Такой жест внушал определенное доверие.
- Тогда считаем вопрос исчерпанным, - подвел итог Владимир Саныч. - У нас ещё есть полчаса, я могу дать инструкции.
После этих слов представители "Алгона" и "Созвездия Урала" достали из шкафа свои дубленки и откланялись. Через полчаса и Олег, совершенно обалдевший от всего на него свалившегося, спустился в фойе. И там к нему с радостным писком бросилась Люба со знакомым полиэтиленовым мешком в руках.
- Вот, есть же такие девки, - с завистью сказал сидевший за барьером лейтенант, - с шести утра здесь сидит дожидается.
- С ума сошла, в такую рань сюда переться? - осуждающе сказал Олег.
- А чего тут переться-то? Три квартала от вокзала.
Она выглядела беззаботной, хотя под глазами темнели круги. Они вышли на улицу.
- Так ты ночь на вокзале кантовалась? - спросил Олег. - Почему домой не поехала.
- Да там этот, гад ползучий, Чингиз. - Люба брезгливо поморщилась. Еле отбилась. Пришлось на вокзал топать. Он в доме засел. Говорит, теперь он там жить будет вместо тебя.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - погрозился Олег. - Они ещё узнают, кто такой Мастер.
ПРОШЛОЕ - ДЫМ
- Моя фамилия Морозов, но я люблю тепло, - сказал Олег и поежился, курточка на синтепоне грела плохо.
Облако морозного пара пыхнуло у него изо рта и тут же бесследно растаяло. Прихватывало крепко. Даже не верилось, что ещё вчера утром было всего минус два.
- А я люблю... - глядя ему в лицо, сказала Люба, и помедлила, - тоже тепло.
Она обеими руками обхватила его руку, словно боялась, что Олег может вырваться и убежать, оставив её одну на автобусной остановке. На ней был мешковатый зеленый пуховик, дешевую плащевку которого прокалывали изнутри остья куриных перьев. Вряд ли он был намного теплее тоненькой курточки её друга.
Наконец-то подошел автобус. Пассажиры торопливо устремились в его промороженное нутро. Огромный, как вагон электрички, салон "Икаруса" оказался почти пуст. Это вечером его до скрипа в "гармошке" забьет толпа народа, возвращающегося с работы домой на городскую окраину. Именно там, где обрывается асфальт и начинаются несанкционированные свалки, стоял маленький домик, точнее, халупа, в которой квартировали Олег и Люба.
С каждой остановкой пассажиров в салоне автобуса убывало. До конечной доехало всего несколько человек. Олег с Любой пошли узкой улочкой, прямо по проезжей части, зажатой заборами и сугробами. Здесь, в частном секторе, не имелось дворников, чтобы чистить тротуары. Поэтому их никто и не чистил. Живущие здесь пенсионеры зачастую с трудом могли откидать снег от крылечек, где уж им лопатами махать на улице. К своим калиткам разметали узенькие дорожки, и на том спасибо.
Минут через пятнадцать они добрались до края города. Жилые кварталы закончились. Дальше тянулся заснеженный пустырь, а за ним голые березы и сосны с засохшими верхушками. Их халупа смотрела двумя единственными окнами на этот безрадостный пейзаж. Олег толкнул калитку. В морозном воздухе ощутимо пахло гарью. Из распахнутых дверей дома лениво заворачивался под крышу сизый пласт дыма.
Олег, пригибаясь, вбежал внутрь. В обеих комнатушках горел свет и клубился все тот же едкий дым. Перед распахнутой печкой на карачках стоял Чингиз, уткнувшись носом едва ли не в пол и, не глядя, шерудил кочергой в топке. По всему полу валялись перемазанные сажей клочья бумаги и растерзанные обложки книг.
