Мясников Виктор
Водка
Виктор Мясников
ВОДКА
Автор предупреждает, что почти все события в романе подлинные. По понятным причинам географические названия и имена героев изменены до неузнаваемости.
НОЧНОЙ ПРОРЫВ
Красная струйка трассирующих пуль резко чиркнула над самой кабиной КАМАЗа, врезалась далеко впереди в асфальт дорожного полотна. Срикошетировала вверх недружным веером, рассыпалась замедляющимися алыми огоньками на фоне звездной черноты южного неба.
- Вай, Аллах!
Вахид наддал газу. Мамед рядом с ним вжался в сиденье, проклиная все на свете и тоже взывая к Аллаху. За ревом двигателя совсем пропал треск автоматных очередей. Но от этого сделалось только страшней, потому что цепочки трассеров возникали словно ниоткуда, сами по себе, стлались по ущелью, пересекая дорогу, огненными струями проносились рядом с кабиной; пули выбивали из придорожных скал целые вороха белых искр; осветительные ракеты, снижаясь и угасая, бросали колеблющиеся блики, а шевелящиеся, ползучие тени пятнали и полосатили пространство, не давая глазу зацепиться, разобрать, где дорога, а где пропасть.
В мертвенном свете ракеты Мамед увидел перекошенное и застывшее, как у покойника, лицо напарника. Оскалив зубы, Вахид выпученными глазами уставился вперед, где в лучах фар металась дорога, резко бросаясь то вправо, то влево, и тогда перед КАМАЗом вдруг возникала то бугристая каменная стена, то чахлый куст, прилепившийся к полосатому ограничительному столбику на краю обрыва. Но руки Вахида оставались живыми, безостановочно вращали руль, и дорога с полустертой разметкой так же резко возвращалась в лучи фар.
Они едва не врезались во впереди идущий наливник. Пришлось сбросить скорость, и Мамед чуть не ударился лбом о стекло. Это были кацо, грузины. На торце их облезлой цистерны причудливо гнулись красные буквы, похожие на растительный орнамент. Ниже на всякий случай было повторено по-русски: "Огнеопасно".
Освещенную фарами машину грузин, идущую к тому же не слишком шустро, тут же обстреляли. Пули ковыряли асфальт и искрили. Лопнула простреленная правая покрышка, метнув пыльное облачко. Слегка повело тяжелую цистерну. Но второе колесо в паре держалось нормально.
Сначала Мамед хотел дать команду немного приотстать. Но тут же сообразил, что тогда они сами попадут в свет фар идущей сзади машины. И тогда весь огонь снова сосредоточится на них. Им это надо? Ну, и хрен с ними, с грузинами! Лучше пусть скорость прибавят.
Словно услышав его мысли, Вахид принялся сигналить. Но кацо никак не отреагировали на требовательный вой клаксона. Ни скорости не прибавили, ни к стенке не прижались, чтобы дать место для обгона хотя бы со стороны пропасти. Продолжали тащиться по осевой, помахивая четырнадцатикубовым полуприцепом. Похоже, их "Колхида" и так волокла на пределе сил свой чудовищный прицеп.
И тут грузинам влепили очередь прямо в задницу. Видимо, из пулемета, потому что от заставы отъехали уже изрядно, из автомата так кучно не достать. Магазин пулеметчика был снаряжен для ночного боя: два обычных патрона, один трассирующий - таким порядком. Сейчас легкий трассер сидел в выпуклом металлическом торце цистерны и брызгал струей красных пороховых искр. А тремя десятками сантиметров выше, почти под верхней кромкой, из пулевого отверстия хлестал белый султан пара и брызг, подсвеченный снизу розовым светом догорающего трассера. Что такое для пули со стальным сердечником какая-то жестянка, ежели она железнодорожный рельс насквозь пробивает? Томпаковая оболочка и свинцовый кончик вокруг дырки размазываются, а каленый сердечник вперед уходит. Ручной пулемет Калашникова, калибр семь и шестьдесят две сотых миллиметра, - прошу любить и опасаться...
Мамед выругаться от испуга не успел, как белый султанчик пара вспыхнул, превратившись в тугую струю голубого газового пламени. А дорога резко пошла вниз. Проклятые кацо! Нет бы прибавить ходу минуту назад. Каких-то двадцати секунд не хватило дуракам, чтобы выйти из сектора обстрела. Сейчас можно хоть на первой скорости идти, с заставы уже не увидеть - горка сзади заслоняет. Да только лупит в ночь яростная струя голубого огня. За день раскалилась цистерна на солнце, сейчас сбрасывает давление...
Заорал Вахид, начал притормаживать потихоньку. Резко нельзя - занесет тяжело груженную машину, свалишься в ущелье и костей не соберешь. А у кацо во второй покрышке справа баллон лопнул. Точно, не их сегодня день. Зажамкало резину, полетели лохмотья и обрывки. Потащило к обочине тяжелый полуприцеп-цистерну.
