После первого звонка антипоклонников ее таланта у Ольги чуть не повяли уши. Кто-то неизвестный на смеси фени и мата пообещал отхарить ее в особо извращенной форме. Потом позвонил некий доброжелатель и предложил написать опровержение статье о караваевском юбилее, иначе с ней может произойти трагическая случайность. К примеру, выйдет она из 6-го номера трамвая и, о ужас, поскользнувшись, попадет под его колеса. Человек с елейным голоском звонил еще несколько раз, все напоминал про опровержение и трамвай, рисовал перед журналисткой страшные перспективы. Вот, мол, отрежет ей железными трамвайными колесами ножки, будет она ползти на культяшках по пыльной дорожке и умолять, мол, боженька, ласковый боженька, верни ножки бедной безноженьке.
После таких предупреждений Ольга перестала ездить на 6-м трамвае, стала плохо спать и озираться по сторонам на улице. А еще она приехала к нам и пожаловалась на анонимных телефонных доброжелателей. Вязов посмеялся над ее переживаниями, назвал их пустыми страхами, но понял, откуда ветер дует и решил провести ответную акцию устрашения.
Пока шли высокие политические игры и строились версии - усидит ли Караваев в своем кресле или нет, Вязов попытался использовать ситуацию для наведения порядка в сфере переработки изъятой алкогольной продукции. Чтобы конфискованная "паленка" действительно перерабатывалась, а не поступала снова в продажу, следовало разобраться с фирмой "Ландыш". А поскольку в этой фирме все было фальшивым, от юридического адреса, до директора, выполнявшего там примерно те же функции, что и гражданин Фунт в "Рогах и копытах", то сначала ее нужно было найти. Но Виталий не получил бы от нас с Зигельбаумом прозвище "Охотника за кидалами", если не щелкал такие задачки как орешки. Никакие ухищрения жуликов законспирировать свою деятельность не могли его остановить. Вот и в этот раз он неведомыми мне путями сумел получить информацию, когда представители "Ландыша" приедут на склад УМТ и ХО за очередной партией изъятой алкогольной продукции. И нам оставалось их только задержать.
Мы остановили машины "Ландыша" уже на выезде со склада. В одной из них, грузовой, размещалась продукция, а в другой, легковой, системы "Джип "Мицубиси"" - сопровождающие лица. Лиц было двое. Одно - простое, рабоче-крестьянское, принадлежало личности шофера, а другое, чем-то напоминающее бульдожью морду - экспедитора. Видимо в фирме "Ландыш" было так заведено, что экспедитора по протоколу должны возить на джипе. Трудно даже представить на чем тогда там транспортируют директора. На лимузине, не меньше.
Правда, о том, что человек с бульдожьей "мордой лица" - экспедитор, я и Виталий узнали не сразу. Поначалу он напрочь отказался разговаривать с нами и снисходительно объяснил, что мы можем отдыхать, поскольку наше милицейское руководство "в курсах". Однако Вязов настойчиво повторил свою просьбу предъявить документы на алкогольную продукцию.
- Братан, ну ты чо, в натуре, такой упертый?! Если у тебя есть вопросы, зайди на склад к Бруевичу, он тебе все популярно объяснит.
- Зачем беспокоить больного человека? - пожал плечами Виталий. - У Бруевича последнее время ноги стали сильно опухать. Еле ходит. Ему лечиться надо, а не на вопросы отвечать.
- Точняк, - кивнул экспедитор. - А я секу, он ковыляет как пингвин. Говорит, ботинки жмут, а у него, значит, ноги пухнут. Надо Бруевичу сказать, чтобы пива меньше пил.
- Так как на счет документов? - вернулся к основной теме Вязов. Добровольно предъявим или необходимо силу применять?
- Ну, рискни здоровьем, примени, - усмехнулся бульдожьемордый.
Виталий рискнул. Но прежде, вдруг вытаращил глаза, уставился куда-то за спину представителю "Ландышаа" и удивленно произнес:
- Опаньки! А Колчедан-то что здесь делает?!
Экспедитор машинально обернулся. А потому не сумел среагировать, когда Вязов неожиданно схватил его за правую руку и защелкнул на ней браслет наручников. В это время подскочил я и вцепился задерживаемому в левую руку. Виталий тут же пристегнул ее наручниками к правой.
Несмотря на скованные верхние конечности, экспедитор не собирался сдаваться. Грязно ругаясь, он отпихивал нас плечами и еще пытался лягаться. А поскольку вес его был за центнер, мы с Вязовым взмокли, пока доволокли мужика до своей автомашины и затолкали в нее. Но и там задержанный не угомонился и продолжал пихаться. Наша бедная "шестерка" жалобно скрипела и раскачивалась всю дорогу до райотдела. Выезжавший с нами на задержание Кузнецов обратный путь проделал с комфортом в "Мицубиси", в куда более в спокойной обстановке, хотя ему приходилось еще бдить, чтобы машина с "паленкой" не улизнул по дороге. Добравшись до райотдела, мы загнали грузовик во двор, а джип специально поставили под знаком "Стоянка запрещена", чтобы гибэдэдэшники обратили на него внимание.
