https://wodolei.ru/catalog/vanni/Roca/
Отличная прическа, - заметила Полина, проскакивая мимо по устланной ковром лестнице к директорскому кабинету. Подмигнула сидящей за секретарским столиком Лоре и - прямо в заветную дверь.
Солидный человек с жесткими седыми волосами оторвался от бумаг, завершив разговор, опустил телефонную трубку и, развернув кресло, строго посмотрел на вошедшую девушку.
- Зачем явилась, красавица? Сегодня тебя здесь нет.
- Полно времени до самолета. Хочу пробежать сообщения. Ведь знаешь, Глеб прежде всего о делах расспрашивать начнет.
- Только ты его сюда не вези. Нечего делать - пусть хоть немного дома посидит. - Директор поднял трубку зазвонившего телефона.
- Устрою профессиональное похищение. Прямо из Шереметьева - за стол. У меня там все шипит и пахнет. Может, все же зайдешь? - Полина подкралась к директору и, обняв его за шею, шепнула, - Имею чрезвычайно важное эксклюзивное сообщение.
Андрей Дмитриевич насторожился, быстро завершил телефонный разговор, вопросительно посмотрел на Полину.
- Да ты, товарищ генерал, глаза на меня не щурь. Я ж вся прозрачная. Вот ничегошеньки тебе не скажу. Догадайся...
- Детка, Соню пригласили на презентацию в Дом художника. Она уж и так меня два дня накачивает, чтобы я тебя с Глебом непременно туда привез. Так что учти, - я тебя изо всех сил уговаривал.
- А я согласилась. И Глеб, - просто с восторгом. Но после того, как я ему рассказала кое-что, не захотел выходить из дома. - Полина таинственно улыбнулась. - Такой вариант подходит?
- Ну, это зависит... - засомневался директор. - Может, убедительней пищевое отравление морепродуктами? После того, как Соня три дня провела в туалете в результате посещения индийского ресторана, у неё зуб на экзотическую кухню.
- Ладно. Мидии плюс мое сообщение. Это уже полулетальный исход. Коматозное состояние. - Она закружилась по просторному кабинету. Андрей Дмитриевич ловко поймал её и усадил к себе на колени.
- Будешь сидеть, пока не расколешься. Что натворила, а? Глаза хитрющие-прехитрющие...
- Я беременна. Уже два месяца, папка! - Полина уткнулась в его щеку, вдыхая знакомый с детства запах одеколона и табака. Она слышала, как сосредоточенно посапывал мужественный генерал, проявивший героизм в Афганистане.
- Славно... Очень славно.
Поцеловав отца, Полина вскочила:
- Одобрямс?
- Целикомс. - Он поднялся, слегка припав на левую ногу, где под элегантной серой брючиной чуть скрипнул протез. - А завтра-то суббота. Приедете к нам? Я порадую Соню.
Полина с улыбкой кивнула. Он сказал "к нам", значит, уже что-то решил. И ни словом не заикнулся о матери. Впрочем, она и сама подумала о ней лишь сейчас.
- Созвонимся завтра. Сегодняшний вечер - подарок Глебу. Свечи, Элтон Джон, бифштекс с кровью и соусом "Муссолини". По-твоему, после всего этого он выдержит сообщение?
Андрей Дмитриевич развел руками, изобразив преувеличенное сомнение. Шутка скрывала странную неуверенность. Ему нравился Глеб, у него радостно сжалось сердце при вести о внуке. Но почему Полина ни разу не обмолвилась: "муж" или "мой будущий муж"? Почему сам Глеб не попросил руки своей избранницы? - "Старомоден ты до противности, старый хрыч", - сказал себе директор, но не мог подавить тревоги, глядя вслед убегающей дочери.
Глава 2
Андрей Дмитриевич не относился к людям, склонным задумываться над превратностями судьбы, мучительно анализировать все стороны своего поступка, даже весьма серьезного, а потом дотошно копаться в нюансах, отыскивая причину неудач. "Армейский служака", проработавший в рядах Вооруженных Сил более четырех десятилетий, считал себя человеком чести и совести. Что бы ни говорили вокруг о неблагополучных факторах переходного времени, как бы ни роптали на обстоятельства, Андрей Дмитриевич не сомневался: личная совесть превыше всего, а долг офицера - превыше совести. Даже конфликты между этими двумя высшими инстанциями терзали его редко. Возможно поэтому парнишка из белорусской деревни, попавший в пехоту по призыву прямо из школы, двигался по служебной лестнице весьма успешно. Остался сверхсрочником, окончил военное училище, отличился в пресечении конфликта на Чукотском море, попал по личной рекомендации командира Дальневосточного округа в военную академию и получил назначение на закрытый завод в подмосковном городке.
