Офицеры Ганта с утра ушли каждый по своим делам. Никто другой больше картиной не интересовался.
Тетю, Бартоло и Антонио Идальго отправились в гостиницу, а де ла Крус с Доброй Душой и матросами навестили комнату, что находилась в доме напротив места жительства дамы Ганта.
Трое в шляпах и при шпагах, любовавшиеся вчера «Вакхом», возвратились в разное время, Гант так и не появился. Ближе к полуночи де ла Крус оставил вместо себя дежурить Добрую Душу, в мельчайших подробностях выучившего описание внешности Ганта, и зашагал в гостиницу.
Тетю уже был в постели. Бартоло с пистолетом в руке сидел у стола, полотно Веласкеса лежало рядом. Пожелав им спокойной ночи, Педро вышел в коридор. Он услышал, как Бартоло запер дверь на засов. Лишь после этого капитан пошел к себе. Его комната находилась в конце коридора. Но не успел де ла Крус сделать и пяти шагов, как ближайшая дверь распахнулась и на него напали три вооруженных незнакомца с криком: «Бей! Хватай его! Бей!»
Педро успел выхватить шпагу и дагу.
На шум выглянул Бартоло и тут же поспешил на помощь хозяину.
Одного из нападавших де ла Крус ранил, и тот скрылся за дверью, другой выпрыгнул в окно коридора, выходившее во двор гостиницы, третий, выронив саблю из раненой руки, попятился, ухитрился проскользнуть мимо Бартоло к лестнице и кубарем слетел вниз.
— Бартоло, к себе! — коротко скомандовал де ла Крyc я помчался за убегавшим вниз по лестнице.
Однако никого из нападавших он не поймал и, когда вернулся в номер Тетю, застал там картину, от которой болезненно сжалось сердце.
Связанный, на постели сидел Тетю, рядом валялись кляп и мешок. Холста Веласкеса не было. Бартоло рычал, рвал на себе волосы и плакал.
— Они от нас не уйдут! — сквозь зубы произнес де ла Крус. — Гант рядом. Вперед! Вы собирайтесь — и к лодкам! Я не дам ему уйти! — с этими словами Педро вложил в ножны шпагу. — Я скоро вернусь, — и направился в свою комнату.
Бартоло развязал Тетю, пока тот одевался, негр собирал свои пожитки и продолжал проливать горючие слезы. Возвратился де ла Крус.
— Не успел головы поднять, как на веревках влетели двое в открытое окно. Связали, кляп в рот, мешок на голову, — виновато говорил Тетю, приходя в себя и испытывая глубокую неловкость перед Педро. — С Гантом шутки плохи!
— Будет что рассказать Девото и Медико, да и моим, детям, — усмехнулся с горечью в голосе Педро. — Ну! Вперед!
Через пару часов все, за исключением Доброй Души и двух матросов, были на люгере.
Атака на дом дамы сердца английского пирата не принесла желаемого результата. Поднятая с постели хозяйка оказалась в доме одна, если не считать слуги и горничной. Ни Ганта, ни трех его офицеров де ла Крус и его люди там не обнаружили. Жильцы дома молчали, словно немые.
Боцман с двумя матросами, посланный капитаном рассчитаться с ирландцем и незнакомцем-шкипером, вернулся злее разъяренного ягуара. Он сыпал вокруг, что с ним редко бывало, бранными словами, зубы Доброй Души скрипели.
— Намотайте мои внутренности на якорный барабан, если я не должен сдать свою дудку! Обоим один и тот же нож перерезал горло! Шкиперу — в таверне, ирландцу — в собственной койке. Вот деньги, — и Добрая Душа бросил на стол два мешочка.
Де ла Крус тоже скрипнул зубами.
— Шкипер, выводите люгер из залива! — глухим голосом приказал Красный Корсар. — Идем к «Каталине»! Вперед!
Глава 16
ДЕФО
Теперь на холме, находившемся в кабельтове от берега и неподалеку от мыса Буэнависта, рядом с тремя добротными хижинами среди густых деревьев был отстроен навес под стойла для трех жеребцов. Коней чистой арабской крови Боб Железная Рука захватил на испанском торговце, доставлявшем их с Аравийского полуострова в Новую Испанию. Чистокровные производители предназначались для конюшен вице-короля, желавшего улучшить породу местной, происходившей от мустангов, верховой лошади, столь необходимой и полезной в делах чарро — мексиканских скотоводов.
С лошадьми Боб привез набор сбруй, уздечек, ковровых чепраков и превосходной работы как мужские, так и женские седла. Хотя Боб и слыл за человека железной хватки, душою он был добр, и все жители уединенного по воле судьбы лагеря были одарены богатыми подарками.
Увидев, как за последний год Каталина расцвела, чувство Боба запылало с новой силой, и он пожелал тут же свернуть лагерь и увезти с собой Каталину. Однако та, наученная доньей Кончитой, сумела своим отношением несколько остудить вожделение пирата, а добрая шотландка правдами и неправдами убедила Боба повременить еще до следующего декабря.