Работа с задержанными - это почти всегда психологическое противостояние. Опер и человек, которого он считает преступником, находятся друг напротив друга, а между ними лежит чистый листок бумаги. Чья воля окажется сильнее, тот и будет диктовать какую версию записывать на этом листе. А видение ситуации, облеченное в бумажную форму, уже станет, если не истиной в последней инстанции, то, по крайней мере, официальной трактовкой событий.
Вот и сейчас, по нашей версии фирма "Ландыш" занималась противозаконной деятельностью, забирала изъятую милицией фальсифицированную алкогольную продукцию и по второму разу запускала в торговый оборот, на чем отгребала бешеные деньги. А бульдожьемордый экспедитор придерживался иной версии: "Ландыш" облагодетельствовал милицию, согласившись в убыток себе перерабатывать изъятую "паленку" на жидкость для мойки стекол. Еще он считал, будто нам с Вязовым не место в милиции, о чем прямо высказывался, а также ответственно обещал, что нас в скором времени вытурят из органов. Амбиции экспедитора не свидетельствовали о его большом волевом потенциале, скорее демонстрировали банальную наглость. Сила воли отнюдь не пропорциональна мышечной массе. Много раз приходилось убеждаться на практике, что хрупкие миниатюрные женщины оказываются более психологически стойкими, нежели тертые уголовники. Таким, как наш гость, просто нужно сначала дать возможность выплеснуть энергию, а потом из них можно вить веревки. Вязов в таких психологических схватках был мастак, и, сталкиваясь с выступалистым клиентом, нарочно сперва доводил того до белого каления своим спокойствием и язвительными замечаниями.
Вот и сейчас, он, пристегнув экспедитора наручниками к батарее парового отопления, невозмутимо изучал обнаруженные у него документы, совершенно не обращая внимание, как тот поливает грязью всю российскую милицию в нашем лице. Когда фонтан красноречия задержанного иссяк, Виталий поинтересовался:
- Ячкин - это ваша настоящая фамилия?
- А какая же еще? - буркнул экспедитор.
- Может быть, девичья. А то ты ведешь себя странно. Как петух крыльями машешь, кукарекаешь громко.
Ячкин решил, что его оскорбляют, и опять принялся выступать, грозя нам всевозможными карами. Когда пыл его малость поутих, Вязов заметил:
- Не тешь себя иллюзиями. Такая "шестерка, как ты, никому не нужна. Посуди сам, сколько времени мы здесь сидим, а никто не торопится ехать спасать тебя и срывать с нас погоны. Даже телефон молчит. Читал книжку "Шестерки умирают по пятницам"? Нет?
Вообще-то, шестерки умирают первыми, а по пятницам - дураки, но задержанный мысль опера понял. Между тем Виталий продолжал:
- Так вот, сегодня, как раз, пятница. Мы можем сделать с тобой что угодно, и никто не вступится. Не будь наивным, братец. Тебя намеренно бросают под танки, чтобы ты отвечал за всех и по полной программе. Я могу держать любое пари, что руководство "Ландыша" от тебя открестится, как черт от ладана. Не веришь? Называй номер, сейчас твоему начальству позвоним и спросим.
Экспедитор уже открыл рот, чтобы назвать телефонный номер настоящего директора фирмы "Ландыш", что нам и нужно было, и, вдруг, осекся. Потом подозрительно оглядел нас и заявил:
- Без адвоката говорить ничего не буду! Позовите адвоката.
- Какие проблемы, - пожал плечами Вязов. - Сейчас позовем.
Он встал, распахнул дверь в коридор и громко крикнул:
- Адвокат! Эй, адвокат!
Чуть подождал, вернулся на свое место и невозмутимо произнес:
- Ну вот, позвал. А он не отзывается. Придется тебе, дружок, без адвоката покаяться.
- Издеваетесь, да? - хмуро спросил Ячкин.
- Помилуй бог! Какое издевательство? Мы тебе добра желаем и помочь хотим. Понимаешь, какая петрушка получается: мы паленую водку сначала изымаем, а потом снова обнаруживаем ее в торговой сети. Причем, сомнений в том, что это та самая водка, нет. Мы ее помечаем. Сразу возникает вопрос: кто ее получал на складе у Буздяка? Ответ напрашивается сам собой экспедитор Ячкин. Все документы выписаны на него. Сразу возникает второй вопрос: сам ли Ячкин запускал изъятую водку в торговый оборот или действовал по указанию руководства фирмы "Ландыш"? И ответ на этот вопрос я сейчас жду от тебя.
Экспедитор пригорюнился, призадумался, а в кабинет заглянул Петрович.
- Что у вас тут за шум был? - спросил начальник.
- Да вот, товарищ просил позвать адвоката, я и позвал, - пояснил Вязов.
Петрович окинул нас всех цепким взглядом и распорядился:
- Виталий Иванович, зайди-ка ко мне.
