– Было ли это семейной ссорой или нет – в любом случае это довольно необычная развязка. Она это сделала, да? Если он был таким ублюдком и вел себя, как чужой, по отношению к другим членам семьи?..
Фил Гулд засмеялся.
– Знаешь, там был сотник, Джон Джермен, так вот, тогда он пытался сказать то же самое. Он не хотел верить, что она сделала это, даже после того, как она призналась. Я помню, как он сцепился с Айвором Фовэлом из-за этого. Фовэл хотел арестовать ее, а Джермен возражал. Это сводило Фовэла с ума. Он говорил, что Джермен лично заинтересован, поскольку он знает Софию Лэнглуа еще со школы. И надо сказать, я не виню его за это. Ты же знаешь, какое проклятое бремя – старые дружеские связи, как жернова на шее!
– Это правда. Но в этом деле он, наверное, был не прав?
Фил сощурил глаза, а Дэн подумал – не зашел ли он слишком далеко? Потом инспектор коротко сказал:
– Честно говоря, Дэн, я всегда удивлялся. Это слишком скользкое дело – чересчур открытое и в то же время темное.
– Да, мистер Гулд? – Дэн приказал себе не слишком выказывать свое возбуждение. – Но если это была не она, почему же она оговорила себя?
– Я думаю, она кого-то защищала, – продолжал инспектор. – Ты можешь, конечно, оспаривать это, скажешь, что она потеряла голову от горя, когда обнаружила тело, подняла пистолет и в состоянии шока убедила себя, что сама выстрелила из него. Я помню, тогда кто-то выдвинул такую теорию – да, это был Дэвид Лэнглуа, ее младший сын, я точно помню. Тогда на острове было много грабителей, и предполагали, что на Луи напали. Но я лично думаю, что дело не в этом. София вела себя очень странно, когда сдалась. Она отказалась объяснить, что произошло, и не сказала ни слова, но я уверен, она это сделала намеренно – возможно, это было реакцией потрясенной женщины, но, уж конечно, не взбалмошным поведением человека, потерявшего контроль над собой. Я редко встречал кого-нибудь более разумного, чем София Лэнглуа. Если она лгала, то понимала, что делает так, как считает нужным.
– А что сказал патологоанатом о времени смерти?
– Ничего, что могло бы опровергнуть вину Софии, если ты это имеешь в виду. Ты знаешь, и это общеизвестно, как трудно бывает установить время смерти – многие факты могут отбросить версии. В любом случае Луи дома не было, и он прибыл незадолго до появления матери – за полчаса, не более. Когда он был застрелен, на нем все еще был вечерний костюм, черный галстук и рубашка с брыжами, – эта деталь тоже может свидетельствовать в пользу того, что на него напали…
– Но ведь ничего не взяли? И не было похоже, что в дом врывались силой?
– Да. Но управляющий стал старым, рассеянным и, как говорил Дэвид, часто забывал запирать двери. И, конечно, если это случилось за минуту до того, как приехала София, грабитель мог в панике броситься бежать с пустыми руками, как только он заслышал шум машины. По крайней мере, теоретически так должно быть.
– Но вы в это не верите.
– Не верю еще больше, чем в то, что София совершила преступление. Я и тогда так думал, как сейчас, что Дэвид пришел с этим, чтобы попытаться снять вину с матери. Они были очень близки – он обожал ее, как обычно любят матерей младшие сыновья. Я помню его состояние, когда ей был вынесет приговор… – Он покачал головой, вспоминая истерику юного Дэвида и как его силой выводили из здания суда.
– Значит, вы думаете, она кого-то защищала? – спросил Дэн, возвращая инспектора к существу дела. – Но кого?
Фил Гулд громко и гулко расхохотался, и люди, сидящие за столиками поблизости, обернулись на него.
– Черт побери, Дэн! Ты спрашиваешь! Я не знал этого и двадцать лет назад, и какого черта ты думаешь, что знаю сейчас?
– Но у вас никогда не было ни малейшего подозрения?
– В этой семье и так столько фейерверков, что Этна похожа рядом с ними на ночные праздники с салютом, – картинно произнес Фил Гулд. – Что же касается мотивов, то допускаю, что любого из них хватило, чтобы совершить преступление. У Луи был дар наживать врагов.
– И даже кто-нибудь из посторонних тоже мог иметь свои мотивы?
– Верно. Но ты хорошо понимаешь, что в таких делах скорее всего играют роль теснейшие связи, особенно если жертва убита в собственном доме. И кроме того, для чего было бы Софии оговаривать чужого человека?
– Наверное, она так же, как и вы, думала, что за это ответственен один из членов семьи, – но, может, она ошибалась?
– Наверное.
– Но вы так не думаете.
– Нет. О черт, Дэн, я не знаю. Это было так дьявольски давно. А сейчас другие времена – и мой стаканчик пуст.
Дэн хотел было подняться.
– Позвольте мне…
– Нет, сейчас мой черед. Ты просил меня о встрече, но пока я еще в состоянии взять нам по стаканчику. Опять то же?