— Поймите, Боб, яблоко еще не созрело. Разумный землепашец не спешит бросать зерна в холодную, не согретую временем ниву. Она еще дитя. Вы ее только оттолкнете и… проиграете. Терпение, мистер Боб. Со мной этот бутон распустится в прелестный цветок, и тогда… он сам будет нуждаться в том шмеле, который снимет с него нектар.
— Шмель давно мог снять нектар, как вы говорите донья Кончита. Но, пожалуй, вы правы… Мне нужен сам цветок, — бывалый американский пират подкрутил усы, но тут же с грустью опустил глаза.
— Мне положительно нравятся мужчины, которые охвачены любовью, но могут здраво рассуждать! Браво, мистер Боб! Еще год! Он из девушки сделает женщину, способную многое воспринять по-иному, ответить на горячее чувство, а главное, по своей воле стать матерью вашего дитя, Боб! — шотландка говорила с такой неподдельной искренностью, что он вскочил с качалки и с чувством благодарности поцеловал руку доньи Кончиты.
Капитан тем легче согласился с доводами разумной женщины, потому что ему вместе с двумя другими пиратскими кораблями вскоре предстояло совершить опасный поход к берегам испанской провинции Коста-Рика. А там с боем овладеть крепостью Сан-Бернардо, что находилась в устье реки Рио-Матина, и затем с суши ударить и захватить богатый порт Лимон.
Каталина, которая к этому времени уже метко стреляла из пистолета, умела превосходно метать ножи, владела хлыстом и палкой как оружием и успешно обучалась приемам защиты и нападения саблей, быстро, с помощью мужчин и особенно искусной наездницы, какой оказались донья Кончита, обучилась верховой езде и подружилась с лошадьми. Она любила ухаживать за ними вместе с Негро. И трехгодовалый буланый жеребец, на котором она ездила, так привязался к Каталине, что, стоило ей на прогулке покинуть седло, он шел за ней по пятам, то и дело тыча мордой в спину.
В один из последних дней уходившего года, ближе к вечеру, Каталина сидела на любимом уступе, с которого было так хорошо смотреть на море и наблюдать за прелестью причудливых закатов, столь будоражащих ее воображение. Девушка пребывала в мечтах рядом с Педро. Всего минуту назад она впервые в жизни отчетливо ощутила, что у нее есть сердце. Внезапно ей пришло на ум, что Педро, в то время как ее одурманили своей игрой небесные краски, обнимает другую. Сердце застучало так, что готово было выпрыгнуть из груди. Ей стало трудно дышать, и закружилась голова.
Вулкан, так звали серебристо-палевого дога, спокойно лежал рядом с хозяйкой, положив мудрую лобастую голову на огромные лапы. Позади треснул сучок, и Каталина, которая по настоянию доньи Кончиты никогда не отходила от дома без миниатюрного дамского пистолета за поясом, мгновенно, быстрее, чем Вулкан, знавший причину шороха и потому совсем не спешивший, была на ногах, а рука ее легла на рукоятку оружия.
— Умница! — послышался мягкий, ставший за эти два года родным голос доньи Кончиты. — Через полчаса поспеет ужин. Я пришла помечтать вместе с тобою.
Каталина нежно обняла за плечи наставницу, ставшую ей заместо старшей сестры, и обе они уселись на теплые камни уступа.
— Уверена, мечтаешь видеть себя дочерью Атланта, красавицей Калипсо .
— Нет донья Кончита, я — Пенелопа! — и лицо девушки залила краска под стать цвету спелого кофейного плода.
— Милая моя, нет большего счастья в жизни, чем уверенность, что ты любима.
— Счастье и в том, что ты сама любишь! Любовью держится моя жизнь! Моя любовь к Педро сильнее страха смерти! Демон, нечистый дух послал сейчас мне видение, что Педро минуту назад ласкал другую женщину. Не верю! Я жду его! И он меня ищет! Ищет и найдет!
Чтобы отвлечь Каталину от распаляющей душу темы, донья Кончита раскрыла книжку в дешевом переплете. То был томик, привезенный недавно Бобом, стихотворного сочинения Даниэля Дефо «Чистокровный англичанин».
— Таким смелым, как Дефо, и был мой возлюбленный.
— Еще смелее и того и другого мой Педро! — лицо Каталины вновь сделалось пунцовым.
Донья Кончита, словно бы и не слышала этого крика своей воспитанницы, спокойно продолжала излагать свою мысль:
— Дефо станет великим писателем, запомнится на века, будет гордостью Англии. То, что сегодня приносит ей безусловный вред, Дефо дерзко высмеивает. Сатира его зла, но справедлива. Видишь ли, девочка, настоящий писатель — это прежде всего оппозиционер, поскольку в противном случае он лишен тех соков, которые только и могут питать растение, называемое вдохновением. Для восхваления существуют придворные поэты. И чем сильнее, активнее, чище соки, тем более могучие вырастают кусты. Бурьян же, как известно, растет на любой земле и питается любыми соками, даже помоями… Я восхищена его «Чистокровным англичанином».