От шефа Вязов вернулся очень хмурый и задумчивый. Ему пришлось выслушать резкую нотацию по поводу недопустимости негуманного обращения с задержанными. Петрович сказал, что у нас не гестаповские застенки, и приковывать граждан к батарее - последнее дело. К тому же это чревато последующими жалобами в прокуратуру. Посему начальник распорядился наручники с Ячкина снять и обращаться с ним вежливо.
И я, и Виталий понимали, что Петрович на сто процентов прав. В данном случае мы элементарно схалтурили. Задержание должно завершать оперативную работу, а не предшествовать ей. Когда преступные действия человека уже задокументированы негласным путем, можно не полагаться на его откровенность, и, соответственно, не нужно выбивать у него признание. Но теперь уже поздно было рассуждать о теориях.
Нотация Петровича, похоже, задела Вязова за живое. Я уже научился распознавать настроение партнера, поэтому сразу понял, что, несмотря на внешнюю невозмутимость, он с трудом сдерживает эмоции, кипящие и клокочущие в душе. Для него стало делом чести расколоть Ячкина. Только тот еще не знал об этом и упорно отказывался покаяться.
- Не надумал говорить? - хмуро поинтересовался у него Виталий.
- Нет! - отрезал тот.
- А если хорошо подумать? - с зловещим оттенком в голосе произнес Вязов, после чего демонстративно достал и положил на стол массивную резиновую милицейскую дубинку.
Экспедитор заволновался.
- Бить будете? - спросил он.
- Будем, - кивнул Виталий.
- Не поможет. Все равно ничего не скажу. Я не дурак, чтобы сам на себя статью вешать. У вас же нет ничего на меня. Ну, отметелите, а потом все равно домой отпустите.
В ходе предыдущего психологического противостояния Вязову удалось добиться локального успеха. Ячкин утратил амбициозность и больше не грозился, что его высокие покровители посрывают с нас погоны. Однако "стойку держал" и сознавать в грехах по-прежнему не собирался. Требовался какой-то нестандартный ход, чтобы его дожать. А дубинотерапия, судя по всему, в этот разряд не попадала.
- Зря ты так уверен, что у нас на тебя ничего нет. Знаешь старую поговорку: "был бы человек, а статья найдется", - усмехнулся Виталий.
- И какая же статья мне корячится, по-вашему? - спросил Ячкин, и сам же ответил: - Нет у вас такой статьи, чтобы мне подвесить.
- Ошибаешься, дорогой, есть. И не просто статья, а целый царский Указ. А поскольку его никто официально не отменял, то он считается действующим.
- Какой-такой Указ?
- Указ о наказании тех, кто водку бодяжит и ею торгует. Прочитать?
Ячкин сглотнул и молча кивнул. А Вязов порылся в столе, нашел какую-то книгу, где приводился настоящий Указ Петра I о подделке виноградных вин, и, перефразируя его применительно к водке, зачитал:
- "Кто дерзнет российскую водку разбавлять, никакоже таинства не совершит, но согрешит иерей тяжко, смертно".
Виталий закрыл книгу, немного помолчал, словно осмысливая прочитанное. Потом сурово посмотрел на экспедитора и изрек:
- Понял, злодей? "Смертно" тебя наказывать нужно. И приговор царский окончательный, обжалованию не подлежит. Будем тебя казнить.
Я привык к вязовским выкрутасам, но то, что он сделал далее, удивило даже меня.
Виталий достал пистолет, подошел к задержанному и завязал ему глаза, как делают перед казнью. Причем, все манипуляции производил с отрешенным видом, словно бы уже начинал скорбеть о безвременно усопшем Ячкине. Потом снял оружие с предохранителя и передернул затвор, досылая патрон в ствол. В наступившей тишине клацанье затвора прозвучала довольно громко. Но относительно грохота, раздавшегося несколько секунд спустя, как бы и тихо. А грохот произвел резкий удар, нанесенный Вязовым резиновой дубинкой по шкафу. Причем звук получился весьма похожим, на такой, какой бывает при выстреле.
Ячкин начал медленно оседать и вдруг шлепнулся на копчик. Тут уж я не выдержал. Соскочил со стула, подбежал к задержанному и сорвал ему повязку с глаз. Экспедитор сидел на полу, словно и вправду застреленный, с неподвижным остекленелым взглядом. Чтобы привести его в чувство, пришлось плеснуть в лицо водой из графина.
- Эх, промазал! Придется повторить, - проронил Вязов.
- Не надо, - попросил Ячкин, потираю грудную клетку. - У меня сердце слабое.
- Вот и замечательно! - обрадовался Виталий. - Мы тебя сейчас застрелим, а потом напишем, что ты скончался от сердечной недостаточности.
- Не надо, - повторил экспедитор. - Я говорить буду.
- Говоря - говори, - кивнул Вязов, убрал пистолет в кобуру и сел за стол, приготовившись писать.
Рассказ Ячкина не отличался полнотой и сенсационными разоблачениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48