Олег сразу понял, что происходит, и, не останавливаясь, врезал ногой по откляченной заднице Чингиза. Тот брякнулся головой о поддувальную дверку. А Олег уже выхватил у него из рук кочергу, выворотив на пол из печи ворох тлеющей бумаги. Вытянул за чугунное ушко вьюшечную задвижку. В печи сразу гулко ухнуло и потянуло в трубу. Ярко вспыхнуло в топке, и в поддувало мгновенно всосался стлавшиеся у пола клубы. Но вверху дым по-прежнему стоял густыми слоями.
- Ты что, урод, вытворяешь! - заорал Олег.
Чингиз вскочил на ноги, тоже что-то выкрикнув, слепо замахал руками, гоняя дымное облако. Присел на полусогнутых, щуря слезящиеся глаза. Потянулся к Олегу обеими руками. Схватился за кочергу, которую тот выставил перед собой, и тут же с воплем вылетел в двери, чуть Любу с ног не сбил. Сунул обожженную руку в сугроб, заскулил.
- Ах ты, тварь безмозглая! - вышел следом Олег, грозя кочергой. Книги жечь! Паскуда! Сейчас эту кочергу тебе в задницу вобью холодным концом и так оставлю. Пошел отсюда, ублюдок!
- Я тебя стрелять буду! - оскалился Чингиз, держа перед собой растопыренную мокрую пятерню. На ладони четко отпечатался загиб кочерги, на пальцах тоже виднелись ожоги. - Понял! Больше жить не будешь!
Олег швырнул ему сдернутую с вешалки у дверей куртку. Сделал выпад кочергой.
- Пошел отсюда, пока я тебе морду не разрисовал или яичницу в штанах не изжарил. Книги, скотина жечь додумался!
Бормоча угрозы, Чингиз отправился в обход дома, на ходу натягивая куртку. Наверное, под навесом крытого двора у него стояла машина. Люба испуганно посмотрела на кочергу и спросила:
- Олеж, а почему холодным концом?
- Чего? - не сразу сообразил Олег. - А-а... Это чтобы за горячий не мог вытащить, ждал, пока остынет.
Он вернулся в дом. Дышать внутри уже стало полегче. Присел, поднял растерзанную книжку. Булгаков. Рядом валялись другие обложки с остатками страниц: Чехов, Стругацкие, "Золотой теленок", Маканин и с трудом добытая "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки" Ольги Славниковой. Эту было жаль сильнее всех прочих. Главное, дочитать не успел. Только втянулся, почувствовал вкус и блеск истинной русской прозы и - на тебе!
- Вот же собака, увеличенная до размеров человека! - сказал со злостью, имея в виду все того же Чингиза.
За стенкой зарычал автомобильный двигатель, азербайджанец уезжал. Скорей всего, ненадолго. Олег со вздохом поднял изувеченную книгу. Наверное, Чингиз рвал её последней и дорвать не успел. Не хватало сотни первых страниц. Олег аккуратно опустил "Стрекозу" в боковой карман своей куртки. Благо, они вон какие нашиты - две поллитры запросто входят.
- Все продымил, придурок! - запричитала за спиной Люба. - Сейчас ничего надеть нельзя будет - все провоняло этой гарью. Он что, не знает, как печку топить?
- А откуда ему знать, чурке? У них на Кавказе таких печей отродясь не было. - Олег поднялся, со вздохом осмотрелся. - Внизу, похоже, ничего не прокоптилось. Шкаф, вроде, закрыт. Может, ничего не случилось с твоими шмотками.
Люба уже с головой влезла в шкаф, фыркала там, внюхиваясь в свои вещи. Хныкала. Олег вышел из избы, прихватив в крошечных сенках фанерную лопату. Сноровисто принялся прокладывать в снегу дорожку в угол огорода. Через пять минут вывернул из сугроба жестянку из-под кофе. Взвесил на руке. На всякий случай поддел крышечку и заглянул внутрь. Все в порядке - деньги на месте. Ничего, солидно он нарубил капусты со спиртовых излишков. Опустил банку в другой боковой карман куртки, застегнул. Воткнул лопату в снег и вернулся домой.
