Как смел на людях Хаген её затронуть честь?
И вот какую речь тогда ей подсказала месть:

«Я, мужний щит наполнив казною золотою,
Её, в придачу к землям и замкам, дам герою,
Которым будет Хаген, обидчик мой, сражён.
Пусть только голову врага ко мне доставит он».

«Где гунны? – молвил Фолькер. – Что ж не идут сюда?
Я воинов ленивей не видел никогда –
Они не сходят с места, хоть их награда ждёт.
Напрасно Этцель посулил им плату наперёд.

Хлеб государя даром вся их орава ест. Хлеб государя даром вся их орава ест. – Дружинники у германцев считались сотрапезниками вождя.


Вот и сейчас без дела они торчат окрест,
А не спешат на помощь владыке своему.
За что мужами их зовут – никак я не пойму».



Авентюра XXXV
О том, как был убит Иринг


Маркграф датчанин Иринг, озлясь, сказал в ответ:
«Я долгу неизменно был верен с детских лет.
Не раз мою отвагу изведал враг в бою.
Мой меч подайте мне, и спесь я с Хагена собью».

Владетель Тронье молвил: «Со мной не пробуй драться,
А если уж решился, вели своим убраться.
Пусть лучше не мечтают тайком проникнуть в зал –
Всех вниз спущу я с лестницы, как их родню спускал».

«Довольно, – крикнул Иринг, – с меня пустых речей!
Случалось мне тягаться с врагами посильней.
С тобой и в одиночку, бахвал, управлюсь я.
Не пособит тебе в бою заносчивость твоя».

Направился он к залу, но Хаварт удалой,
Тюринг отважный Ирнфрид, воитель молодой,
И десять сот иль больше испытанных бойцов
С ним вместе двинулись на двух бургундских удальцов.

У фолькера мгновенно зажёгся гневом взгляд,
Когда скрипач увидел, какой большой отряд
За Принтом отважным ко входу в зал спешит –
Все в новых прочных шишаках, у всех на локте щит.

«Мой Хаген, полюбуйтесь, как ваш соперник смел.
Он с вами в одиночку управиться хотел,
Но десять сот иль больше мужей с собой ведёт.
Он лгал, и эта ложь пятно на честь его кладёт».

Друг Хаварта воскликнул: «Пусть все уходят прочь.
Слыть за лгуна и труса я вовсе не охоч. Слыть за лгуна и труса я вовсе не охоч. – Речи Фолькера и Хагена раззадоривают противников, обвиняя их в трусости; это самое большое оскорбление для германского воина. Обмен подобными раззадоривающими речами перед схваткой – частое явление в средневековом германском эпосе.


Уж если дал я слово, то слово я сдержу.
И в одиночку Хагена, как он ни лих, сражу».

Он чуть не на коленях стал заклинать родных,
Чтоб вмешиваться в схватку не смел никто из них,
Но долго их упорства сломить не мог никак –
Все знали, до чего силён его жестокий враг.

Однако Иринг всё же поставил на своём
И наконец остался с противником вдвоём,
Чтобы себя прославить иль честно смерть принять,
И поединок витязи решили начинать.

Копьё датчанин поднял, к груди свой щит прижал
И Хагену навстречу по лестнице взбежал,
А тот от двери зала уже спешил к врагу,
Копьё, длиной немалое, вздымая на бегу.

Метнули разом копья друг в друга смельчаки.
Щиты пробив, оружье сломалось на куски.
Обломки древков в воздух взлетели, засвистев,
И за мечи взялись бойцы, придя в великий гнев.

Могуч и храбр был Хаген: врага он так рубнул,
Что по двору и залу разнёсся громкий гул.
Всё зданье сотрясали тяжёлые удары,
Но Хагена не одолел датчанин в схватке ярой.

Увидев, что противник ему не по плечу,
Маркграф шаги направил к лихому скрипачу.
«Его-то, – думал Иринг, – я посильнее буду».
Но Фолькер тоже отражать врагов умел нехудо.