Андрея Дмитриевича любили и "сверху", и "снизу" - начальству нравилось иметь исполнительного, аккуратного руководителя, чье подразделение держалось на образцово-показательном уровне, подчиненные души не чаяли в суровом, но справедливом командире из породы "отцов родных". Он не спускал разгильдяйства и аморальности, жестокости, хамства, но и умел защитить несправедливо обиженного, "взять под крыло" способного парнишку, помочь солдатской матери или заждавшейся невесте. Даже самый злобствующий диссидент, списывающий положительных героев "советской кинолетописи" в отход конъюнктурного брака, не мог не признать - такой герой существует на самом деле в лице майора Ласточкина.
Злобствующего диссидента представлял в застойные годы ближайший дружок Андрея Дмитриевича - Кирилл Сергеевич Рассад. Они вместе начинали с рядовых и вместе окончили военную академию, а затем пути друзей круто разошлись военный инженер Ласточкин пошел по технической части, Рассад - "по шпионской".
Он возглавил в "Пентагоне", как обзывали чуждые элементы Министерство вооруженных сил, отдел, занимающийся идеологическими диверсиями. В ту ночь, когда Кирилл Рассад сообщил другу о назначении его командиром артиллерийского дивизиона в ограниченном контингенте войск, направляемом в Афганистан, оба они здорово выпили на "даче" Ласточкина - в условиях собственноручно собранного на шести сотках хозблока.
Интеллигентный до чуждого народу аристократизма, Рассад проявил себя с неожиданной стороны, расцветив разговор виртуозной матерщиной. Свидетелей задушевной беседы друзей не было. К счастью, поскольку ответственное лицо МВС позволило себе высказать такие идеологически невыдержанные соображения, за которые в районном суде по головке не погладили бы, а уж в трибунале... Андрей Дмитрич ерошил коротко подстриженные жесткие волосы и упрямо глядел в тарелку, где рядом с разварной картошкой лежали куски самосольных патиссонов и "русской" колбасы.
- Да тише ты, Кир, чего впустую воздух сотрясать. Меня перековывать поздно. Ты лучше своему главному пару этих слов на ушко шепни. Из того, что здесь мне про "дружескую помощь" Афгану рассказывал. А я воевать пойду, и что от меня зависит - выполню честно.
- Честно! - Кирилл Сергеевич сдержал очередную ненормативно-лексическую тираду. - Кой хрен здесь вспоминать о чести! Бандитизм и варварство.
- Валю жалко оставлять. Только-только душа в душу ужились... Сокрушался Андрей, пропуская мимо ушей "злобные антисоветские" формулировки друга.
Семейная ситуация у Андрея Дмитриевича в самом деле не располагала к военным походам. Он женился поздно на молодой, красивой, горячей Валюше Ястребовой. Клубному работнику воинской части исполнилось 23, а Ласточкину - 36. У него было мужественное лицо актера Урбанского из фильма "Коммунист" и немногословная, убедительная речь; у неё - талия Людмилы Гурченко, затянутая широкими поясами, смешливый характер и фантастические фиалковые глаза. Все в городке знали, что такие глаза имеются только у двух женщин некой Лиз Тейлор и Вали Ястребовой. Чем там завлекала бесчисленных мужей голливудская дива - не очень понятно. А вот Валя, кроме яркой внешности и зажигательного нрава очаровательно пела под Жанну Бичевскую, аккомпанируя себе на гитаре, исполняла на вечерах самодеятельности "кубинскую румбу" и владела однокомнатной квартирой в военгородке с лоджией в новой девятиэтажке, выходящей к озеру.