Дверь по-прежнему оставалась распахнутой. Люба всю свою одежду из шкафа уже перетащила на смятую тахту и ворошила, словно что-то искала в этой небольшой куче. Пуховик с себя не сняла, только расстегнула. По дому гулял холодный ветер.
- Давай-ка упаковываться, - сказал Олег, - надо сматываться с этой квартиры.
- Это почему? - удивилась Люба.
- Явка провалена, - пояснил Олег. - Через полчаса здесь уже будет гестапо. Я понятно излагаю?
- Думаешь, этот придурок в самом деле застрелить может? Думаешь...
- Я не думаю, я уверен, - Олег прервал её рассуждения. - Не фиг думать, когда подпрыгивать надо. Просто так что ли Чингизка хозяйничал? Нам тут больше места нет. Сбегай к соседу-механику, пообещай сто рублей денег и два литра спирта, если немедленно нас увезет на автовокзал. Беги, Любаша, заторопил ласково, - не смотри с такой тоской. Все слишком серьезно. А я пока вещички сбросаю.
- Куда ж мы поедем опять? - всплеснула руками Люба.
- Я знаю куда, - успокоил её Олег. - Беги, милая, пусть машину подгоняет.
Когда буквально через пару минут у ворот бибикнул "москвич", все вещи уже были сбросаны в сумки и коробки. Осталась только старая разнокалиберная мебель, пачка ненужных газет да останки книг на замусоренном полу. Олег с соседом мигом стаскали все в машину, последним на заднее сиденье засунули телевизор. Опять-таки из сугроба оказалась извлечена двухлитровая пластиковая бутыль с этикеткой "пепси". Но содержимое её отличалось кристалльной прозрачностью.
- А это точно он? - обеспокоенно спросил сизоносый механик.
- Не боись, - заверил Олег, - незамерзающую воду ещё не изобрели.
Лицо соседа подобрело. Он радостно подхватил прогибающуюся в руках бутыль и заторопился к машине. Спросил:
- Менты, что ли, велели убираться? Не успел из отделения выйти и уже съезжаешь.
- Ага, - подтвердил Олег, - сказали, в таком сарае настоящему мастеру жить неприлично. В Дегтярку махнем, там у меня мать живет. Свой дом прямо возле Дворца культуры. Самый центр, понял.
Когда прикатили на автовокзал и вывалили на обочину гору коробок, а механик уехал, любовно кося глазом на бутыль со спиртом, Люба принялась сердито выговаривать Олегу:
- Ты зачем этому алкашу сказал, что в Дегтярку едем. Он же нас за литр спирта продаст кавказцам.
- Не, ты плохо о нем думаешь, - уверенным тоном возразил Олег, - не продаст за литр. Минимум - за два, а то и за три. Ничего, пусть закалымит. Мы ведь остаемся в городе. В Дегтярке я отродясь не бывал, что нам там делать?.
И он убежал добывать другую машину. Быстренько договорился с водителем микроавтобуса маршрутного такси. Тому все равно делать нечего - пассажиров нет, а на стоянке под погрузкой стоит, точнее, дремлет, партнер по автобазе. За три сотни перебросил с ветерком их на другой конец города в район с загадочным названием Колтяр. Там, правда, минут двадцать катались, разыскивая нужную улицу и дом. Район раскинулся по горам, прямых улиц здесь не существовало, дома разбросаны как попало. Наконец выгрузились у нужного подъезда и Олег принялся таскать на четвертый этаж коробки.
Люба испытала легкий шок, когда он ввел её в двухкомнатную квартиру. Хоть и хрущевка, зато есть горячая вода, теплый туалет и под каждым окном отопительная батарея. И совсем уже роскошь - телефон. Мебели тоже в достатке: софа - получше той рванины, что осталась в халупе, шкаф вполне приличный. Раскладное кресло-кровать и диван в другой комнате. Там же круглый стол, допотопный сервант с посудой и тумбочка с черно-белым телевизором. На кухне старенький холодильник, газовая плита, кастрюли-поварешки, кухонный стол и пенал - остатки модного двадцать лет назад гарнитура.
