаза были прикованы к Борну, его взгляд состоял из равных
частей ужаса и растерянности. Этот человек был незнаком Борну, однако
человек, повидимому узнал его. Он поднес свои дрожащие пальцы к губам и
вытер уголки рта, после чего бегло осмотрелся по сторонам. Лишь после
этого толстяк направился через зал к кабине, где находился неожиданный для
него посетитель.
- Сюда приближается человек, - предупредил он Мари через пламя свечи.
- Толстый человек. Очень испуганный человек. Постарайтесь при нем ничего
не говорить, что бы он не сказал. И не смотрите на него. Поднимите руку и
обопритесь на нее лбом, отвернувшись к стене. Так будет лучше. Смотрите на
стену, а не на него.
Мари выполнила его приказание. Она была напугана, руки ее дрожали. На
ее губах застыл невысказанный вопрос. Но Борн все же ответил на него
интуитивно:
- Для вашего же блага. Я не хочу, чтобы он вас запомнил.
Толстяк, наконец, добрался до их кабины. Борн задул свечу и кабина
погрузилась в полумрак. Мужчина после некоторой заминки заговорил
удивленным и все время срывающимся голосом:
- Мой бог! Почему вы здесь? Что заставило вас прийти сюда? В чем я
виноват?
- Я всегда был гурманом, и вы это знаете.
- Неужели вы не имеете ни капли порядочности? У меня семья, жена и
дети. Я делал только то, что мне говорили. Я же передал вам конверт.
Клянусь! Я не заглядывал в него и ничего не знаю!
- Но ведь вам за это платили? - инстинктивно спросил Борн.
- Да, но я никому ничего не сказал. Мы никогда с вами не встречались,
и я никогда о вас никому не говорил!
- Тогда чего вы так испугались? Я обыкновенный посетитель, заказавший
выпивку.
- Прошу вас, уходите!
- Я хочу знать, почему?
Толстяк снова поднес руку к лицу и вытер испарину. Его пальцы
непрерывно дрожали. Он чуть повернул голову, оглянувшись на дверь, и опять
уставился на Борна.
- Другие могут заговорить, другие могут знать, кто вы. Я уже имел
дело с полицией.
Мари потеряла над собой контроль. С ее губ сорвались резкие слова,
обращенные к Борну:
- Полиция! Так это была полиция?
Борн злобно посмотрел на нее и повернулся к толстяку.
- Вы хотите сказать, что полиция будет преследовать вашу жену и
детей?
- Конечно, не они сами, и вы это прекрасно знаете. Но интерес полиции
к моей персоне даст возможность другим отыскать меня и мою семью. Сколько
их, кто охотится за вами, мой господин? И что они сделают? Вам нет
необходимости спрашивать об этом у меня. Они не остановятся ни перед чем -
смерть моей жены и детей для них ничто. Прошу вас... ради моих детей... Я
ничего не сказал. Уходите!
- Вы сильно преувеличиваете, - Борн поднял бокал, выказывая к
разговору полное безразличие.
- Ради бога, прошу вас! - человек наклонился вперед, держась за край
столика. - Вы хотите доказательств моего молчания? Я вам докажу.
Информация была опубликована в газете. Любой, кто имел хоть какие-нибудь
сведения, немедленно позвонил бы в полицию и все осталось бы в тайне.
Газеты не врут в подобных случаях. Вознаграждение было достаточным.
Полиция многих стран выделяла суммы вознаграждения через Интерпол. - Он
стоял, вытирая пот с лица и его массивная фигура бесформенной чушкой
возвышалась над поверхностью стола. - Человек моего уровня легко мог бы
найти язык с полицией. Однако, я никуда не пошел. Несмотря на гарантии
конфиденциальности, я ничего не предпринял!
- А кто-нибудь другой? Пытался ли кто-нибудь еще сообщить в полицию?
Скажите мне правду, я все равно все узнаю.
- Я знаю лишь Чернака. Пожалуй, он единственный, с кем я
разговаривал, и я вполне допускаю вероятность, что он, возможно, вас
видел. Но это известно и вам, ведь конверт был передан мне через него.
Правда, я уверен, что он тоже никогда никому ничего не говорил.
- Где он сейчас?
- Там, где всегда, в своей квартире на Лювенштрассе.
- Я никогда там не был. Какой номер?
- Никогда не были? - толстяк замолчал. Губы его сжались, в глазах
появилась тревога. - Вы меня проверяете? - наконец спросил он.
- Отвечайте на вопрос.
- Номер 37. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
- Я действительно решил вас проверить. Скажите, а кто передал ему
конверт?