На праздничном вечере, посвященном октябрьским торжествам, Ласточкин пригласил Ястребову танцевать. Среди столиков клубного буфета, накрытых пирожными и бутербродами, нерешительно толкались несколько пар. ВИА "Ракета" разыгрался по полной программе - от Пахмутовой к мелодиям зарубежной эстрады. Наблюдавших за красивой парой, вдумчиво исполнявшей модернизированный фокстрот под душераздирающие вопли солиста-лейтенанта Лобкова "С другим танцует девушка моя", забавляло сочетание "птичьих" фамилий. Все шутили, что при заключении брака майору лучше взять фамилию супруги.
Они, действительно, скоро поженились. Ласточкин получил завидную семью - супругу-хозяюшку, красавицу, умницу и впридачу трехлетнюю Полюшку. Про отца дочки Валя особо не распространялась. "Дура была, всему верила. А он отслужил и уехал. У них, у эстонцев, свои правила, интернациональные браки не котируются. Слишком ценные персоны, чтобы свою кровь с инородной мешать". Плод запретной связи имел задумчивое личико, насупленные бровки над синими глазами и тонкие льняные волосенки, сохраненные Валей для завязывания бантов.
Ласточкин опешил от неведомой щемящей радости, когда незнакомая девочка, едва глянув на него исподлобья, постановила: "папа". И забралась на колени. Потом, правда, брякнула подъездная сплетница тетка Клава гулявшему с девочкой Ласточкину: "Вот Валька-то умная! С пеленок дитя научила - чуть мужик рядом объявится, сразу - "папа"!" Ласточкин только поморщился и больше на площадку у дома с дочкой не выходил. А потом и вовсе перебрались они на соседнюю улицу в новую двухкомнатную квартиру.
Их считали образцовой семьей - все красивые, нарядные, ухоженные, в доме - сытно, ковры да хрусталь, в детсаду Полина самая примерная и способная, лучше всех стихи запоминает и песни. Только исполнять на утренниках стесняется, и вообще не очень общительная, молчунья.
- Дочка в меня. Я тоже не больно разговорчив. У нас за всех Валюшка, как по радио, вещает, - отшучивался Андрей Дмитриевич. - Три программы, новости плюс концерты.
В конце августа 1977 года Андрей Дмитриевич пришел домой с запозданием и, предвидя упреки жены, с порога заявил: "Я в столовой обедал, борщ не грей".
- И не собираюсь. У нас сегодня торжественный ужин. Иди в ванну, куревом просмолился. Голубую индийскую рубашку на кнопках надень и серые брюки. - Чмокнув мужа, Валя поторопилась в спальню. - Сюда пока не заходи. Мы сюрприз готовим.
Освежившийся и переодевшийся в праздничное, Ласточкин обнаружил накрытый в гостиной стол, подсчитал приборы - гости вроде не ожидались. Он сел у телевизора, но включать не стал, задумался: и откуда Валя могла узнать? Приказ о назначении майора Ласточкина в Афганистан был официально оглашен час назад в кабинете начдива. Может, почувствовала? Пирог загодя поставила?
Послышался смех, двери в спальню распахнулись и на пороге появилась Полина в школьной форме, белом фартуке, с портфелем и грандиозным капроновым бантом.
- У меня ещё колготки белые будут и букет... - Сразу заметив озабоченность отца, девочка бросилась к нему. - Не дрейфь, папка. Я тебя огорчать не буду. Больше всех стану пятерки носить... А ты за это меня на рыбалку возмешь.
Андрей Дмитриевич прижал бросившуюся ему на грудь девочку. Из-за торчащего банта обменялся долгим виноватым взглядом с Валей. Та сразу поняла и как подкошенная рухнула на стул.
В последовавшие два года они пробовали устроить свою жизнь по-всякому: то оставив Полю бабушке, переселились вдвоем в Кабул. Только и там Валя редко виделась с находившимся на отдаленных позициях мужем. Взяла к себе дочь, а через полгода вернулась вместе с ней домой. Страшно там и противно, никаких денег не захочешь. Живешь за решетками и заборами, как в зоопарке, ещё под охраной бэтээров. Если кого из местных встретишь, так лицо поднять страшно - ненавистью, как кислотой, того и гляди плеснут. А уж сколько цинковых гробов на родину переслали, лучше не вспоминать.
