Они дома, и сейчас он их увидит.
- А-а, папа.., - разочарованно протянула дочь.
И сердце Олега снова болезненно сжалось. Дочь с ним даже не поздоровалась. Неужели Зойка и детей настроила против него? Но Олег преодолел эту боль и, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, спросил:
- Вы одни дома?
- Одни. А что?
- Ничего. Соскучился очень. Я сейчас зайду.
Он повесил трубку на рычаг, некоторое время постоял, не отпуская её. Обида душила его. Родная дочь разговаривала с ним неприязненно и, похоже, вовсе не обрадовалась появлению отца, которого не видела полтора месяца. А ведь перед отъездом в лагерь Лена висела у него на шее, сжимая её до боли своими рученками, и шептала в ухо, что будет очень скучать.
Олег поднялся по лестнице к своей квартире. В двери блестел никелированый кружочек ещё одного замка. Видно, Зойка добавила, чтобы защитить квартиру от несанкционированного вторжения выброшенного за порог мужа. Олегу было страшно нажимать кнопку звонка. Если дети решительно и однозначно настроены против него, он не представлял, как это переживет. Тронув пальцем кнопку, услышал короткую приглушенную трель. Дверь долго не открывали, и Олег собрался ещё раз позвонить. Но тут защелкали запоры, И тяжелая дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянула Леночка, лицо её было недовольным, даже сердитым. Враждебно посмотрев на отца, она все же отстранилась от щели и толнула дверь, впуская его внутрь.
Как она вытянулась за эти полтора месяца. Двенадцать лет всего девчонке, а уже отцу до плеча достает. А сын явно отстает в росте от сестры, так ему ещё только десять. Саша вбежал в коридор и остановился. Чувствовалось, что он рад видеть отца, только не знает, как себя вести. То ли броситься на шею, то ли, как сестра, продемонстрировать враждебность.
- Нас, между прочим, - язвительно сказала Лена, - по твоей милости во Францию не пустили.
И она подчеркнуто громко захлопнула наружную дверь.
- Да, - с обидой подхватил Саша, выбрал, наконец, линию поведения, из-за тебя тут остались.
- Явился - не запылился! - В голосе Лены явственно звучали Зойкины интонации. - Мог бы и вовсе не приходить!
Олег зажмурился, словно получил от дочери пощечину. Закрыл глаза рукой. Такой горечи и обиды он не испытывал никогда в жизни. Земля уходила из-под ног. Дыхание перехватило. И жить просто не стоило. Он почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, прожигая стиснутые веки. Не было сил их сдержать.
- Значит, правда, - прошептал он севшим голосом, дыхания не хватало, значит, правду... мама... сказала... Променяли... меня на поездку в Диснейленд...
Почувствовал, как слезы побежали по щекам. Слепо двинулся в сторону дверей, зажимая рукой глаза.
- Пап, ты чего? - растерянно спросила Лена. - Ну, пап. - Она всхлипнула. - Папа, не надо...
- Прости, дочка, - прошептал Олег и попробовал улыбнуться. Губы свело косоротой судорогой. Он боялся разрыдаться. - Ничего, я сейчас уйду.
- Папочка, не уходи! - закричал вдруг Саша и бросился к нему. Обнял, ткнулся носом куда-то в поясницу и заплакал в голос: - Не уходи, я тебя люблю...
И Ленка тоже, словно разрешение получила, зарыдала, обхватила длинными худыми руками, захлюпала в подмышку, заголосила:
- Останься... Не уходи больше... Зачем ты только нас бросил...
- Милые мои, - Олег уже не скрывал слез, - да как же я вас брошу? Ах, вы глупые мышата... Зачем же тогда новый замок ставить? Это, чтобы я не мог вернуться. Неужели вы думаете, что я могу от вас отказаться? Да никогда.
- Где же ты тогда был? - Лена плакала уже не так громко.
- Где попало, - ответил Олег, размазывая по лицу скользкие слезы. Ему уже было легче. - Никому не пожелаю быть бездомным.