Толстяк замер. Его поведение изменилось.
- Не имею ни малейшего понятия. Я никогда этим не интересовался.
- Вы не любопытны?
- Конечно, нет. Козлята никогда не заглядывают в волчью конуру по
собственной воле.
- Что было в конверте?
- Я же сказал, что не открывал его.
- Но вы догадываетесь, что в нем находилось?
- Полагаю, что деньги.
- Вы полагаете?
- Да, именно деньги, большая сумма денег. И если возникло
какое-нибудь недоразумение, то я здесь ни при чем. А теперь, прошу вас,
уходите отсюда.
- Последний вопрос.
- Пожалуйста, только уходите.
- С какой целью передавались эти деньги?
Толстяк уставился на Борна, его дыхание чуть было не прервалось. На
его жирной физиономии выступил пот.
- Вы совсем замучили меня, мой господин, но я не буду уклоняться от
ответа. Называйте это как угодно, хоть смелостью ненормального козленка,
который хочет лишь одного - выжить. Каждый день я читаю газеты на трех
языках. Шесть месяцев назад был убит один человек. О его смерти сообщалось
на первых страницах каждой из них.

7
Они обогнули квартал, проезжая по Фолькенштрассе, после чего
повернули направо по направлению к Лиммат Квей и Гроссмюнстеру.
Лювенштрассе находилась за рекой в западной части города. Самый короткий
путь туда лежал через Мюнстер-бридж. Мари Сен-Жак молча сидела за рулем,
держась за него с таким неистовством, как ранее держала ручку своей
сумочки в течение всех сумасшедших минут в отеле, надеясь так или иначе
сосредоточиться на анализе происходящего. Борн, размышляя, смотрел на нее.
"Шесть месяцев назад был убит человек. О его смерти сообщалось на
первых страницах каждой из них".
Джейсон Борн получил деньги за это убийство, и полиция нескольких
стран обещала вознаграждение через Интерпол всем, кто имеет информацию,
способствующую его захвату. Это означало, что были и другие убийства.
"Сколько их, кто охотится за вами, мой господин? И что они сделают?
Они не остановятся ни перед чем - смерть жены или детей для них ничто!"
Но это не полиция, это другие личности.
В ночном небе вырисовались, как близнецы, две колокольни
Гроссмюнстера, отбрасывая сверхъестественные тени. Борн задумчиво смотрел
на это древнее сооружение. Казалось, что оно хорошо знакомо ему, но не
настолько, чтобы он был в этом уверен. Он видел его раньше, однако сейчас
он смотрел на него, как в первый раз.
"Я знаю только Чернака... Конверт был передан мне через него...
Лювенштрассе, 37. Вы знаете это так же хорошо, как и я".
Знал ли он? Мог ли он это знать?
Они проехали мост и попали на дорогу, ведущую в новую часть города.
Улицы были заполнены толпами гуляющих пешеходов. Пешеходы и автомобили
соревновались друг с другом, регулируемые перемещающимся, бесконечным
потоком красных и зеленых огней. Борн попытался сосредоточиться на
чем-то... и на всем одновременно. Пока для него стали проясняться лишь
контуры реальности. Ее формы были загадочными и пугающими. И каждая
очередная была более загадочной, чем предыдущая. Он уже не был уверен, что
способен - умственно способен - впитывать события, развивающиеся так
быстро.
Внезапно послышались сигналы полицейской машины.
Он взглянул в окно, и резкая боль вновь пронзила его грудь. Рядом с
ними ехала патрульная машина, и полицейский что-то кричал ему через
стекло. Все стало неожиданно ясно, и его охватила неудержимая ярость.
Женщина увидела полицейскую машину в боковое зеркальце. Потом она
погасила передние огни и включила сигнал левого поворота. Левый поворот на
улице с односторонним движением! Результат был налицо: полицейские
обратили на них внимание. Если они их остановят, то она может закричать, и
все будет кончено.
Борн включил передние фары, повернулся и выключил левый поворот.
Другой рукой он схватил ее за руку так, как делал это раньше.
- Я убью вас, доктор, - четко прошептал он, а в окно закричал в
сторону патрульной машины: - Мы немного запутались! Просим у вас прощения!
Мы - туристы! Нам надо проехать в свою очередь в следующий квартал!
Полицейская машина находилась от них буквально в двух футах, а
полицейский был явно озадачен происходящим. Но сигнальные огоньки на
машине нарушителей были уже изменены.
- Осторожно поезжайте вперед, и больше не допускайте подобных
глупостей, - предупредил полицейский.
Борн кивнул полицейскому через окно.
