Так только, оп-тать, звезданул вон той хреновиной на фиг.
И он указал пальцем в угол. Там стоял двухметровый плохо оструганный шест.
- Врешь! - безапелляционно заявил дядя Вова, молча слушавший допрос. Ты ещё тогда сказал, будто их не меньше трех было. Да они бы тебя там закопали, пьяного.
- А вот и не закопали бы, - завозражал Коля. - Хрен бы они закопали, а не меня. Я бы их сам закопал. Оп-тать! Да они совсем косые были. Друг дружку за руки вели. Я одному дал, все трое упали. Я ещё один раз по всем трем стукнул и сюда пошел. Хотел ещё вернуться, да они убежали. Сказали придут.
- И шоблу приведут? - мрачно поинтересовался дядя Вова.
- Не-а, больше. Эту, как её, - Коля забарабанил себе кулаком по лбу, словно выколачивал застрявшее в пути слово.
- Бригаду, да? - решил помочь Мамед.
- Какой, на хрен, бригаду. - Коля начал сердиться. - Эту... Целую армию. - Понял, что слова его восприняли с недоверием, поправился. - Ну, оп-тать, не всю армию, меньше.
- Дивизию, что ли? - хмыкнул Олег.
- Да, не-е, - бедный алкоголик начал сердиться. - Ты совсем с головой, оп-тать, не дружишь. Другое чего-то они сказали, но не дивизию.
- Тогда, может, полк? - усмехаясь, задал наводящий вопрос дядя Вова, Или батальон?
- Во, точно! Оп-тать! Точно - батальон! - возликовал Коля. - Прямо так. Весь батальон, сказали, завтра приведем.
- Так это были солдаты! - ахнул Олег.
- Ну, да, солдаты, - подтвердил Коля с блаженной улыбкой, - я, оп-тать, и говорю. А вы все - кто, да кто. Слон в пальто и щука в ботах!
- Здесь где-то воинская часть рядом? - спросил Олег, не очень надеясь, что кто-нибудь ответит.
- Ага, - подтвердил дядя Вова, - есть тут стройбат на станции. Километров десять отсюда. Станция такая, - он покрутил рукой, тоже не находя слов, - какой-то километр. Шестьдесят четвертый, что ли...
- Точно, есть тут что-то похожее. - Олег даже задумался. - Может, "Шестьдесят седьмой"? Ладно, будем надеяться, что, даже если захотят прийти, все равно не знают куда.
- Знают, - недовольно возразил Коля, - я им рассказал. А то заблудятся еще. Ищи потом.
Но Олег уже успокоился. Ему казалось невероятным, чтобы пьяные солдаты запомнили, кто их обидел. А главное, совершенно сомнительно, что попрутся за десять километров кому-то мстить. Мамед был того же мнения. И два охранника, которые под вечер явились из города, тоже считали, что все это ерунда. И потому решено было устроить пирушку. Мамед выгрузил из багажника своей "шестерки" кастрюлю, где в остром соусе плавали куски жареного мяса. Добавил к этому большой пакет фруктов, которые привезли с рынка. Целую кучу хлеба на все вкусы: черный круглый, три батона и стопку лаваша. Лаваш этот пекли в частных маленьких пекарнях и продавали в хлебных киосках. У него было поджаристое донце с пропечатавшейся решеткой. Естественно, на стол выгрузилось ещё много помидоров и огурцов, зелень, банка майонеза и тому подобное.
Мамед отвел в сторону Олега и отдал завязанную в полотенце кастрюльку под крышкой.
- Вот, - сказал он, - Гюзель на ужин ждала. Сделала люля-кебаб, а раз ты сюда поехал, сказала, чтобы отвез тебе порцию.
- Спасибо. - Олег даже растерялся. - Скажи, что я никогда не забуду её заботу.
- Кушай, дорогой, на здоровье, - сказал Мамед покровительственно. Очень вкусно. Язык проглотишь. А я домой поехал.