На щит маркграфа рухнул клинок его, звеня,
И отлетели пряжки подщитного ремня.
Не связываться Иринг со шпильманом решил
И с Гунтером Бургундским бой затеять поспешил.

Друг другу оказались соперники под стать.
Как ни старались оба победу одержать,
Не получили даже царапины они:
Булат – и тот не пробивал надёжной их брони.

От Гунтера отпрянув и тщетный бой прервав,
На Гернота с разбега набросился маркграф,
Из вражеской кольчуги сноп искр исторг мечом,
Однако сам чуть не убит был грозным королём.

Всё ж Иринг увернулся и четырёх мужей,
Прибывших с Рейна в свите бургундских королей,
Сразить поочерёдно за краткий миг успел.
Заметил это Гизельхер и гневом закипел.

«Вам, государь мой Иринг, – в сердцах воскликнул он, –
За тех воздать я должен, кто вами был сражён».
И с этими словами король, шагнув вперёд,
Датчанина ударил так, что наземь рухнул тот.

В крови пред Гизельхером лежал он недвижим,
И, видя это, каждый, кто наблюдал за ним,
Мнил, что маркграфу больше не взяться за клинок,
Но нет, не ранен Иринг был, а только сшиблен с ног.

Падением так сильно был оглушён храбрец,
Что сам уже не ведал, живой он иль мертвец.
Сознания лишила его на время боль –
Столь сокрушительный удар нанёс ему король.

Когда же понемногу беспамятство прошло,
Тайком подумал Иринг: «А я судьбе назло
Не только жив, но даже не ранен никуда,
Хоть силу Гизельхерову запомню навсегда».

Когда б бургунды знали, что враг не пострадал,
Удел куда печальней датчанина бы ждал.
Он голоса их слышал Он голоса их слышал… – Иринг был повергнут наземь в полном вооружении, и шлем не давал ему возможности видеть что-либо помимо находящегося прямо перед ним; вертя же головой, он выдал бы себя. Поэтому он мог полагаться только на свой слух.

и размышлял тревожно,
Как невредимым ускользнуть от Гизельхера можно.

Вскочил внезапно Иринг и бросился во двор.
По счастью для маркграфа, был на ногу он скор.
Но за порогом Хаген предстал ему опять,
И беглецу пришлось себе дорогу прорубать.

«Теперь, – подумал Хаген, – не избежишь ты смерти,
Уж разве что прискачут тебе на помощь черти».
И всё ж бургунд был ранен – рассёк шишак на нём
Могучий Иринг Васкеном, своим стальным мечом.

Когда почуял Хаген, что рану получил,
Клинком над головою взмахнул он что есть сил.
Муж Хаварта пустился бежать, покуда цел,
А Хаген вниз по лестнице вослед за ним летел.

Но если б даже втрое была она длинней,
И то не смог бы витязь врага сразить на ней –
Себя коснуться Иринг бургунду не давал.
Лишь искры из его щита противник выбивал.

К друзьям маркграф вернулся, оставшись невредим.
Кримхильде доложили, что Ирингом лихим
Её обидчик ранен в отчаянном бою,
И выразить пришла она признательность свою.

«Пусть за отвагу, Иринг, воздаст тебе Творец!
Меня ты, славный воин, утешил наконец –
Я вижу, вся кольчуга у Хагена красна».
И щит иссечённый с бойца сама сняла она.

«Его вы, – молвил Хаген, – благодарите рано.
Я с жизнью не расстанусь от столь пустячной раны.
Вот если б снова схватку со мной он завязал,
Я б тоже счёл, что это муж, а не пустой бахвал.

Не радуйтесь, что стала красна броня моя.
Теперь ещё свирепей на гуннов ринусь я,
И первым будет Иринг за всё держать ответ,
Хотя вассалом Хаварта я лишь слегка задет».