– Мне бы лучше что-нибудь долгоиграющее и почти без алкоголя. Я за рулем.
– Позор! – Фил Гулд вознегодовал, пока не вспомнил, что случилось с Марианной.
Пока он был возле бара, Дэн прокрутил в памяти все, что он сказал. То, что он уже знал, оказалось переплетенным с новыми сведениями. Кроме того, Дэвид пытался навязать полиции историю о нападении. Это интересно. Наверное, он пытался преподнести эту историю и Дэну Диффену-старшему, адвокату его матери, и, наверное, Дэн выпустил это из виду, раз даже не отметил в деле. А как насчет возможных врагов Луи – не членов семьи, которые могли бы быть заинтересованы в его смерти? Возможно, здесь можно было бы за что-нибудь зацепиться, по это будет трудно спустя столько лет. И, как сказал Фил, София никогда бы не взяла на себя вину, если бы была уверена, что виноват кто-то из членов семьи – из тех, кто ей дорог. Тогда это предполагало бы какие-то очень сильные мотивы внутри семьи – как раз это-то и могла бы раскопать Джулиет, если бы постаралась. Вернулся Фил с выпивкой.
– Итак, – сказал Дэн, когда Фил отхлебнул из своего стакана, – давайте на время забудем о мотивах. А как насчет возможностей? Какие возможности могли бы тут быть?
– Господи, это что – третья степень? – взорвался Фил. Пивная пена повисла у него на усах, и он вытер их тыльной стороной ладони.
– Я просто интересуюсь…
– Г-м-м. Все, что я могу сейчас сказать, – это то, что она весьма привлекательная девушка.
– Да, это так.
– И ты хочешь произвести на нее впечатление.
– Что-то вроде этого.
– Ну что ж, тебе пришло время выбрать себе хорошую подругу. Хотя ты здорово изменился, тебе не нужны все эти уловки, чтобы завоевать ее. Насколько я помню, у девиц всегда подкашивались ноги в твоем присутствии.
– Вы преувеличиваете.
– Да нет же, черт меня побери! И, хотя я предполагаю, что ты скажешь мне, что я сую нос не в свои дела, я не шутил, когда сказал, что тебе пора обустраивать свою личную жизнь. Это для тебя было ударом, но нельзя же горевать всю жизнь. Марианна бы этого не хотела.
– Возможно. Но так хочу я. И мы говорим о семье Лэнглуа, а не о моей. Который из них мог совершить это?
– Дэн, у меня голова трещит.
– Мистер Гулд…
– Фил, запомни! О, ну ладно, дай подумаю. Там были еще два сына, Робин и Дэвид, не так ли? Был еще брат Софии, Поль. Была его жена, Вивьен. И была жена Робина, Молли. У нее была связь с Луи – тебе лучше не говорить своей подружке об этом. Может получиться нехорошо, а я сомневаюсь, что она что-нибудь об этом знает. Конечно, она может тебе не поверить. Не самое легкое дело на свете – представить своих родителей на месте преступления. Насколько я помню, они все были на Джерси в ту самую ночь, и ни у одного из них не было алиби, кроме того, что они предоставляли друг другу.
– И что же, было расследование?
– Особого не было, хотя все они давали показания. Вот тогда-то я и рассматривал все эти показания с интересом молодого ревностного полицейского, который видит, как его первое дело об убийстве обращается в неудавшуюся шутку.
– Значит, это мог сделать любой из них?
– Можно и так сказать. Единственный член семьи Картре, которого не было в то время на Джерси, – Катрин Картре, сестра Софии. Она работала в Лондоне учительницей. Но, думаю, она тут же примчалась домой, как только узнала об этом. Да, у любого из них была эта возможность. И я считаю, что София была в большей степени матерью семейства, чтобы оговаривать кого-нибудь, хотя, вероятно, можно исключить Вивьен. Если она, конечно, лгала.
– Но я думал, вы говорили..
– Да, что дело слишком тонкое. Но здесь все же есть факты, которые нельзя игнорировать.
– Например?
– Первый – то, что София сообщила о смерти Луи. Человек, который обнаруживает мертвое тело, оказывается под подозрением в первую очередь. Второй – все ее мотивировки были убедительными, и она изо всех сил защищала их. Луи разрушал семью тем, что вступил в явную для всех связь со своей свояченицей. И, что еще хуже, он разрушал компанию. София любила свою компанию. Она и Бернар построили ее своими руками вместе, начиная с постоялого двора, который держали ее родители, – и она не могла не видеть, как Луи разрушает ее дело. Это была ее версия – простая и в то же время опустошающая. София – настоящая леди, Дэн, именно леди. Но в ней есть и нечто безжалостное. Когда ей нужно, она может быть твердой, как железо, и холодной, как сталь. Она могла это сделать. У нее были и мотивы, и возможность. Ты не должен сбрасывать со счетов – она ведь могла говорить правду. – Он поднял свой стакан. – Ну, удачи тебе, Дэн, и удачи этой твоей девчушке. Честно, я буду очень рад услышать, что ты оставил прошлое и женился снова.