- Ты ведь больше не уйдешь? - спросила Лена, тоже размазывая слезы и шмыгая носом.
- Я бы рад остаться с вами навсегда, - Олег тяжко вздохнул, сел на длинный полированный ящик для обуви, прижал к себе детей, - да только не позволят мне этого.
- А мы маме скажем, чтобы она обратно пустила, - предложил Саша.
- Это все из-за этого дядьки Васьки, - поняла более старшая и сообразительная Лена. - Он такой жирный, такой противный, как жаба. И руки вечно у него какие-то мокрые. И смотрит, как рыба из аквариума.
- Ага, - подхватил Саша, легко переходя от слез к веселью, - уставится вот так, - он надул щеки, выпучил глаза и передразнил: - Ну, будете плохо себя вести, шоколадки не дам. Больно нам нужны его шоколадки, у нас и своих полно.
- А телохранителей его видели? - спросил Олег, постепенно успокаиваясь.
- Мы их зовем Бивес и Бадд-Хед, - хихикнула Лена, тоже успокоившись, такие же болваны. Жвачку жуют и не говорят, а хрюкают. И ржут, как кони.
- Вот они-то меня к вам и не пускают, - объяснил Олег. - Потому и остаться с вами не могу. Понимаете, - он снова прижал к себе притихших детей, - мама меня разлюбила и полюбила дядю Васю. Поэтому я должен был уйти.
- А мы-то тебя не разлюбили! - воскликнул Саша.
- И я вас не разлюбил, мои хороший, - Олег снова тяжело вздохнул. - Но не могу же я с мамой драться? Она не хочет, чтобы я с вами жил. Как мне поступить? Она вон даже не хочет, чтобы я с вами виделся. Я даже не знал, что дядя Вася вас в Евродиснейленд хочет свозить, а она говорит, будто я вас туда не пускаю. Ну как я вас могу куда-то не пустить? Схватить и не отпускать, что ли?
- Нет, она говорит, что ты разрешение на выезд подписать не захотел, сказала Лена.
- Какое разрешение? - удивился Олег. - Впервые слышу. Что ещё за разрешение?
- Ну, когда дети едет за границу, - стала объяснять дочь, - то мама и папа, если с ними не едут, должны написать разрешение и заверить его у этого, ну, как его...
- У нотариуса? - догадался Олег.
- Вот, у него, - подтвердили Лена и Саша в один голос. - А ты правда не знал?
- Правда, - заверил Олег. - Хотя странно. У мамы полно знакомых нотариусов, шутя ей любую бумажку сварганят...
Он и не думал настраивать детей против матери. Это было бы неправильно. В конце концов, она о них заботится, кормит их и обстирывает. Наоборот, он стремился сгладить ситуацию, приучить детей к мысли, что теперь жизнь семьи устроена по-другому. Он ведь может с ними встречаться днем, не раздражая маму своим присутствием. Значит, не будет скандалов, больно ранящих детскую психику.
Саша с Леной его поняли. И те полтора часа, которые Олег провел с ними, словно вдохнули в него новые силы. Он почувствовал, что нашел опору в жизни. Ему есть для кого жить и работать.
МЕРТВЫЕ НЕ ПОХМЕЛЯЮТСЯ
Олег приехал в Глубокий Источник рейсовым автобусом, в самом добром и радостном расположении духа пришел на ферму, а там - плач и стенание. Умер дядя Вова. Старый алкаш лежал на грязном бетонном полу и равнодушно смотрел из-под полуприкрытых век в заплатанный рубероидом потолок. Седая колючая щетина поблескивала на ввалившихся щеках. А морщины лица стали ещё глубже и резче. Только лоб разгладился, хотя шире от этого не стал. Нижняя челюсть отвисала, и в разинутом рту тускло желтели редкие пеньки - все, что сохранилось от зубов. Охранники Чингиз и Миша-Махмуд опасливо держались в стороне и к покойнику старались не приближаться.