Андрею везло целых четыре года, хотя он и лез в самое пекло. А вскоре после того, как Ласточкину было присвоено звание генерала, доставили его в Москву спецрейсом на носилках, без сознания, прямо в Бурденко. Врачи обещаниями не радовали, но Ласточкин выкарабкался - контузия, конечно, ампутация левой ноги и почки. Только это, считай, чудо, если учесть, из какого кровавого месива откопали солдаты раненого командира.
Стал генерал Ласточкин инвалидом войны, орденоносцем-героем, но дома не засиделся. Хорошие руководители и специалисты везде нужны. Тем более, на "военке", да ещё с таким опытом и послужным списком. Доверили Ласточкину весьма ответственное предприятие, предупредив о строжайших правилах соблюдения секретности и важности производства. А он и обрадовался поспешил голову проблемами трудного производства забить. Чем меньше о личной жизни думаешь, тем лучше.
Не сложилась она, а как из окружения проблем выбраться - не ясно, - не на фронте. Рядом - любимая женщина, молодая, горячая. Врачи говорят: восстановить половые функции, товарищ генерал, можем только частично. Скажите спасибо, что при таком ранении хоть что-то в штанах осталось.
Он предложил жене: "Ты за меня, Валя, не держись. Если хороший человек попадется - не отталкивай. Другом и помощником я сколько потроха выдержат, при вас останусь. Полюшке всегда отцом буду".
Она зарыдала, обнимая колени мужа, поливая слезами трикотажные спортивные брюки, скрывавшие ещё не оформившуюся культю:
- Тебя люблю. Никого другого на дух не надо. Кобелей полно, любимый мужчина - один.
Жизнь в семье вроде пошла по-старому. Только не все раны, видать, затягиваются. Не мог отделаться Андрей Дмитриевич от чувства, что тяготит он Валю, заставляя скрывать и прятать от него часть своей женской жизни. То она на какие-то культпросветсеминары в Москву зачастила, то в турпоездку по соцстранам отправилась, а после вся группа, чрезвычайно в путешествии сдружившаяся, в ресторане регулярные встречи наладила. И мужской голос, молодой, бодрый, Валентину Федоровну нередко к телефону спрашивал.
Полина вытянулась, ссутулилась и веселее не стала. Она стеснялась длинных рук и ног, втягивала голову в плечи, говорила мало, подругу имела всего одну. Училась без всяких проблем, но общественной активностью не отличалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Солидный человек с жесткими седыми волосами оторвался от бумаг, завершив разговор, опустил телефонную трубку и, развернув кресло, строго посмотрел на вошедшую девушку.
- Зачем явилась, красавица? Сегодня тебя здесь нет.
- Полно времени до самолета. Хочу пробежать сообщения. Ведь знаешь, Глеб прежде всего о делах расспрашивать начнет.
- Только ты его сюда не вези. Нечего делать - пусть хоть немного дома посидит. - Директор поднял трубку зазвонившего телефона.
- Устрою профессиональное похищение. Прямо из Шереметьева - за стол. У меня там все шипит и пахнет. Может, все же зайдешь? - Полина подкралась к директору и, обняв его за шею, шепнула, - Имею чрезвычайно важное эксклюзивное сообщение.
Андрей Дмитриевич насторожился, быстро завершил телефонный разговор, вопросительно посмотрел на Полину.
- Да ты, товарищ генерал, глаза на меня не щурь. Я ж вся прозрачная. Вот ничегошеньки тебе не скажу. Догадайся...
- Детка, Соню пригласили на презентацию в Дом художника. Она уж и так меня два дня накачивает, чтобы я тебя с Глебом непременно туда привез. Так что учти, - я тебя изо всех сил уговаривал.
- А я согласилась. И Глеб, - просто с восторгом. Но после того, как я ему рассказала кое-что, не захотел выходить из дома. - Полина таинственно улыбнулась. - Такой вариант подходит?
- Ну, это зависит... - засомневался директор. - Может, убедительней пищевое отравление морепродуктами? После того, как Соня три дня провела в туалете в результате посещения индийского ресторана, у неё зуб на экзотическую кухню.
- Ладно. Мидии плюс мое сообщение. Это уже полулетальный исход. Коматозное состояние. - Она закружилась по просторному кабинету. Андрей Дмитриевич ловко поймал её и усадил к себе на колени.
- Будешь сидеть, пока не расколешься. Что натворила, а? Глаза хитрющие-прехитрющие...
