– Неудивительно, что папа ненавидел его! – сказала Джулиет. – Но если он старался все взять в свои руки и делать то, что папа считал неправильным, то кто может винить его за это?
– Боюсь, что здесь не только это. Там еще была Молли… – Катрин в ужасе замолчала, когда поняла, что у нее вырвалось.
– Молли? Ты имеешь в виду мою мать? А какое она имеет отношение к этому?
– О моя дорогая… – Катрин была явно расстроена, она отчаянно хотела бы исправить положение, но не знала как. – Я не имела в виду… Ну, не так… у меня слишком длинный язык, это всегда так было. Пожалуйста, не думай ни минуты…
– Тетя Катрин, ради Бога, прекрати болтать вздор! Ты говоришь, что моя мать замешана в деле Луи?
– Ну нет, не совсем… это было не так… – Но на ее лице, вспыхнувшем от смущения, оттого, что она несла всю эту чепуху, тревожном, озабоченном, нерешительном, – было написано совсем другое.
– Я понимаю, – мрачно сказала Джулиет. – Что ж, веришь или нет, но я начинаю понимать. Луи и моя мать. Вот что за этим стояло. И бизнес тут ни при чем. Я думала, что есть что-то, что не похоже на правду. Я хочу сказать, что сложно представить моего отца, поглощенного бизнесом. Но если в это была втянута мама, это уже совсем другое дело. Его действительно этим можно было завести. Но я все равно не понимаю, почему они уехали в Австралию. Будущее для меня – да, предположим. Но у меня могло быть будущее и здесь. И в то время, когда они уезжали, Луи уже не было в живых. И ничто не угрожало, что все начнется снова. – Она вдруг умолкла: впервые ужасное подозрение промелькнуло у нее в голове. – О Боже мой! О нет!
– Джулиет, немедленно прекрати это! Пожалуйста, прекрати! – настойчиво сказала Катрин, но ее огорчение лишь напомнило Джулиет, как отчаянно пыталась Катрин предостеречь ее от расследований, когда она приехала к ней в первый раз. Тогда она не смогла понять нетерпеливые просьбы ее тети, ибо не могла знать, почему Катрин старается так настойчиво убедить ее, чтобы она оставила прошлое в покое. А теперь появились проблески понимания, но она не хотела этого.
– Тетя Катрин, ты пытаешься мне сказать… – Она снова остановилась: просто не могла выразить свои опасения словами. Горло ее пересохло, ее сжимали спазмы, ей показалось, что вот-вот ее стошнит.
– Я ничего не говорю тебе, Джулиет, кроме того, что ты должна немедленно прекратить все это!
Горло Джулиет снова сжалось. Катрин больше ничего не надо было говорить. Все было написано в ее глазах.
– Спасибо. Думаю, мне лучше уйти.
– Джулиет!
– Нет! Сейчас же, сейчас!
Ей надо немедленно выбираться отсюда. Иначе она задохнется. Или потеряет сознание. А может, и то и другое.
– Джулиет!
Она бросилась в машину. Мотор сразу завелся. Джулиет рывком отбросила сцепление и поехала прочь от коттеджа Катрин. Покрышки визжали от скорости.
К счастью, особого движения днем на дороге не было. Джулиет прижала ногу к педали газа почти вровень к полу и понеслась на предельной скорости, как будто машина могла бы умчать ее прочь от кошмара, окутавшего ее в коттедже Катрин. Но через несколько минут к ней вернулся здравый смысл, и она замедлила ход. Это не способ забыть обо всем. Куда бы она ни поехала, это всегда будет с ней.
Сбоку от дороги виднелась автостоянка – покрытая гравием площадка, окруженная деревьями. Она явно предназначалась для туристов, которые хотели бы оставить свои машины и опуститься вниз, к пляжу. Джулиет зарулила на нее, выключила мотор и замерла, сжимая в руках руль и глядя невидящим взором на сине-зеленую перспективу, открывшуюся под ней. Ей все еще было нехорошо, уже на так, как в коттедже, но все же она испытывала какую-то тянущую тошноту. Джулиет едва удержалась от истерического вопля.
Нет! Нет! Не папа! Он не мог убить дядю Луи! Я не верю этому!
Но она верила. И в этом-то вся беда. Все слишком хорошо складывалось. Во всем был смысл. Тот факт, что они уехали с Джерси и забрались на другой конец света, нежелание родителей говорить о семье, которую они оставили здесь, таинственность, озабоченность тем, что она может тут обнаружить. Что там ей говорила по телефону мать? «Они тебе рассказывают что-нибудь про нас… когда мы были молодыми?» Она наверняка имела в виду то, что Джулиет узнает, что у нее была любовная связь с Луи. И поэтому Робин убил его.
Джулиет закрыла лицо руками, стараясь отогнать видения и даже сейчас пытаясь убедиться, что это неправда. Но все указывало на его вину. Все. И даже тот факт, что София добровольно призналась; для каждого, кто знал ее, было ясно, что она не совершала этого преступления. И больше того.
