И больше там ничего не было. Она уже собиралась было положить ее обратно, как вдруг какой-то толчок заставил ее открыть книгу и прочитать несколько приходных сумм, записанных в столбцы.
Сначала она в них ничего не поняла. Просто имена и суммы денег. Огромные суммы. Но затем, когда она стала всматриваться в размашистый небрежный почерк Луи, кое-что начало проясняться. Эти суммы были связаны с азартной игрой – выигрыши и проигрыши Луи в двух лондонских казино. Но там также были и имена – скорее всего, Луи скрывал от всех свою игру, но с тщательной точностью записывал долги. Когда Джулиет с нездоровым любопытством прочитала эти записи, первой ее реакцией было отвращение. И когда она перечитала это, одно имя буквально соскочило к ней со страниц, а потом повторялось с потрясающей последовательностью. Поль Картре.
Суммы были датированы 1970–1971 годами; суммировав их, Джулиет сообразила, что они достигли тысяч фунтов. Конечно, для Лэнглуа или Картре такие суммы не означали так много, как для других людей, но все равно это были колоссальные деньги. И, похоже, ни одна из этих сумм не была выплачена. В то время как большинство других сумм были вычеркнуты, долги Поля оставались все так же удивительно нетронутыми. Последний датирован ноябрем 1971-го – как раз за несколько дней до смерти Луи.
Джулиет аккуратно положила книгу под банковские уведомления и сложила весь ворох бумаг в коробку, где они лежали нетронутыми почти двадцать лет. Она почувствовала легкую тошноту – выходит, Дэн не был так уж не прав, когда говорил, что кое-кто из ее родственников имел мотивы, чтобы убить Луи, – и вот она только что вывела на чистую воду Поля. Восемь тысяч фунтов того стоили.
Джулиет встала, почувствовав, как занемели ее ноги от долгого сидения на корточках. Пожалуй, на сегодняшнее утро хватит расследований, решила она.
Из всех музеев времен войны на Джерси, вероятно, самый незабываемый – подземный госпиталь в Медоубэнке, в Сент-Лоуренсе. Начиная со входа, похожего на зев, в пещеры в склоне крутой горы. В твердых стенах были прорыты туннели и пещеры, и каждая имела особое назначение и была полита потом военнопленных.
В детстве Джулиет увезли с Джерси задолго до того, как она подросла настолько, что ее можно было бы сводить в госпиталь, и вот теперь она, почти не веря своим глазам, взирала на памятник тех ужасных лет, через которые прошли ее бабушка и другие островитяне.
Дэн заплатил за входные билеты, и Джулиет пошла немного впереди него к повороту вниз по гулкому туннелю, прохладному и темному по сравнению с ярким солнечным днем. Понадобилось много времени, чтобы прочитать всю информацию, развешанную на досках, заглянуть в недостроенные переходы и вдохнуть в себя здешний, особый воздух. В конце концов это было частью ее наследства, наследства, которое она потеряла, даже не осознав этого.
Очевидно, Дэн хорошо знал госпиталь, он указал на трубы центрального отопления и кондиционеры, показал комнаты, находившиеся за защитными решетками, – палаты, операционная и столовая для офицеров. Здесь, в этих похожих на пчелиные соты переходах, Джулиет забыла о таинственной истории двадцатилетней давности, которая все время занимала ее мысли, и подумала, каково было жить здесь, зная, что люди умирают, как рабы в старину, сооружая для захватчиков непреодолимую крепость. Это были поляки и испанцы, русские и бельгийцы, – это можно было узнать по настенным надписям, и Джулиет вспомнила, что ее прадедушка и прабабушка, Шарль и Лола, сами были военнопленными. Когда их дети видели, как жестоко обращаются с этими несчастными людьми, что строили госпиталь, они знали, что их родители страдают так же. Как это должно было быть для них ужасно! И все-таки они выжили, а Поль даже сумел убежать в Англию в шлюпке своего отца.
Поль. Мысль о нем вернула ее в настоящее. Надо ли говорить Дэну, что она обнаружила? Вчера, сидя на корточках на чердаке, она решила не рассказывать, по крайней мере какое-то время. Сначала она поговорит с Полем и посмотрит, что скажет он, – вечером она идет на ужин к нему и Вив. Но сейчас, однако, она подумала, что, может, и не стоит хранить молчание. В конце концов она попросила Дэна помочь ей, и он любезно согласился. А не будет ли немного нечестно и несправедливо – придержать некоторую информацию при себе, если можно, сложив ее с тем, что выведает он, начать решение загадки?
Но, по правде говоря, все оставалось пока еще туманным. Джулиет сама еще не осознала, насколько она готова защищать семейные секреты. И, как бы она ни была в долгу перед Дэном Диффеном, она все еще не созрела для того, чтобы доверять ему полностью.