- Я беременна. Уже два месяца, папка! - Полина уткнулась в его щеку, вдыхая знакомый с детства запах одеколона и табака. Она слышала, как сосредоточенно посапывал мужественный генерал, проявивший героизм в Афганистане.
- Славно... Очень славно.
Поцеловав отца, Полина вскочила:
- Одобрямс?
- Целикомс. - Он поднялся, слегка припав на левую ногу, где под элегантной серой брючиной чуть скрипнул протез. - А завтра-то суббота. Приедете к нам? Я порадую Соню.
Полина с улыбкой кивнула. Он сказал "к нам", значит, уже что-то решил. И ни словом не заикнулся о матери. Впрочем, она и сама подумала о ней лишь сейчас.
- Созвонимся завтра. Сегодняшний вечер - подарок Глебу. Свечи, Элтон Джон, бифштекс с кровью и соусом "Муссолини". По-твоему, после всего этого он выдержит сообщение?
Андрей Дмитриевич развел руками, изобразив преувеличенное сомнение. Шутка скрывала странную неуверенность. Ему нравился Глеб, у него радостно сжалось сердце при вести о внуке. Но почему Полина ни разу не обмолвилась: "муж" или "мой будущий муж"? Почему сам Глеб не попросил руки своей избранницы? - "Старомоден ты до противности, старый хрыч", - сказал себе директор, но не мог подавить тревоги, глядя вслед убегающей дочери.
Глава 2
Андрей Дмитриевич не относился к людям, склонным задумываться над превратностями судьбы, мучительно анализировать все стороны своего поступка, даже весьма серьезного, а потом дотошно копаться в нюансах, отыскивая причину неудач. "Армейский служака", проработавший в рядах Вооруженных Сил более четырех десятилетий, считал себя человеком чести и совести. Что бы ни говорили вокруг о неблагополучных факторах переходного времени, как бы ни роптали на обстоятельства, Андрей Дмитриевич не сомневался: личная совесть превыше всего, а долг офицера - превыше совести. Даже конфликты между этими двумя высшими инстанциями терзали его редко. Возможно поэтому парнишка из белорусской деревни, попавший в пехоту по призыву прямо из школы, двигался по служебной лестнице весьма успешно. Остался сверхсрочником, окончил военное училище, отличился в пресечении конфликта на Чукотском море, попал по личной рекомендации командира Дальневосточного округа в военную академию и получил назначение на закрытый завод в подмосковном городке.
Андрея Дмитриевича любили и "сверху", и "снизу" - начальству нравилось иметь исполнительного, аккуратного руководителя, чье подразделение держалось на образцово-показательном уровне, подчиненные души не чаяли в суровом, но справедливом командире из породы "отцов родных". Он не спускал разгильдяйства и аморальности, жестокости, хамства, но и умел защитить несправедливо обиженного, "взять под крыло" способного парнишку, помочь солдатской матери или заждавшейся невесте. Даже самый злобствующий диссидент, списывающий положительных героев "советской кинолетописи" в отход конъюнктурного брака, не мог не признать - такой герой существует на самом деле в лице майора Ласточкина.
Злобствующего диссидента представлял в застойные годы ближайший дружок Андрея Дмитриевича - Кирилл Сергеевич Рассад. Они вместе начинали с рядовых и вместе окончили военную академию, а затем пути друзей круто разошлись военный инженер Ласточкин пошел по технической части, Рассад - "по шпионской".
Он возглавил в "Пентагоне", как обзывали чуждые элементы Министерство вооруженных сил, отдел, занимающийся идеологическими диверсиями. В ту ночь, когда Кирилл Рассад сообщил другу о назначении его командиром артиллерийского дивизиона в ограниченном контингенте войск, направляемом в Афганистан, оба они здорово выпили на "даче" Ласточкина - в условиях собственноручно собранного на шести сотках хозблока.
Интеллигентный до чуждого народу аристократизма, Рассад проявил себя с неожиданной стороны, расцветив разговор виртуозной матерщиной. Свидетелей задушевной беседы друзей не было. К счастью, поскольку ответственное лицо МВС позволило себе высказать такие идеологически невыдержанные соображения, за которые в районном суде по головке не погладили бы, а уж в трибунале... Андрей Дмитрич ерошил коротко подстриженные жесткие волосы и упрямо глядел в тарелку, где рядом с разварной картошкой лежали куски самосольных патиссонов и "русской" колбасы.