Встал на ветру датчанин и снял с себя шишак –
Дать поостыть кольчуге намерен был смельчак.
Его превозносили за храбрость всё вокруг,
И от таких хвалебных слов воспрял он духом вдруг.

«Возобновлю я схватку, – вскричал маркграф лихой, –
И гордеца-бургунда сражу своей рукой.
Друзья, вооружиться вы мне должны помочь».
И взял он новый крепкий щит, отбросив старый прочь.

С великим тщаньем Иринг был в битву снаряжён.
Копьё потяжелее нарочно выбрал он,
Надеясь, что бургунда пронзит оно насквозь.
А Хаген за врагом следил, и в нём кипела злость.

Противнику навстречу, сгорая нетерпеньем,
Он первый устремился по лестничным ступеням,
Метнул копьё в маркграфа и взялся за клинок.
Могуч был Иринг, но сломить он Хагена не смог.

Мечи щиты пробили и в панцири впились,
И пламя от ударов столбом взметнулось ввысь.
Датчанину глубоко булат плечо задел,
И силой Хавартов вассал мгновенно оскудел.

Теперь лишь защищался израненный маркграф,
До самого забрала пробитый щит подняв.
Им мысль одна владела – как жизнь свою спасти.
Но горший вред ему сумел соперник нанести.

Муж Гунтера нагнулся и, подобрав копьё,
Метнул в противоборца оружие своё.
Застряло в лобной кости у Иринга оно.
Знать, было витязю в тот день погибнуть суждено.

Он до своих добрался в предчувствии конца,
Но снять шишак датчанам не удалось с бойца,
Пока копьё из раны не вырвали они,
И рухнул навзничь удалец под крик и плач родни.

Об этом королева была извещена.
Над Ирингом склонилась с рыданием она –
Так было ей прискорбно, что пал лихой вассал,
А он супруге Этцеля при всех родных сказал;

«Не лейте слёз напрасно, владычица моя.
Они помочь бессильны: так тяжко ранен я,
Что неизбежно должен сегодня умереть.
Служить ни вам, ни Этцелю мне не придётся впредь».

Датчанам и тюрингам он дал такой совет:
«Дары от королевы вам принимать не след.
За золото Кримхильда на смерть отправит вас. Дары от королевы вам принимать не след. // За золото Кримхильда на смерть отправит вас. – Получение даров влекло за собой обязательство по отношению к дарителю. Однако датчане тут же бросаются в бой – не ради королевских наград, а охваченные жаждой мести за убитого Иринга.


Тот, кто пойдёт на Хагена, умрёт, как я сейчас».

Тут побледневший Иринг был должен замолчать,
И смерть на нём незримо поставила печать.
Датчане застонали, но тут же всей толпой
Схватились за оружие и устремились в бой.

Ворвались храбрый Ирнфрид и Хаварт в двери зала.
За ними десять сотен вассалов их бежало.
Всё разом загудело и затряслось кругом.
На вормсцев копья острые посыпались дождём.

Затеял схватку Ирнфрид со шпильманом лихим,
Но был достойно встречен противником своим.
Ландграфа грозный Фолькер мечом ударил так,
Чтоб лоб оружье рассекло, пробив стальной шишак.

Лихой тюринг бургунда рубнул клинком сплеча,
И расскочились звенья в кольчуге скрипача,
И пламенем холодным сверкнул её металл,
Но Фолькер всё же уложил ландграфа наповал.

Напал датчанин Хаварт на Хагена со злобой.
Они чудес немало в тот день свершили оба.
Звенели непрерывно мечи в руках бойцов.
Владетель Тронье недруга сразил в конце концов.

Вселила гнев и ярость кончина их вождей
И в датских и в тюрингских неистовых мужей,
И стали в двери зала ломиться смельчаки.
Десятки шлемов были там изрублены в куски.

Бургундам крикнул Фолькер: «Впустите их сюда.
Им золота Кримхильды не видеть никогда.
Мы за неё с врагами произведём расчёт.
Никто из них живым у нас обратно не уйдёт».