«Я не могла позволить ему взять вину на себя», – сказала она. Джулиет подумала, что она имеет в виду Дэвида. Но никогда до нее не доходило, что все эти аргументы, которые она применяла к Дэвиду, в большей степени приложимы к Робину. Робин старше. У Робина имелся настоящий повод, вернее – два повода, а Дэвид был еще слишком молод, чтобы его волновал бизнес. И факт, что сейчас он руководит фирмой, увел меня в сторону, подумала Джулиет. Конечно, можно предположить, что в девятнадцать лет он был необычайно честолюбив, но по нему это не видно, да и тетя Катрин сказала, что он боготворил Луи. Нет, явным кандидатом на роль ревнивца, как ни крути, был его брат, брат, который был ближе ему по возрасту, с которым они всегда, со школьных лет, соперничали и дрались, его брат, на чью жену посягнул Луи. Вот в чем дело. Джулиет знала, как обожает отец ее мать. Она была единственным, чем по-настоящему дорожил Робин. Наверное, сердце его чуть не разорвалось на части, когда он узнал, что у Молли связь с его братом.
«И Каин убил своего брата Авеля…»
Мне надо было понять это раньше, подумала Джулиет. Я должна была сообразить. Как я могла быть такой слепой? Я собиралась доказать невиновность бабушки, но не останавливалась, чтобы подумать о тайном смысле всего этого. Она бы ни за что не стала принимать вину на себя, кроме как ради своих любимых сыновей. Это мог быть ее младшенький, Дэвид. Но на самом деле нет. Это был Робин, который, как она чувствовала, имел для нее второстепенное значение, ибо она как мать пыталась компенсировать то, что Луи не был родным сыном Бернара. Робин. Мой отец.
Как он мог позволить матери взять вину на себя? Джулиет никак не могла этого понять. Кроме, разумеется, того, что София была очень сильной личностью. Возможно, она убедила его, что с ней обойдутся снисходительно, и сказала, чтобы он уехал ради своей жены и ребенка. Чтобы дать ей хороший шанс в жизни, вроде так говорила тетя Катрин? Что ж, он это сделал. В Австралии. На другом конце света.
«И Господь оставил знак на челе Каина. И Каин был отвергнут Господом и поселился в Ноде, на востоке от Эдема».
Джулиет опустила лицо на руки, лежавшие на руле, и заплакала.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Когда Джулиет уехала, Катрин сразу же подошла к телефону и набрала номер Ла Гранжа. Ответила Дебора, Катрин попросила Софию, и через несколько минут та подошла.
– Катрин! Какой приятный сюрприз!
– Нет, София, боюсь, неприятный. Случилось что-то ужасное. Послушай, я не хочу тебя огорчать, но думаю, лучше сказать. Ко мне днем заезжала Джулиет. Она настойчиво расспрашивала меня. София, я думаю, она все знает.
– Знает?
– О своем отце.
– О чем ты говоришь? Что, по-твоему, она знает?
– О София, не надо ходить вокруг да около. Я говорю о смерти Луи.
Некоторое время царило долгое молчание. Потом София спросила:
– Как?
– Не знаю. Я думаю, она просто сопоставила факты.
– А ты уверена, что не говорила ей?
– София, можно подумать, что я смогла бы! Должна, правда, признаться, что, возможно, я сказала что-то, что натолкнуло ее на это. Я говорила о Луи и сказала, что Робин ненавидел его из-за Молли…
– Катрин, ты не могла! Ты когда-нибудь научишься укорачивать свой язык?
– Наверное, нет, – печально ответила Катрин. – Мне правда же очень жаль, София. У меня просто вырвалось – всего одно слово, но она ухватилась за него. А потом она практически спросила меня… – Голос ее куда-то пропал. – Я думаю, она расстроена, – продолжала Катрин. – И решила, что тебе лучше об этом знать.
– Но вообще-то ты ей ничего не сказала? – спросила София.
– Нет.
– Хорошо. Спасибо, что поставила меня в известность, Катрин.
– Постарайся не расстраиваться, София.
– Мне кажется, – сказала София, – что я с самого приезда Джулиет знала, что случится что-то в таком роде.
Она положила трубку и села, глядя в пустоту. Это была правда – и она интуитивно понимала это. И была почти рада.
Как странно, подумала она, что об этом так мало говорили все годы, об этом важном деле, которое переменило жизнь всех их. Видимо, это проклятье их поколения, что многие темы стали запретными. В свое время она, конечно же, говорила об этом Катрин, но только потому, что в этом возникла необходимость, когда Катрин примчалась домой, на Джерси, исполненная решимости доказать невиновность Софии. «Я никогда не прощу тебе, если ты расскажешь об этом хоть одной-единственной душе», – сказала тогда ей София, и Катрин, потрясенная и не согласная с этим, поступила в соответствии с ее желанием. Они никогда больше об этом не говорили.
Но даже Катрин не знала всей правды. Что же до остальных…
София быстро закрыла глаза, вспоминая ту, двадцатилетней давности, ноябрьскую ночь. Какой отчетливой в ее памяти была до сих пор эта ночь! События настолько четко и ярко врезались в память, как ничто из того, что случилось позже.