- Да тише ты, Кир, чего впустую воздух сотрясать. Меня перековывать поздно. Ты лучше своему главному пару этих слов на ушко шепни. Из того, что здесь мне про "дружескую помощь" Афгану рассказывал. А я воевать пойду, и что от меня зависит - выполню честно.
- Честно! - Кирилл Сергеевич сдержал очередную ненормативно-лексическую тираду. - Кой хрен здесь вспоминать о чести! Бандитизм и варварство.
- Валю жалко оставлять. Только-только душа в душу ужились... Сокрушался Андрей, пропуская мимо ушей "злобные антисоветские" формулировки друга.
Семейная ситуация у Андрея Дмитриевича в самом деле не располагала к военным походам. Он женился поздно на молодой, красивой, горячей Валюше Ястребовой. Клубному работнику воинской части исполнилось 23, а Ласточкину - 36. У него было мужественное лицо актера Урбанского из фильма "Коммунист" и немногословная, убедительная речь; у неё - талия Людмилы Гурченко, затянутая широкими поясами, смешливый характер и фантастические фиалковые глаза. Все в городке знали, что такие глаза имеются только у двух женщин некой Лиз Тейлор и Вали Ястребовой. Чем там завлекала бесчисленных мужей голливудская дива - не очень понятно. А вот Валя, кроме яркой внешности и зажигательного нрава очаровательно пела под Жанну Бичевскую, аккомпанируя себе на гитаре, исполняла на вечерах самодеятельности "кубинскую румбу" и владела однокомнатной квартирой в военгородке с лоджией в новой девятиэтажке, выходящей к озеру.
На праздничном вечере, посвященном октябрьским торжествам, Ласточкин пригласил Ястребову танцевать. Среди столиков клубного буфета, накрытых пирожными и бутербродами, нерешительно толкались несколько пар. ВИА "Ракета" разыгрался по полной программе - от Пахмутовой к мелодиям зарубежной эстрады. Наблюдавших за красивой парой, вдумчиво исполнявшей модернизированный фокстрот под душераздирающие вопли солиста-лейтенанта Лобкова "С другим танцует девушка моя", забавляло сочетание "птичьих" фамилий. Все шутили, что при заключении брака майору лучше взять фамилию супруги.
Они, действительно, скоро поженились. Ласточкин получил завидную семью - супругу-хозяюшку, красавицу, умницу и впридачу трехлетнюю Полюшку. Про отца дочки Валя особо не распространялась. "Дура была, всему верила. А он отслужил и уехал. У них, у эстонцев, свои правила, интернациональные браки не котируются. Слишком ценные персоны, чтобы свою кровь с инородной мешать". Плод запретной связи имел задумчивое личико, насупленные бровки над синими глазами и тонкие льняные волосенки, сохраненные Валей для завязывания бантов.
Ласточкин опешил от неведомой щемящей радости, когда незнакомая девочка, едва глянув на него исподлобья, постановила: "папа". И забралась на колени. Потом, правда, брякнула подъездная сплетница тетка Клава гулявшему с девочкой Ласточкину: "Вот Валька-то умная! С пеленок дитя научила - чуть мужик рядом объявится, сразу - "папа"!" Ласточкин только поморщился и больше на площадку у дома с дочкой не выходил. А потом и вовсе перебрались они на соседнюю улицу в новую двухкомнатную квартиру.
Их считали образцовой семьей - все красивые, нарядные, ухоженные, в доме - сытно, ковры да хрусталь, в детсаду Полина самая примерная и способная, лучше всех стихи запоминает и песни. Только исполнять на утренниках стесняется, и вообще не очень общительная, молчунья.
- Дочка в меня. Я тоже не больно разговорчив. У нас за всех Валюшка, как по радио, вещает, - отшучивался Андрей Дмитриевич. - Три программы, новости плюс концерты.
В конце августа 1977 года Андрей Дмитриевич пришел домой с запозданием и, предвидя упреки жены, с порога заявил: "Я в столовой обедал, борщ не грей".