А синее пламя из пулевого отверстия уже не такое острое, уже языком кверху заворачивается. Сбросилось, стало быть, давление внутри цистерны. Теперь не пар и брызги, а чистая спиртовая струя. Побежала вниз по торцу волна бело-голубого пламени, посыпались огнистые капли. Нарисовалась на асфальте цепочка гаснущих огоньков. Несколько секунд - и весь зад цистерны охватило пламя. Видно, имелись ещё пробоины.
Горящая цистерна ударила тяжелым задом по полосатому столбику, наполовину выворотила его. Заскрежетала колесными дисками с остатками резины по каменной кромке. Убавила скорость ещё больше. Зато стащило её с осевой к обрыву. Хотя, какой тут уже обрыв? Откос к реке. Хоть и крутой, да высоты в нем от силы метров семь-восемь. А через сотню метров и того меньше будет. Там уже речная долина.
- Обгоняй! - закричал Мамед, а сам зажмурился.
Вахид уже и сам все понял. Открылась дорога. Хоть и перекосило грузинский наливник чуть не поперек трассы, а есть проход между скальной стенкой и тягачом. Пролетел КАМАЗ в эту щель, только левым боком слегка о камни скрежетнул. Мамед ещё сильней зажмурился и в комок сжался. Все взрыва ждал. Как почувствовал - проскочили, высунулся в боковое, замахал рукой, закричал:
- Горишь, кацо! Машина горит!
В темной кабине "Колхиды" прочертил огненный зигзаг огонек сигареты. Это, наверное, Михо, - тоже рукой помахал. У него вечно сигарета в зубах. Только понял ли он? Услышал ли? Ни хрена он не услышал. Привык себя одного слушать, князь кахетинский. Баболюб винолюбивый, винолюб бабое...
Подпрыгнула машина. Мамед язык прикусил. Свалился обратно на сиденье. Схватился за рот. А Вахид уже с трассы сворачивает. Слышно, как мелкий речной галечник под колесами хрустит.
И тут полыхнуло сзади!
Белый колеблющийся свет высветил всю долину до последнего камушка. Почти как днем. Растворился, исчез свет фар. Слева по шоссе удирают три головных цистерны. Справа лежат речные отмели из гладких голышей между огромных глыб. Вырвавшись из узкого каньона на дне ущелья, ослабла речка, расползлась мелкими ручейками, встала лужами. Из-под колес КАМАЗа хлещут водяные веера, сыплют мерцающими брызгами. А дальше за отмелями кустарник и деревья, над которыми нависает противоположный склон ущелья.
Вылез Мамед на подножку, вцепился в раскрытую дверцу, чтоб не вывалиться из бултыхающейся машины. Смотрит назад, раскрыв рот от ужаса. Клубится и выпрямляется столбом высоченное яркое пламя. Расползается в стороны. Бежит вниз по дороге огненная река. Четырнадцать кубометров спирта! За пламенем даже не видно, что там от "Колхиды" осталось.
Дурная ночная птица, а, может, дневная, разбуженная стрельбой и ревом моторов, неслась прямо на огонь, неистово работая крыльями. Ослепла, что ли? Она вспыхнула, не долетев. Прочертила искристую дугу, словно выброшенный окурок. Упала в камни.
А выше по трассе кто-то задом пятится. Чуть не впоролся в пламя. Встала колонна. Нет пути вперед. Дотянули бы кацо ещё сотни полторы-две метров, можно было бы по откосу к реке спуститься и дальше ехать. А теперь - все, приехали. Эх, не повезло задним.
Впрочем, и передним тоже. Сверкнули на шоссе встречным светом мощные фары. взлетела красная ракета. Это пограничники спешат к своим на подмогу. Сейчас передних перехватят. И лучше сейчас с погранцами не сталкиваться. Злые они сейчас, хуже своих пограничных собак.
Скрылся Мамед обратно в кабину. Чувствует, как руки противно дрожат и сердце колотится. От таких переживаний можно не только поседеть за одну ночь, но и инфаркт схватить, несмотря на молодые годы.
А сзади пламя уже опадает. Вахид фары выключил, темно впереди, только вода чуть отблескивает местами. Успел дорогу заметить, последних сильных отсветов догорающего на дороге костра хватает, чтобы не ошибиться. Через речку перехрустели по гладкому щебню, выкатили на берег, примяв кусты. Еще немного и на поляну выбрались. Раньше тут часто машины ставились на ночевку, ещё до того, как пограничный пост перенесли на три километра вверх по ущелью. По этой стороне реки и дорога есть накатанная, в сухую погоду очень даже хорошая.
Нащупал Вахид колею, поехали тихонько. Правильно придумали - сразу с трассы уходить. Дураку понятно, что пограничники все прорвавшиеся машины попробуют перехватить. Ну, вот, когда полные руки нахватают, тогда можно будет мимо проскочить.
Догорела "Колхида". Совсем темно сделалось. Только где-то впереди снова красная ракета мерцает. Остановил Вахид машину, заглушил двигатель. Невнятно бормоча полез из кабины в затрещавшие кусты. Мамед тоже в свою дверцу вывалился. Упал на четвереньки. Ткнулся лбом в холодную землю. Глаза зажмурил, чтобы слезы не лезли. Зубы стиснул, чтобы не стучали.