- Еще раз извините!
Тот пожал плечами и повернулся к напарнику, возвращаясь к прерванной
беседе.
- Я ошиблась, - дрожащим голоском прошептала Мари. - Здесь такое
оживленное движение... О боже, вы сломали мне руку! Отпустите меня,
мерзавец!
Борн отпустил ее, опасаясь очередной истерики. Он предпочитал
управлять ею с помощью страха.
- Вы думаете, что я вам поверил?
- Это вы о моей руке?
- Нет, о вашей ошибке.
- Вы сказали, что мы скоро повернем налево. Я только об этом и думала
все время.
- В следующий раз будьте внимательней, - он откинулся назад, не
переставая наблюдать за ее лицом.
- Вы - чудовище, - прошептала она, закрывая глаза на короткое время.
Когда она снова открыла их, в них вновь появилось выражение ужаса.
Наконец, они добрались до Лювенштрассе. Это была достаточно широкая
улица, где низкие каменные и деревянные дома перемежались с современными
сооружениями из стекла и бетона. Постройки XIX века конкурировали тут с
современной посредственностью. Эти дома продолжали свою долгую жизнь. На
номера домов Борн стал смотреть где-то в районе 80-х. Для того, чтобы
добраться до нужного, им было необходимо спуститься вниз по улице. Это был
уже новый квартал, почти целиком застроенный старыми трехэтажными домами.
У многих из них даже крыши были из дерева. К каждой двери вели каменные
ступени с железными перилами, а дверные проемы освещались небольшими
фонарями, наподобие тех, которые устанавливались когда-то на конных
экипажах.
Борн начал вспоминать забытое. Но не эта улица возникла в его
воображении. Что-то еще... Очертания домов были похожи, но странно
отличались: разбитые окна, покосившаяся лестница, сломанные перила, а
вокруг много ржавого железа. Это был уже совсем иной Цюрих.
- Степпдекштрассе, - сказал он самому себе, концентрируясь на
картине, возникшей в его сознании. Он ясно м четко видел жилой дом. Он мог
даже различить краску когда-то красного дерева, похожую на цвет платья
сидевшей за рулем женщины. - Меблированные комнаты... на Степпдекштрассе.
- Что? Что вы сказали? - Мари Сен-Жак испугалась этих бессвязных
слов, не означавших ничего конкретного, но которые она отнесла на свой
счет.
- Ничего, - он перевел взгляд на ее платье. - Вот здесь должен быть
дом N 37, - произнес он, показывая на пятый дом в ряду. -
Останавливайтесь.
Он вышел первым. Проверив работоспособность своих ног, он отобрал у
нее ключи зажигания и только после этого позволил ей выйти.
- Вы уже можете ходить, - заметила она, - а это означает, что вы
смогли бы сами вести машину.
- Может, и так.
- Тогда отпустите меня! Я ведь сделала все, что вы хотели!
- Когда сделаете еще кое-что, тогда я вас отпущу.
- Я ничего никому не скажу, поймите это! Вы последний человек на
земле, которого я когда-либо захочу снова увидеть... или иметь с ним дело.
Я не желаю быть свидетелем, или участвовать в полицейском расследовании,
или делать заявления для прессы, или что-нибудь подобное! Я не желаю быть
частью той жизни, которая вас окружает, я не хочу иметь с вами ничего
общего! Я перепугана до смерти... и это будет гарантией, неужели вы этого
не видите? Пожалуйста, отпустите меня!
- Я не могу этого сделать.
- Почему вы не хотите мне верить?
- Это не имеет значения, вы мне необходимы.
- Для чего?
- Дело простое до глупости. У меня нет водительского удостоверения, а
без него нельзя нанять машину, что меня немного волнует.
- Но у вас уже есть машина!
- Она может быть пригодна еще в течение максимум одного-двух часов.
Очень скоро кто-то обнаружит ее пропажу у отеля. И описание машины будет
разослано всем полицейским постам.
Мари смотрела на него со смертельным ужасом в глазах.
- Я не хочу подниматься в квартиру вместе с вами. Я слышала, что
сказал тот человек в ресторане. Если я буду знать слишком много, вы
прикончите меня.
- То, что вы слышали, не имеет большого значения ни для меня, ни для
вас. Пойдемте, - он взял ее за руку, положив вторую руку на перила, чтобы
иметь дополнительную опору при подъеме.
Мари не сводила с него взгляда, в котором читались страх и изумление.
Имя Чернак было обозначено на втором почтовом ящике рядом со звонком.
Он не стал нажимать на него, но зато надавил остальные четыре кнопки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61