- И не собираюсь. У нас сегодня торжественный ужин. Иди в ванну, куревом просмолился. Голубую индийскую рубашку на кнопках надень и серые брюки. - Чмокнув мужа, Валя поторопилась в спальню. - Сюда пока не заходи. Мы сюрприз готовим.
Освежившийся и переодевшийся в праздничное, Ласточкин обнаружил накрытый в гостиной стол, подсчитал приборы - гости вроде не ожидались. Он сел у телевизора, но включать не стал, задумался: и откуда Валя могла узнать? Приказ о назначении майора Ласточкина в Афганистан был официально оглашен час назад в кабинете начдива. Может, почувствовала? Пирог загодя поставила?
Послышался смех, двери в спальню распахнулись и на пороге появилась Полина в школьной форме, белом фартуке, с портфелем и грандиозным капроновым бантом.
- У меня ещё колготки белые будут и букет... - Сразу заметив озабоченность отца, девочка бросилась к нему. - Не дрейфь, папка. Я тебя огорчать не буду. Больше всех стану пятерки носить... А ты за это меня на рыбалку возмешь.
Андрей Дмитриевич прижал бросившуюся ему на грудь девочку. Из-за торчащего банта обменялся долгим виноватым взглядом с Валей. Та сразу поняла и как подкошенная рухнула на стул.
В последовавшие два года они пробовали устроить свою жизнь по-всякому: то оставив Полю бабушке, переселились вдвоем в Кабул. Только и там Валя редко виделась с находившимся на отдаленных позициях мужем. Взяла к себе дочь, а через полгода вернулась вместе с ней домой. Страшно там и противно, никаких денег не захочешь. Живешь за решетками и заборами, как в зоопарке, ещё под охраной бэтээров. Если кого из местных встретишь, так лицо поднять страшно - ненавистью, как кислотой, того и гляди плеснут. А уж сколько цинковых гробов на родину переслали, лучше не вспоминать.
Андрею везло целых четыре года, хотя он и лез в самое пекло. А вскоре после того, как Ласточкину было присвоено звание генерала, доставили его в Москву спецрейсом на носилках, без сознания, прямо в Бурденко. Врачи обещаниями не радовали, но Ласточкин выкарабкался - контузия, конечно, ампутация левой ноги и почки. Только это, считай, чудо, если учесть, из какого кровавого месива откопали солдаты раненого командира.
Стал генерал Ласточкин инвалидом войны, орденоносцем-героем, но дома не засиделся. Хорошие руководители и специалисты везде нужны. Тем более, на "военке", да ещё с таким опытом и послужным списком. Доверили Ласточкину весьма ответственное предприятие, предупредив о строжайших правилах соблюдения секретности и важности производства. А он и обрадовался поспешил голову проблемами трудного производства забить. Чем меньше о личной жизни думаешь, тем лучше.
Не сложилась она, а как из окружения проблем выбраться - не ясно, - не на фронте. Рядом - любимая женщина, молодая, горячая. Врачи говорят: восстановить половые функции, товарищ генерал, можем только частично. Скажите спасибо, что при таком ранении хоть что-то в штанах осталось.
Он предложил жене: "Ты за меня, Валя, не держись. Если хороший человек попадется - не отталкивай. Другом и помощником я сколько потроха выдержат, при вас останусь. Полюшке всегда отцом буду".
Она зарыдала, обнимая колени мужа, поливая слезами трикотажные спортивные брюки, скрывавшие ещё не оформившуюся культю:
- Тебя люблю. Никого другого на дух не надо. Кобелей полно, любимый мужчина - один.
Жизнь в семье вроде пошла по-старому. Только не все раны, видать, затягиваются. Не мог отделаться Андрей Дмитриевич от чувства, что тяготит он Валю, заставляя скрывать и прятать от него часть своей женской жизни. То она на какие-то культпросветсеминары в Москву зачастила, то в турпоездку по соцстранам отправилась, а после вся группа, чрезвычайно в путешествии сдружившаяся, в ресторане регулярные встречи наладила. И мужской голос, молодой, бодрый, Валентину Федоровну нередко к телефону спрашивал.
Полина вытянулась, ссутулилась и веселее не стала. Она стеснялась длинных рук и ног, втягивала голову в плечи, говорила мало, подругу имела всего одну. Училась без всяких проблем, но общественной активностью не отличалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55