И он действительно уехал. А местные алкоголики погрузились в хлопоты. Начистили картошки. При этом Коля, давно отвыкший от столь сложной работы, дважды порезался, второй раз очень глубоко. Дядя Вова зато опрокинул тазик с салатом, пришлось собирать. Хорошо, что майонез не успели положить. А когда положили и перемешали, салат стал одного цвета и совершенно сделалось незаметно, что все это валялось в пыли.
Олег в этом мероприятии не участвовал. Он закрылся в своей кандейке, разогрел на плитке присланный Гюзелью ужин и с большим удовольствием все съел. Ему было очень приятно, что женщина не только не забыла его, но и позаботилась. И думая о ней, он прилег на кушетку, раскрыл библиотечный том Карамзина, но так и не прочитал ни строчки. Вернее, читал, но не понимал прочитанного. Все мысли были в городе. Он представлял, как Гюзель в красном халате неслышно скользит по паласам, снимает с волос цветной платок. Как присаживается на диван напротив телевизора, такая хрупкая, тонкая. И томительная нежность переполняла его.
Но о нем все-таки вспомнили. Вообще-то все привыкли, что Олег не участвует в вечерних пьянках. Но сегодня был особый день, точнее, вечер. Даже мясо в соусе специально привезли. Праздновали пуск линии розлива. И кто-то об этом вспомнил. Наверное, дядя Вова. Он же и прибежал звать Олега за общий стол. Тот поотнекивался, а потом решил не скучать в одиночестве и поддержать компанию.
Но, если компания и нуждалась в поддержке, то лишь в самом буквальном смысле этого слова. Коля, например, не только стоять, сидеть уже не мог. Говорить он тоже не мог. Единственное слово, которое ещё был способен произнести, не имело определенного значения. Это было его любимое слово "оп-тать". Жена его Инка держала в руках пяльцы с серой тряпкой и удивленно на них таращилась. И все спрашивала, кто спорол половину узора. Да никто не спарывал, просто смотрела с обратной, изнаночной, стороны, а перевернуть пяльцы ни у кого уже соображенья не хватало. Дядя Вова, приведя Олега, сел, выпил и принялся рассказывать, как пил брагу в колхозе - один трехведерную флягу. При этом поворачивался к стене и ей все объяснял и показывал. Только два азербайджанских охранника были более-менее в форме.
Олег понюхал налитое в залапанный стакан пойло. Запах был вполне терпимый. Качественный импортный спирт сивухой не отдавал, в ноздри не шибал и глаза испарениями не резал. Подумав, Олег выпил, закусил огурцом и посмотрел на своих сотрапезников с сожалением.
- Правильно, Мастер, - одобрил его действия охранник Чингиз, малорослый, но крепкий парень с трехдневной сизой щетиной. - А то ты совсем никогда не выпиваешь. Мы думали, ты лечился от запоя. Лечился, да?
- Нет, просто не хочу. Когда выпьешь, это пропащее время. А мне сейчас почему-то жалко время транжирить.
- Когда выпьешь, весело делается, - не согласился с ним Чингиз. - Это радость, а не вот это, которое ты сказал.
- Вон, посмотри на них, - кивнул Олег на собутыльников. - Много у них радости? Больше на животных похожи, чем на людей.
- Человек самое большое животное, - с твердой убежденностью заявил Чингиз. - Человеку чего надо? Пожрать, попить, поспать и бабу. Любой шакал, любой собак только это и хочет. Я правильно говорю, Миша?
- Правильно, - закивал его напарник, которого на самом деле звали не то Махмуд, не то Мехди, - человеку ещё шмотки надо, машину, дом большой. А так - животное. Денег дай, и работать не будет. Тебе дать миллион долларов, ты такой же сразу станешь - пить, есть, валяться...
- А если тебе миллион дать? - спросил Олег, усмехнувшись.