Только Инка сидела рядом на расшатанной табуретке и расшатывала её ещё больше, качаясь из стороны в сторону. Чтобы не упасть, она широко расставила ноги, задрав подол затасканного трикотажного платья чуть не до живота. Можно подумать, устроила небольшой прощальный стриптиз. Но при этом она громко причитала, ероша волосы у себя на голове. Наверное, в детстве видела нечто подобное и считала этот ритуал обязательным.
- Ой, да на кого ж ты нас покину-ул!.. Ой, да на кого ж ты нас покину-ул!..
Исполняла свой плач она с отчаянной и безутешной страстью, но, к сожалению, состоял он из этой единственной фразы, повторяемой до бесконечности. Напившийся по такому случаю до полного остекленения, Коля ничего вразумительного Олегу сообщить не смог и, сквозь икоту, смог выдавить из себя только:
- А дядя Вова умер.
Это Олег и сам видел. Он придержал за плечо Инку, прекратив её механическую раскачку и патефонное причитание. На неё нежданная смерть собутыльника оказала, наоборот, отрезвляющее воздействие. Смотрела она вполне осмысленно и могла говорить нормально.
- От чего он умер? - спросил Олег.
- Да ни от чего, - всхлипнула Инка. - Сидели, выпивали, потом дядя Вова вдруг вспотел весь, аж лицо мокрое сделалось. Пошел лег, сказал, грудь жжет. Поохал, попыхтел да и затих. Мы-то думали, спит. А потом давай будить, а он и не дышит.
- И когда он лег?
- Вчера днем, - завсхлипывала Инка, - а сегодня будим, будим... Я говорю: "Дядя Вова, вставай уже." А он рот разинул и молчит. Дядя Вова! закричала она, присаживаясь рядом с покойником на корточки. - Закрой ты рот, наконец! Я уже смотреть на это не могу! Сил моих больше нет!
Инка сунула ладонь под безвольный подбородок, прижала челюсть снизу. Рот дядя Вовы захлопнулся, губы плотно сошлись и расплылись в идиотской улыбке. А полуприкрытые тусклые глаза продолжали смотреть с прежней серьезностью.
- А, может, его кто-нибудь того, - Олег обернулся к охранникам, - по затылку стукнул? Или придушил слегка?
- Не, ты что! - замахал руками Миша. - Вот, пальцем никто не трогал! И он в доказательство показал свои руки. - Сам лег, сам умер. Слушай, такой крепкий был, веселый. Почему такое случилось? Здоровый мужик, ни разу не болел. Выпить, закусить, всегда пожалуйста. Зачем умер? Ничего не понимаю.
- Действительно, - хмыкнул Олег, - с чего бы это? Спирту - хоть по ноздри залейся, живи да радуйся. Ладно, что делать будем? Надо милицию вызывать.
- Какой милицию? - испугался Чингиз, а Миша замахал руками, как мельница. - Не надо милицию. Сам умер, старый был, больной совсем. Хоронить надо. Правильно говорю, Инка?
Женщина, к которой столь неожиданно обратились за поддержкой, поднялась с корточек. Рот дяди Вовы тут же раскрылся с легким хлопком, словно распечатали бутылочку. На щеках Инки слезы промыли светлые дорожки, глаза её тоже посветлели, словно промытые слезами.
- Хоронить надо, - деловито поддержала она, - поминки справить, чтобы все как у людей. Потом девять дней тоже справим.
- Нало бы родственникам сообщить. Адрес его знаете? - спросил Олег.
- Нам зачем? - удивился Чингиз. - Ты знаешь? - переадресовал вопрос Инке.
- А мне зачем? - та пожала плечами. - Я даже фамилию его не знаю. Дядя Вова да дядя Вова.
- А документы у него какие-нибудь есть? - снова спросил Олег, заранее догадываясь, какой получит ответ.
- Ничего нет, - подтвердил его догадку Миша.