- А в ванной стиральная машина! - с восторгом доложила Люба. - Можно ею пользоваться?
- Как своей собственной, - разрешил Олег.
- Слушай, а откуда это все? Это твое, что ли?
- С дядькой одним занятным в камере сидел. Он меня к себе на работу уговорил. И даже жилье предоставил, как видишь, настолько я ему понравился. Нам, говорит, Мастер, без такого человека, как ты, просто зарез. Или до Нового года поставишь дело на ноги, или мы все пропадем.
- А что за дело? Опять шампанское бодяжить?
- Ну, что ты, - отмел все её подозрения Олег, - будем в киоске торговать. Ты за прилавком, а я товар добывать. Кассовый аппарат знаешь?
- Конечно! - обрадовалась Люба. - Надоело уже нахлебницей дома сидеть. Там люди, опять же...
- Ну и отлично! - подвел итог Олег. - На ночь я схожу туда посторожить и ознакомиться с делом, а завтра уже приступаем вместе.
- На ночь,.. - увяла Люба.
РЕЖЬТЕ, БРАТЦЫ, РЕЖЬТЕ
Поселок Глубокий Источник занесло глубоким снегом. И совсем бы оказались источенские жители отрезаны от цивилизованного мира, если б не ферма. Как только выпадал пусть даже мелконький снежок, Гриша Мышкис заводил свой бульдозер и начинал чистить дорогу. Все прочие мужики свою технику сразу пропили, а Гриша пока с язвой в больнице лежал, пока на халтуру в Тюмень ездил. Потом у него пускач кто-то свинтил и ещё пару деталей (а не оставляй технику на улице, загони во двор!). Короче, полученный вместо задолженности по зарплате и в качестве приватизационного пая дряхленький "дэтэшка" неожиданно пригодился и стал приносить стабильный доход. Арендовавший ферму толстый азербайджанец попытался как-то раз, ещё в ноябре, зажать обещанные за работу деньги, так Гриша тут же принялся обратно дорогу заваливать снегом, возвращать в изначальное состояние. Так и получилось, что за счет кавказца и село получило выход в город.
Днем, а иногда и ночью, к длинному зданию коровника подъезжали автоцистерны, фургоны и крытые "газели". Но в эту ночь на ферме гостей не ждали. Однако два объемистых джипа неторопливо двигались по пробитой бульдозером Гриши Мышкиса трассе. Тихо урча моторами, они подкатили почти к самым воротам. Луна светилась сквозь небесную дымку бледным пятном, но хилого света, отраженного снежным пространством, вполне хватало, чтобы разглядеть, где двери, а где окна.
Из джипов вышли люди, приставили к стене раздвижную алюминиевую лестницу. Один человек поднялся к окну под крышей. Через минуту послышался легкий хруст, в снег с шорохом упали осколки стекла, а человек бесшумно скользнул внутрь. Еще через пару минут скрежетнул засов и распахнулась створка ворот. В коровник тут же нырнули пятеро в черных трикотажных масках. В руках они держали автоматические карабины "Сайга-410К-01" "казачий", со складным прикладом и внешним видом почти полностью копирующим автомат Калашникова. Эта модель специально разрабатывалась ижевскими оружейниками по просьбе ставропольских казаков, чтобы оружие имело вид боевого и в то же время могло быть куплено любым, поскольку гладкоствольное.
В коровнике грохнул выстрел, потом еще. Послышались крики, но быстро смолкли. Только доносились команды: "Лежать! Руки в стороны!" Внутри вспыхнул электрический свет. В воротах показался один из людей в масках, приглашающе махнул рукой. Из второго джипа вышло ещё трое мужчин. Их лица тоже скрывали маски, но вместо карабинов они тащили пару увесистых брезентовых сумок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53