- Мне миллиона мало, - мечтательно сказал Миша, - а вот миллиард... Построил бы дворец, слуг нанял, а сам в гареме пировал.
- Не, я бы остров купил, - встрял в его мечты Чингиз, - там бы дворец себе построил. Жил, как султан.
И они с азартом начали описывать свои апартаменты, соревнуясь, у кого богаче.
ЗАХВАТЧИКИ
Олег, слушая их, только посмеивался. Неожиданно ему послышался какой-то отдаленный гул. Он прислушался. Работал двигатель. Какая-то машина приближалась к ферме. Звук становился все слышней, все гуще. Отрывистое, с подвывом, тарахтенье, частые хлопки. Похоже, дизель. Причем тракторный.
- Слышите? - спросил Олег парней.
Те посмотрели друг на друга, потом на Олега.
- Ну, - подтвердил Чингиз.
- Кто сюда ночью на тракторе может ехать?
- Воры? - предположил Миша и встал из-за стола.
Чингиз, вытирая ладонью губы, тоже вскочил. Обхлопал себя ладонями, словно "барыню" плясал. Задумался, хлопнул напоследок себя по лбу, видно, вспомнил, что искал по карманам. Из кармана висящей на гвозде куртки достал газовый револьвер. Миша тоже держал в руке такую же здоровую "пушку" и разглядывал откинутый барабан. Проверял, заряжен ли, будто так не помнил. Наверное, просто имел дурную привычку вот так без причины играть с оружием, а сейчас уже машинально откидывал и крутил барабан.
Вышедшего из фермы Олега ослепил свет мощных фар, бьющий прямо в глаза. Трактор был уже совсем близко, в сотне метров. Олег прикрыл глаза ладонью, увидел на фоне темно-голубого неба ползущий с пригорка черный силуэт трактора. Лучи фар сползли в сторону, трактор делал поворот. И сразу нарисовался силуэт высокого и длинного тракторного прицепа. И над бортом прицепа мельтешили человеческие тени. Мало того, они вопили, свистели, визжали и топали так, что высокие и громкие звуки прорывались даже сквозь тракторный гул.
Еще через пару минут трактор своротил единственное уцелевшее звено забора, сгреб широкой мордой остатки скирды, подняв волной перепрелую солому, и встал, как вкопанный. Двигатель, рыкнув, сошел на глухое ворчанье и заглох. И тогда со всей отчетливостью раздался кованый топот удалой пляски, и вдарила по ушам отрывистая, исполняемая в полный крик, старинная советская песня:
Ах куда ты, паренек, ах, куда! - Ты! Не ходил бы ты, Ванек, во солда! - Ты!
Это живо напомнило Олегу второй день разгульной деревенской свадьбы, когда самогон и брага уже сделали свое горькое дело, и народ куражится, совсем плохо помня, по какому поводу идет такая пьянка. Поют и пляшут, словно выполняют тяжелую, но обязательную крестьянскую работу. А потом все это мгновенно переходит в жуткую и беспричинную драку. И сейчас был как раз тот самый трудно уловимый момент, когда гульба переходит в побоище. Но Олег почувствовал это каждой клеточкой своего тела, словно принял радиосигнал или, что гораздо точнее, ощутил электрическое поле накатывающейся грозы.
- Эй! Бакланы! - раздался крик. - Приехали!
Песня тут же оборвалась, только один баклан, видимо, заклинило, продолжал молодецким посвистом аккомпанировать и выколачивать сапогами ритм из гулкого днища прицепа. А через борт уже, словно парашютисты, решительно падали пьяные солдаты.
Олег не стал смотреть, как они приземляются, точнее, шмякаются, и быстро отступил под прикрытие бетонных стен фермы. Дверь он за собой захлопнул и задвинул железный засов. Почти сразу же дверь набатно загудела, потому что не только засов был железным, но и она сама тоже. Пьяный военный десант по каким-то причинам оказался совершенно безоружным, а сапогами и кулаками такую дверь не вышибить и целому полку. Поэтому Олег решил, что солдатики перейдут к бесполезной и неопасной осаде, а через некоторое время отступят.