- А что на могиле напишем? Неизвестный алкоголик? И на каком кладбище вы его собираетесь хоронить? - у Олега оказался большой запас безответных вопросов. - Деньги на гроб Юсуф даст? Могилу сами выкопаете или бичей наймете?
И тут, как по заказу, появился Юсуф. Прикатил вместе с Мамедом на его "шестерке". С собой приволокли пару тяжелых картонных коробок. Тут-то их и ждал сюрприз. Мамеду сразу плохо сделалось, бросился вон из коровника, всю крапиву возле крыльца облевал. А Юсуф, попыхтев, забрал охранников и тоже вышел на улицу. Там возле машины азербайджанцы в узком кругу провели производственное совещание. При этом очень горячились, особенно Юсуф, и довольно громко кричали. Но так как кричали они по-азербайджански, никакой информации из услышанного Олег не почерпнул.
Какое решение принял босс, Олег так и не узнал. Но, получивший распоряжения Чингиз, связал мертвецу руки и ноги, словно тот мог убежать, и накрыл его грязной простыней. Очевидно, решение вопроса отложили до вечера. Мрачный Юсуф, тем не менее, приступил к делу.
В привезенных им картонных коробках оказались узкие рулоны полиэтиленовой пленки с отпечатанным на ней типографским текстом.
- Бери, Мастер, - скомандовал Юсуф, - вставляй в машину и наливай. Эй, Чингиз! - крикнул охраннику. - Иди сюда, учиться будешь.
Олег, неторопясь, зарядил рулон в агрегат, потом вытащил его и велел Чингизу повторить действия. Тот, оказывается, хлопал ушами вместо того, чтобы запоминать. Поэтому вставил рулон не тем боком и не знал, что делать с полиэтиленовым концом, который торчал в направлении прямо противоположном нужному. Олег с удовольствием отвесил нерадивому ученику подзатыльник, правда, легкий, и показал ещё раз. Теперь парень повторил все действия правильно и довольно заулыбался. Олег нажал кнопку на пульте, и работа началась. В конце конвейера Миша и Чингиз принялись укладывать в коробки пол-литровые пакеты. Олег взял один из них и прочитал напечатанное синими буквами.
Синеглазка
Чистящая жидкость для бытовых целей.
40% раствор этилового спирта. Служит для обезжиривания поверхностей, мытья окон, стеклянной и фарфоровой посуды, сантехники, зеркал, эмалированных покрытий. Способствует удалению пятен машинного масла и других спирторастворимых загрязнителей.
Беречь от огня, не давать детям. Изготовитель: ООО "Чирьяшевский завод бытовой химии", Башкортостан, Кирбабаевский район, с. Чирьяш, ул. Магомая Муслимова, дом. 6.
Срок годности не ограничен
Цена свободная
ГОСТ 12712-80
Больше всего Олега умилил этот ГОСТ. Раньше он встречался ему только на водочных этикетках. А "Синеглазкой" в народе с давних времен называлась голубоватая жидкость для мытья окон. Ее тоже охотно употребляли внутрь при отсутствии нормального алкоголя. Так что подсказок на пакете было достаточно, чтобы любой алкаш понял - оно самое. А главное, поскольку жидкость бытовая, не требуется ни акцизной марки, ни лицензии на производство и торговлю. И никого не касается, как, наружно или внутрь, использует "Синеглазку" очередной дядя Вова.
- Юсуф, - усмехнулся Олег, - а что, такой завод действительно существует?
- Э, дорогой, - Юсуф покровительственно похлопал его по плечу, документ существует. Счет-фактура, накладная с печатью, сертификат - все что хочешь. Научи Чингиза, как включать-выключать этот конвейер, а завтра мы с тобой поедем договора заключать. Будешь "Синеглазку" поставлять. Прямо из Кирбабаевского района.
Ночью бездыханное тело дяди Вовы азербайджанцы увезли и подкинули к каким-то коллективным садам. Так в судмедморге образовался ещё один неопознанный и бесхозный труп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53