— Вы полагаете, я смогу прочесть его без вашей помощи?
Обе они говорили по-английски.
— Пока еще нет. Но ты, Каталина, делаешь успехи. Послушай, Дефо откровенно и отважно тешится над английской аристократией, ее родовой спесью, противопоставляет ей человеческое достоинство и ум. Он станет очень популярен, но и наживет себе массу врагов. Именно так обязаны жить настоящие мужчины!
— Вчера Негро рассказал мне, как когда-то он был свидетелем нечеловеческих издевательств именитых поселенцев Новой Англии, и не только над чернокожими, но и над белыми рабами, привезенными туда в кандалах.
— Не сомневаюсь, что он поведал правду.
— Негро не жаловался, донья Кончита, но я вижу по его глазам, как он стал бояться мистера Деревянная Нога. Тот, как только они остаются вдвоем, издевается над Негро.
— Да, вот о чем я не сказала капитану Бобу и очень сожалею. Мистер Деревянная Нога тайно где-то гонит арак.
— Что это?
— Крепкий спиртной напиток из кокосового молока. Так называют его малайцы.
Вулкан залаял. Среди кустов замелькали фигуры Негро и второго верного стража их лесного пансиона — голубого с темно-графитным оттенком дога, по природе своей — собаки, не ведающей страха. Их появление означало, что пора идти ужинать.
— Но, донья Кончита, ведь вы меня не выдадите капитану Бобу? — девушка пытливо заглянула в лицо наставницы.
— Тебе, Каталина, я друг, но и мистеру Бобу я обязана многим… Хотя бы тем, что он свел меня с тобой, — заявила донья Кончита, не ответив на вопрос девушки прямо.
Меж тем обе женщины поднялись и, взявшись за руки, направились к столу, где их ждала приготовленная мужчинами еда.
Де ла Крус безуспешно обыскивал северное побережье Эспаньолы, обошел острова Пуэрто-Рико, Гваделупа, Доминика. На обратном пути он обследовал все южные заливы Эспаньолы и еле успел к последнему дню года подойти к самому западному из островков группы Морант. Там, без особых осложнений, молодой английский виконт был обменен на младшего брата Переса, который оказался основательным и толковым знатоком своего дела. Он особенно понравился де ла Крусу и его друзьям тем, что, внимательно осмотрев «Каталину», сразу заявил:
— Англичане усиливают мощь своих кораблей тяжелыми, дальнобойными орудиями, чем утяжеляют их, лишая подвижности. От них выгодно отличаются французские суда. Быстрый маневр при необходимой сноровке и верном глазе бомбардиров — большее преимущество, чем чванливость английских адмиралов чугунолитейным мастерством.
Туэрто и Добрая Душа были верны себе и холодно встретили Адальберто. Капитан «Каталины» заметил это и строго наказал старшему бомбардиру и боцману не вынуждать его изменить о них свое мнение.
Курсируя среди Большого и Малого Антильских архипелагов, где в портах и прибрежных поселениях давно ничего не слышали о Ганте, де ла Крус с попутными оказиями дважды посылал людей на Тортугу — и безуспешно. Бывалому моряку скрыться в Карибском море в ту пору не составляло особого труда.
Еще перед Новым годом имело место событие, вызвавшее ропот некоторой части экипажа «Каталины». На пути к Ямайке поблизости от Коровьего острова, на юго-западе от Эспаньолы, «Каталина» встретила голландского работорговца. Он перевозил на бригантине в порт Чарлстон сенегальцев в трюмах, набитых живыми и мертвыми телами. Работорговца, капитана и команду бригантины де ла Крус высадил на берег необитаемого острова Ваш и привел судно с несчастными в порт Кабо-Гаитиано. Там он продал бригантину, а оставшихся в живых сенегальцев передал на попечение человеку, у которого два месяца назад шкипер Чистюля арендовал люгер. Де ла Крус оставил судовладельцу необходимую сумму для того, чтобы тот должным образом оформил нужные бумаги и сделал рабов свободными гражданами. Стоимость бригантины, за вычетом королевской части, была поделена между командой «Каталины», однако среди ряда ее членов выказывалось недовольство поступком Красного Корсара, не за понюх табаку отпустившего африканцев, представлявших собой как товар большую ценность.
Когда де ла Крус приказал боцману свистать всех наверх, «Каталина» шла под парусами курсом бакштаг строго на север, к Багамским островам, где, предполагалось, мог находиться Гант. Размышляя о причине неожиданного приказа, команда собралась на палубе между бизань-мачтой и капитанским мостиком. Де ла Крус спустился по трапу вместе с Бартоло и без обиняков заявил:
— Пусть выйдут вперед те, кто выступал против того, что я отпустил на волю захваченных нами негров-рабов! Я передал их владельцу люгера безвозмездно. Он сделает их свободными людьми, такими, как мы с вами! Шагайте вперед!
Отделилось от команды всего человек десять, но кое-кто еще мялся на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88