Она мельком взглянула на него, напуганная, что он сможет прочитать ее мысли и поймет, что она что-то скрывает от него. Он смотрел на экран, прикрепленный к стене туннеля, и лампы высветили его лицо острыми рельефами – все выдающиеся линии и черты, которые могли быть такими жесткими и бескомпромиссными, полные губы и морщинки в уголках глаз, так менявшихся, когда он улыбался… Впервые она потрясенно поняла, насколько привлекательным мужчиной он был. Как это она раньше не замечала? Наверное, потому, что была слишком занята собой и ни о чем другом не могла думать, только о том, как докопаться до сути семейной тайны. И вот сейчас, совершенно неожиданно, она ошеломленно осознала его как мужчину, и это заставило ее почувствовать себя неловко, особенно когда он неожиданно повернулся:
– Вы это видели? Виолетта Сабо, британский агент? Ее дочь жила на Джерси. Она была маленькой девушкой, когда расстреляли ее мать.
– Да. Ее отец тоже погиб на войне. Этьен Сабо.
– Вы, наверное, о нем раньше слышали.
– Да.
Она как-то читала стихотворение, которое Этьен написал Виолетте. Она не могла вспомнить, где видела его, но оно врезалось ей в память своими красивыми строками:
Все, что есть у меня, – это жизнь,
И жизнь принадлежит тебе.
Любовь всей жизни моей –
Это ты, и любовь принадлежит тебе.
И покой, что мне дан, и мир.
А смерть – лишь краткий миг.
Ибо мир моих дней и зелень травы
Твоя душа сохранит навек…
Они почти вернулись ко входу в госпиталь. Снаружи светило солнце, раннее весеннее солнце на безоблачном голубом небе, но солнечные лучи не добирались до холодных серых переходов. Джулиет внезапно содрогнулась. Почти не ощущая этого, она замерзла, и теперь ей хотелось выбраться на улицу, на свежий воздух и тепло.
– Мы можем выйти?
– Да, конечно, если вы хотите.
– Да.
– Ну что, вам понравилось? – спросил он, когда они выбрались на свет.
– Я думаю, «понравилось» – не совсем подходящее слово.
– Ну тогда, что вы испытали?
– Да, это слово подходит больше. – Но она не думала сейчас о музейных экспонатах. Она думала об острой вспышке какого-то предчувствия, которое она испытала, когда увидела его буквально в другом свете.
– Что вы скажете, если мы разыщем где-нибудь кафе, где подают чай со сливками? – предложил он.
Она взглянула на него. Он с полуулыбкой смотрел на нее. Сейчас в его лице не было ничего жестокого, только сила, от которой вдруг сжалось ее сердце. Эти неожиданные эмоции, дважды повторившиеся за короткий промежуток времени, испугали ее.
– Я думаю, мне пора домой.
Сказав это, она втайне надеялась, что он станет убеждать ее остаться. Но в то же время она безошибочно чувствовала, что он не станет особенно упрашивать ее. Принуждение было не в стиле Дэна Диффена.
– Полагаю, вам лучше знать.
– Да. Спасибо за прекрасный день.
– Мы созвонимся?
– Хорошо. – Она поколебалась, раздумывая, стоит ли ему говорить, что она идет вечером к Полю и Вив. И снова решила не говорить. Лучше пока придержать свои сведения при себе. Позже, узнав, что скажет Поль, она решит, что делать.
– Я вам завтра позвоню, – сказала она и пошла к автостоянке, где оставила свою машину.
Дэн смотрел, как она уходит, как отъехала ее красная «метро», и помчался в противоположную от Сент-Хелиера сторону. Он задумчиво потер подбородок.
С чего бы это он так размягчился? Чай со сливками? Он не пил час со сливками с тех пор, как… Он прервал поток мыслей и подождал, что привычная боль пронзит его. Марианна любила чай со сливками. Летом они частенько останавливались в маленьких кафе, где им подавали чай со сливками, и он всегда забавлялся, глядя на ее детскую радость, когда она выскребала последнюю ложку клубничного варенья из вазочки и облизывала губы, как маленький котенок, пока не исчезал последний глоток сливок. Дэна никогда так не волновал чай со сливками, он предпочитал в любое время дня кусок сочного стейка, но тоже вкушал сливки, чтобы доставить ей удовольствие. А сейчас… Он прищурился на солнце и с удивлением обнаружил, что вспоминает, не испытывая при этом желания похоронить себя в глубокой темной норе или сжать руки на горле того мерзавца, который убил ее, и не сгорая от любви, ярости и печали. Да, он почувствовал грусть, но это была сладкая грусть, скорее ностальгическая, чем жаждущая мщения.
И каким-то непостижимым образом он понял, что часть этой грусти – в сожалении, что Джулиет не приняла его приглашения.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Обед у Поля и Вивьен всегда был делом случайным. Вив никогда не была искусной кулинаркой, и если она подавала обед, приготовленный по собственным рецептам, то получалось нечто среднее между блюдами неаппетитными и просто несъедобными. Когда у них намечались приемы, Вив неизменно приглашала кого-нибудь, кто мог бы приготовить еду и проследить, чтобы потом все было приведено в порядок, но сегодня ее ужасно подвели – позвонил сын Фенни ле Гров и сказал, что у его матери какая-то желудочная инфекция. Вив не оставалось ничего другого, как закатать рукава и приняться за дело.