Едва втянулся в зданье весь вражеский отряд,
Удары на пришельцев посыпались, как град,
И с плеч голов немало на мокрый пол слетело.
Сражался славно Гизельхер, и Гернот бился смело.

Везде мечи взлетали, свистя, круша, рубя,
Бургунды в этой битве прославили себя.
Все тысяча четыре врага, что в зал вступили,
До одного истреблены мечами рейнцев были.

Вновь тишина настала, умолкли шум и гам.
Одна лишь кровь убитых по сточным желобам
С журчанием негромким сбегала вниз во двор.
Вот так был людям Этцеля жестокий дан отпор.

Свои щиты бургунды поставили у ног
И отдохнуть немного присели, кто где мог.
Остался только Фолькер у входа в зал стоять.
Чтоб первым в сечу ринуться, коль вспыхнет бой опять.

Скорбела королева, король был удручён.
От слёз померкли очи у гуннских дев и жён.
Шептал им тайный голос, что скоро смерть у них
Вновь похищать начнёт друзей, мужей, детей, родных.



Авентюра XXXVI
О том, как королева приказала поджечь зал


«Снять шлемы! – крикнул Хаген соратникам усталым.
Я вместе с другом встану на страже перед залом,
И если гунны снова посмеют в ссору лезть.
Я тотчас королям моим подам об этом весть».

Бургунды сняли шлемы с разгорячённых лбов
И сели на останки поверженных врагов.
Их изрубили рейнцы в сражении мечами
За то, что худо обошлись хозяева с гостями.

Король с женой решили, что ими дотемна
Должна ещё раз битва пришельцам быть дана.
Собрали всех способных мечом владеть людей,
И двадцать тысяч воинов напали на гостей.

Близ королей бургундских брат Хагена стоял,
Как вдруг увидел Данкварт врагов у входа в зал.
Он бросился к порогу и встретить их успел.
Все мнили, что храбрец погиб, но он остался цел.

Покуда ночь над миром не распростёрла тень, –
А летом отступает пред ней не скоро день, –
Вели сраженье вормсцы, как витязям к лицу.
Пришёл от их мечей конец не одному бойцу.

Совпал с солнцеворотом тот долгий страшный бой.
Свела Кримхильда счёты с ближайшею роднёй,
За прошлые обиды ей отомстив вполне,
Но Этцелю всю жизнь пришлось жалеть об этом дне.

Встревожились бургунды, когда спустился мрак.
Им думалось: не лучше ль, чем маяться вот так,
Самим напасть на гуннов и доблестно почить
Иль всё же попытаться мир с врагами заключить.

И Этцеля решились три короля позвать.
Кто им в стране враждебной вонмет скорей, чем зять?
От свежей крови красны, от панцирей черны,
Спустились братья вниз во двор и стали у стены.

На зов явился Этцель, Кримхильда с ним пришла.
Весь край им был подвластен, и рать их всё росла.
Король бургундам бросил: «Зачем я зван сюда?
На мировую не пойду я с вами никогда.

Вы нанесли мне нынче такой большой урон,
Что он лишь вашей кровью быть может искуплен.
Мой сын сражён был вами, истреблена родня.
Ни мира, ни прощения не ждите от меня».

«Ты нас, – промолвил Гунтер, – напрасно не кори.
Убили нашу челядь твои богатыри.
Скажи, в чём пред тобою мы провинились вдруг.
Ведь я тебе доверился и мнил, что ты мне друг».

Млад Гизельхер Бургундский спросил врагов своих:
«Пусть Этцелевы люди, те, что ещё в живых,
Поведают открыто, чем я их оскорбил.
К ним едучи, руководим я добрым чувством был».

Ответствовали гунны: «От доброты твоей
Немолчный стон сегодня стоит в округе всей.
К нам занесло из Вормса тебя не в добрый час.
Ты со своими братьями осиротил всех нас».

Державный Гунтер снова воскликнул с возмущеньем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70