- Бисми Ллахи р-рахмани р-рахим... - Мамед, считая себя мусульманином, не знал толком ни одной молитвы. Так, какие-то обрывки. - Ашхаду ан ля иляха илля Ллаху ва Мухаммадун Расулу Ллахи...
Оставалось благодарить Аллаха по-азербайджански, всемилостивый поймет. А перед глазами все клубится дурное яркое пламя. И никак не растает в животе ледяной комок.
- Вах, еле-еле успел. - Это Вахид в темноте говорит. Щелкает зажигалкой, прикуривая. - Думал, не стерплю. Так вдруг живот схватило! Это от абрикосов. А ты как, Мамед?
- Ничего. - Мамед сел на влажную землю, привалился спиной к теплому скату. - Это тебе, наверное, плохие попались. У меня все нормально.
- А я прямо не могу. Зажался, руль держу, а сам думаю - только бы удержать!
Вахид засмеялся. Потом снова начал говорить. Казалось, не может остановиться. До Мамеда не сразу дошло, что это из него так страх выходит. Всю дорогу молчал, только баранку ожесточенно крутил, словно у него не нервы - стальные канаты. И вот на тебе - понос. И такой, и словесный.
Мамеду сразу стало легче. Все-таки он не до такой степени испугался. Он встал с земли, отряхнулся. Под рассужденья Вахида наощупь влез на цистерну. Встал в полный рост. Поверх крон невысоких деревьев увидел вдали мелкие огоньки. Приставив к глазу половинку бинокля, разглядел: пограничный БТР и две цистерны. Третий спиртовоз, значит, сумел в потемках смыться. Наверное, так же где-то в кустах отстаивается.
Развернулся, поглядел назад. Возле обгорелых обломков "Колхиды" поперек дороги стоит ГАЗ-66. Запер колонну в ущелье. Теперь там большие разборки идут. А что утром начнется! Русские пограничники заживо сожгли двух граждан суверенной Грузии! Похоже, завтра никому и дела не будет до какого-то там КАМАЗа с бочкой.
- Слушай, Мамед, а у тебя точно все в порядке с животом? - не унимался Вахид.
- У меня все всегда в порядке - и живот, и все остальное! - надменно заявил Мамед с высоты цистерны.
Как он ошибался. Утром, когда уже вполне рассвело, приготовившись помочиться, он с неприятным удивление увидел на кончике члена мутно-желтую каплю. В некоторой растерянности поделился новостью с Вахидом.
- Это ты триппера поймал, - авторитетно заявил Вахид. - У меня уже было такое два года назад. Это та рыжая тебе подарила. Надо было, как я, минет заказывать. Ладно, какому-нибудь доктору по пути заплатишь, домой уже совсем здоровый приедешь.
- А как твой понос? - Мамеду не хотелось страдать в одиночку.
- Какой понос, слушай? Давно все прошло. Я же говорил - абрикосы.
И он звонко похлопал ладонью по своему жирному волосатому брюху.
Мамеду ставалось только проклинать крашеную шлюху и собственную неосмотрительность.
СПИРТОВОЗЫ
Подвела Мамеда тяга к блондинкам. Уж очень сильно возбуждался на золотистые кукольные волосы, будь они хоть крашеные-перекрашенные, хоть вовсе искусственный парик. Почему так? Может потому, что сам он был уж очень черный?
Девка, из дешевых трассовичек, наверное, попала в скопище машин с попутным шоферюгой и сейчас поспешно заколачивала бабки передком, ошалев от обилия голодной клиентуры. Если и были у неё тут конкурентки, то они вряд ли могли добраться до головы колонны сквозь толпу клиентов. Машин в ущелье набилось несколько сотен. Кто говорил - пятьсот, кто - семьсот, а болтливый Михо утверждал, что не меньше тысячи.
Столпотворение началось пару недель назад, когда российские пограничники получили приказ перекрыть границу для контрабандного спирта. Таких приказов и раньше отдавалось навалом, но в этот раз на пропускной пункт таможенного контроля явилась целая толпа начальников и особистов. Мало того, всю таможенную команду заменили приезжими. И началось...
Первую же автоцистерну со спиртом задержали, как контрабанду. Не уплачены пошлины и акцизы за импортный алкоголь. Следующие машины попросту поехали мимо поста, благо, граница между двумя странами СНГ - Россией и Грузией насквозь прозрачна, как горный воздух. На этом участке шоссе между бывшими братскими республиками простиралась двенадцатикилометровая нейтральная полоса, как раз на всю длину Арцхойского ущелья. На прежних советских картах административную границу рисовали весьма условно, и на каменную щель в горах никто не претендовал, поскольку плодородных земель и пастбищ здесь не имелось, а только дорога, жмущаяся к скалам. Дорогу же надо постоянно ремонтировать, освобождать от каменных осыпей и зимних сугробов. Спрашивается, какому председателю райисполкома это надо?
Так и получилось, что в Южной Осетии, то есть на севере Грузии, пограничники поставили свой пост на краю села при входе в ущелье, а в Северной Осетии, то есть на юге России, таможня и застава тоже были возле села, но на некотором расстоянии от выхода из ущелья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53