– Я бы никогда не решилась на петуха в винном соусе, если бы знала, что мне придется самой его готовить, – пожаловалась она Полю, когда он вернулся домой из офиса и обнаружил жену на кухне. Она возилась с цыпленком, пытаясь разрезать его на куски. – Как же безответственно со стороны Фенни – заболеть именно в тот день, когда она нужна.
– Ну ничего, пятница будет еще более сложным днем, – успокоил ее Поль. – Надеюсь, ты не забыла, что половина сотрудников туристического агентства приходят к нам обедать?
– О Боже мой, забыла! Ну что ж, если Фенни не будет лучше, нам придется послать за кем-нибудь из кухни отеля.
– Если хочешь, мы можем и сегодня так сделать, – с надеждой в голосе произнес Поль.
Даже если бы Вив была совершенно трезвая, он сомневался, что цыпленка в ее исполнении можно было бы есть, а сейчас она подкрепляла себя во время возни на кухне джином с тоником и выглядела весьма навеселе.
Однако, к его разочарованию, Вив отвергла предложение:
– Да нет, будет же только Джулиет! Жаль, если пропадут продукты, которые я купила для цыпленка в вине: грибы так долго не продержатся, цыпленок свежий, и еще я специально для этого купила бутылку красного вина.
– Не представляю себе, как может пропасть красное вино, если ты рядом, – сказал Поль, а Вив возмущенно фыркнула, стаскивая с цыпленка кожу своими длинными, покрытыми красным лаком ногтями.
– Но это дешевый портвейн! Поэтому-то я и купила его, – думаю, ты бы стал возражать, если бы я использовала хорошее вино для запеченного в кастрюле блюда.
– Совершенно верно, – сказал Поль, смирившись с тем, что ему не придется отведать блюда ресторанного качества.
Когда в семь часов приехала Джулиет, Вив все еще была в старых брюках и вымучивала салат, в то время как картошка переваривалась.
– Не беспокойтесь, Вив, – сказала Джулиет в ответ на извинения тетушки. – Идите и переоденьтесь, а я здесь разберусь.
– Правда? – облегченно сказала Вив, все еще не веря, что кто-то может добровольно взвалить на себя такое бремя.
– Совершенно не имею ничего против, – сказала Джулиет, вручая Вив ее джин с тоником. – Я довольно много готовлю дома.
– Хорошо. Постараюсь прийти как можно быстрее.
– Не спешите. Можете спокойно допить, – сказала Джулиет. – Цыпленок будет жариться еще не меньше получаса, если мы не рискнем заработать сальмонеллу.
– Благослови тебя Бог! – Вив отхлебнула джин и исчезла в дверях. – Ты хорошая девочка, Джулиет!
Джулиет слабо улыбнулась. Она подумала – сочла бы ее Вив такой чудесной, если бы знала, что у нее на уме. Вив будет отсутствовать, а это значит, что она в течение получаса будет наедине с Полем, и, видимо, это будет лучшая возможность задать ему несколько относящихся к делу вопросов.
– Стаканчик черри, Джулиет, или предпочитаешь джин с тоником? – спросил Поль, когда Вив ушла.
– Думаю, джин с тоником, – ответила Джулиет. Она не задумывалась о том, что ей предстоит сделать, возможно, джин поможет ей справиться с этим. Она уменьшила огонь под картошкой – она совсем разварится к тому времени, когда цыпленок будет готов, – и нарезала французский хлеб на толстые ломтики, чтобы обжарить его. Но ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не дрогнула рука, и когда Поль принес джин, она с благодарностью выпила его, думая, как бы получше перейти к теме. Слава Богу, с джином это оказалось проще.
– Как сегодня твоя бабушка? Лучше?
– Лучше, чем было вчера. Я все еще беспокоюсь о ее… – Джулиет замялась, а потом безоглядно нырнула. – Поль, я хотела задать ей несколько вопросов, но она неважно себя чувствует, и я, право же, не могу. Я не хочу ее расстраивать.
– О, и что же это за вопросы? – спросил Поль, но по выражению его лица Джулиет поняла, что он знает об этом наверняка.
– Луи, – сказала она.
– Луи? Ты имеешь в виду моего племянника Луи?
– Ну да, разумеется. Мне все интересно про него. Каким он был?
Некоторое время Поль выглядел озадаченным. Такого вопроса он не ждал.
– Каким он был? Ну, очень обаятельным. Этого никто не может отрицать. Леди уж наверняка подтвердят. Можно сказать, у него был дьявольский характер, и дамы находили это неотразимым. Он тоже их любил. Пожалуй, даже слишком.
– Однако он не был женат.
– Нет, нет, только не Луи. Он был рассудочный человек, знал, как любить их и как бросать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74