Но солдатики сразу пошли на решительный приступ. С хрустом осыпалось стекло и на бетонный пол упал камень. Окна, на две трети заложенные кирпичом, были хорошей преградой, но не абсолютной. Небольшая рама в верхней части вполне позволяла пролезть человеку, просто ему трудно было забраться так высоко. Но, похоже, нападающие просто забросили в окошко одного из своих. Воин влетел руками вперед и лег грудью на раму с торчащими осколками. Ничего особенно он не почувствовал по причине полной невменяемости. Был он в защитного цвета легкой курточке без погон, напоминающей спецовку, крутил коротко остриженной головой, и в выпученных глазах его не отражалась человеческая мысль.
- Назад ходи! - закричал ему Чингиз и выпалил из газового револьвера.
Воин уставился на азербайджанца. На его юном и глупом лице образовалась пьяная ухмылка, словно знакомого увидел.
- Чечен! - радостного заорал солдат, тыча рукой в сторону Чингиза. Братаны! Чечена поймал!
Тут его, наверное, толкнули снизу в ноги, потому что он резко просунулся вперед и с громким стуком выпал на пол. Следом упали последние осколки стекла из рамы. Но пьяных, как известно, бог бережет. Ничего ему не сделалось. Солдат неторопливо поднялся и пошел вперед, делая медленные широкие гребки руками. Олег сначала подумал, что парень натуральным образом поплыл, но потом понял - боксирует. Норовит в морду кулаком въехать.
Чингиз, отступая, принялся раз за разом методично стрелять из своего газовика. Каждый раз из ствола выплескивался лоскут огня и желто-голубой дымок, но парень продолжал грести прямо на ствол. Наверное, охранника не предупредили, что слезоточивый газ на пьяных и собак не оказывает никакого действия. Может, только злит больше.
Видя, что выстрелы в упор не останавливают храброго русского солдата, а в барабане револьвера остались только стреляные гильзы, Чингиз развернулся и бросился бежать в дальний конец фермы. У Олега вдруг слегка защипало глаза, и он тоже быстренько отбежал. Газовое облако, нисколько не мешающее нападающим, быстро рассеяло всех обороняющихся. Увы, но пресловутый слезоточивый газ практически не действует на пьяных и собак.
Второй охранник, Миша, он же Махмуд или что-то в этом духе, высунувшись из-за бетонной перегородки, кричал:
- Эй! Тебе чего надо!
Пьяный солдат, привлеченный этим криком, сразу переключился на новый объект. Бормоча что-то неразборчивое, но наверняка матерное, он поплыл крупными гребками на Мишу. Тот отступил в темноту и исчез. Лампочка светила только у входа, а остальное помещение длинной метров в полтораста, пребывало во власти ночи.
В окно тем временем ещё кто-то ввалился и, выполняя боевую задачу, отодвинул засов на двери. Осажденная крепость пала, не оказав серьезного сопротивления. В неё ворвались ликующие враги, чтобы по обычаю подвергнуть грабежу. Олегу захотелось догнать Чингиза и надавать по морде. Если бы не его идиотская газовая атака, можно было бы спокойно принимать пьяных бойцов прямо под окном и вязать портянками. Или вырубать. Тем более, что они и так все были в полуотрубе от выпитого накануне для храбрости. Сейчас же приходилось спасаться самим.
Миша уже спасся, где-то затаился. Чингизу пришлось хуже. Убегая в темноту, споткнулся не то о шланг, не то о кабель, и со всего размаха хрястнулся на пол. После чего довольно долго корчился на пыльном бетоне никому не нужный. Никто к нему и не подошел, и не пнул даже слегка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53