Она помнит, что была на гала-представлении. На ней было темно-синее кружевное платье, отделанное серебряными пластинками с фрезиями на корсаже, и аромат их отныне постоянно возвращал ее ко всем ужасным подробностям того вечера: постоянную непрекращающуюся легкую тревогу, которая терзала ее всю дорогу домой, растущее дурное предчувствие, которое заполнило ее, когда она увидела, как ярко освещены окна первого этажа. Луи, подумала она. Это, наверное, Луи, вздохнула София. Она меньше всего хотела сейчас очередной сцены. Она ненавидела скандалы, ссоры. Но Луи превратился в такое чудовище, что ссоры стали неизбежными.
– Спасибо, Легран, не провожайте меня, – сказала она. Она поднялась по ступенькам и открыла дверь. Все лампы в холле были зажжены, однако ничто не подавало признаков жизни.
– Луи! – позвала она, идя по натертому полу.
И потом она увидела его и задохнулась от ужаса и потрясения.
Он лежал возле двери в столовую, алое пятно расплывалось по его белой вечерней сорочке и увлажняло ковер. Она попыталась сделать шаг к нему, но у нее почти подкосились ноги. Наконец она опустилась перед ним на колени.
– Луи! Боже мой, Луи!
Он был мертв – никаких сомнений быть не могло. София дико озиралась по сторонам. Он натолкнулся на грабителя? Может, так? Она не могла ни о чем думать. Разум отказывал ей. И тогда она взяла пистолет, его собственный пистолет, валявшийся на полу в холле. Она протянула руку и подняла его.
Пистолет Луи. О Господи, она же говорила ему, чтобы он не покупал его! С одной стороны, это было незаконно – он, наверное, привез его на Джерси контрабандой. И кроме того, она ненавидела оружие – ненавидела всегда, еще со времен войны. София знала, что у него есть пистолет, и это очень волновало ее. Он купил его в Америке – так он ей говорил, – для самозащиты, из-за бизнеса, которым занимался. «Каким бизнесом? – спросила она. – Твой отец никогда не носил оружия!» Но Луи лишь смеялся. А вот теперь он умер. Его оружие в конечном итоге не принесло ему ничего хорошего.
Из горла у нее вырвалось рыдание. Что ей теперь делать? Что надо делать в такой ситуации? Звонить в «Скорую помощь»? Для этого уже слишком поздно. Тогда в полицию? Она поднялась, пошла к телефону. Она только собиралась поднять трубку, как телефон зазвонил. Она взяла трубку дрожащей, как в лихорадке, рукой.
– Алло?
– Мама? Это Молли. Мне надо поговорить с Луи.
– Сожалею. Это невозможно.
– Мне надо! Это ужасно важно! – в истерике закричала Молли. – Пожалуйста, пожалуйста!
И почему-то ее истерика успокоила Софию.
– Для чего, Молли? Что случилось? Почему это так важно?
– Мне надо поговорить с ним… предупредить его. Робин знает о нас.
– О вас? – Но она прекрасно понимала, что имеет в виду Молли.
– Да. Луи и я… мы были…
– Я знаю, чем вы занимались, – холодно сказала София. – Я не совсем еще ослепла. Но я надеялась, что у вас хватит ума скрывать это от Робина.
– Я скрывала… мы скрывали, но Рэйф Пирсон… Он сегодня вечером позвонил Робину и сказал ему. Бог знает почему. Робин в ужасном состоянии из-за этого. Он сказал, что собирается убить Луи.
София опять начала дрожать.
– А где сейчас Робин?
– Я не знаю, вот в чем дело. Он выскочил из дома и до сих пор не вернулся. Его нет уже несколько часов. Я боюсь – правда боюсь!
Пока Молли говорила, София почувствовала, что тело ее обмякло, как несколько минут назад ноги, а шок горячей волной затопил ее. И в то же время она испытала странное ощущение неизбежности этого. Робин. Луи и Робин. Она всегда знала, что когда-то случится нечто подобное. Но только она не ожидала это от Робина…
И вдруг София успокоилась. Больше она ни минуты не сомневалась – она знала, что делать.
– Ты говорила об этом кому-нибудь, кроме меня? – спросила она.
– Нет, нет. Я хотела сказать Луи – предупредить его.
– Тогда никому не говори. Ты слышишь меня, Молли? Что бы ни случилось – никому не говори.
– Но…
– Просто делай, как я тебе говорю, и все будет в порядке. Когда Робин придет домой, скажи ему то же самое. Держи его дома и скажи, чтобы он ничего не говорил.
– Я не понимаю.
– У меня нет времени препираться с тобой, Молли. Просто сделай так.
Она положила трубку и посмотрела на распростертого на полу Луи.
Как она любила его! Из-за обстоятельств его рождения ей иногда казалось, что он только ее. Она так страстно хотела вырастить его, временами ей казалось, что весь смысл ее существования в том, чтобы правильно воспитать его и сделать счастливым. Но она позволяла себе быть одержимой им – и теперь она это видела. Она с таким воодушевлением защищала Луи, хотя все это было обычно ежедневным воспитанием со стороны Бернара, она создала между ними пропасть, которой могло и не быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74