Дэн ничего не сказал. Фил Гулд был не первым из приятелей, кто пытался убедить его начать жизнь заново, и уж, конечно, будет не последним. Дэн уже перестал обижаться на то, что они думали, что Марианну можно заменить так же, как его разбитый мотоцикл.
Он понимал, они говорили так из лучших побуждений. Но что это должна быть за чертова девица, что заставила бы его забыть о Марианне! Дэн сомневался, что когда-нибудь встретит такую. К тому же он не был уверен, что хочет этого.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Джулиет повернула машину к парковке возле паба, нашла место и втиснулась туда. Шины своим скрежетом запротестовали против ее спешки.
Интересно, Дэн уже здесь? – подумала она, но поскольку не знала, что у него за машина, не могла узнать этого. Она знала о нем очень мало, кроме того, что он – сын адвоката ее бабушки, и, похоже, это все, что она хотела бы о нем знать. Тетя Катрин сказала, что его отец сделал много хорошего для Софии. Это само по себе было неплохой рекомендацией. Любой человек, близкий ее бабушке, немедленно завоевывал место у нее в сердце.
Что за странная вещь – духовная близость, думала Джулиет. Она возникла с первой минуты, как она встретилась с бабушкой, эти безмолвные узы. И хотя София не видела внучку со времен раннего детства, казалось, она держит руку на пульсе Джулиет или даже глубже – на ее сердце. У нее дар – извлекать на поверхность глубоко запрятанные надежды и страхи, сомнения и желания, о которых сама Джулиет едва ли догадывалась.
Этим утром это опять подтвердилось. Они позавтракали вместе и, наслаждаясь кофе, обсуждали карьеру Джулиет.
– Ты уверена, что двигаешься в правильном направлении? – спросила София.
Джулиет печально улыбнулась.
– Не понимаю, почему это не должно быть правильно. «Дарби Грейс» – очень большая, уважаемая компания, и мне там предложили намного больше денег, чем я зарабатывала в «Дрим Мэшин».
София кивнула, но ее прекрасные аметистовые глаза оставались задумчивыми.
– Деньги – еще не все, знаешь. Наверное, ты подумаешь, что забавно услышать это от меня. Да, нет сомнения, что они делают дорогу человека гораздо ровнее, а жизнь – намного удобнее, чем если бы их не было.
Но дело в том, что они также могут оказаться ловушкой. Если ты идешь в компанию, которая предлагает тебе исключительно высокую зарплату прежде, чем ты займешь в ней определенное место, ты окажешься привязанной к ней, хочешь ты этого или нет. «Я не могу все оставить и бросить, – так ты будешь говорить себе, – Это слишком хорошая работа». Особенно если у тебя есть обязательства перед семьей. Это нехорошо в любом возрасте, и особенно в молодом.
– Бабушка, мне двадцать три года.
София улыбнулась.
– Двадцать три! Вот если бы ты могла оценить, как на самом деле это мало, и смогла бы наилучшим образом воспользоваться своим возрастом! У меня не было возможности быть молодой – виной этому война. О Джулиет, прости меня. Мне не следовало бы тебе говорить, что делать. Я просто старушенция, которая во все вмешивается.
– Да нет, что ты! – сказала Джулиет. Она почувствовала что-то вроде звона, пробежавшего по спине, словно бабушка неосторожно коснулась каких-то тайных нервов. Как это так получалось, что она обращала внимание Джулиет на ее же собственные сомнения? Если бы она на все сто процентов была уверена, что ей надо устроиться на работу в «Дарби Грейс», то почему она еще не там? Почему она позволила себе отпуск и улетела на другой конец света, вместо того чтобы приступить к работе? И все же она и в мыслях не держала отказываться от работы. Все подряд – включая ее самое – утверждали, что это слишком хорошая возможность, чтобы упустить ее. Слишком хорошая, чтобы упустить. Именно. Разве не то же говорила бабушка? И вот теперь преимущества этой работы настолько плотно сложились вместе, что получилась темница, из которой почти невозможно удрать.
То же самое оказалось и с Сином. Даже не видя его, бабушка каким-то образом почувствовала неуверенность Джулиет, она ощутила, что этот хороший парень так же поймал ее в ловушку, как и хорошая работа, предлагаемая ей.
Джулиет могла бы возмутиться таким интуитивным пониманием ее характера Софией, и она могла бы расценить это как вторжение в свою личную жизнь. Но этого не было. Никогда раньше она так откровенно не делилась ни с одним человеком, и этот опыт для нее был скорее успокаивающим, чем наоборот. Джулиет любила мать с отцом, и все же с детских лет она чувствовала себя в стороне от них. Они не понимали ее, а она не понимала их. Почти то же, иногда думала она, как если бы они смотрели в разные концы телескопа. Но с бабушкой у них было полное взаимопонимание, а любовь между ними возникла так же естественно, какой естественной и нетронутой была местность между Ла Гранжем и морем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74