теперь её воины получили окончательное доказательство и могут быть уверены в необходимости покарать Хагена. Поведение последнего со времени прибытия ко двору Этцеля нужно оценивать в свете пророчества о неизбежной гибели всех бургундов, переправившихся через Дунай. Он идёт на ускорение конфликта с Кримхильдой и гуннами, не дожидаясь их нападения, и берёт инициативу в свои руки.


Вы Зигфрида убили, супруга моего.
До смерти не устану я оплакивать его».

«Давно мне всё известно, – Кримхильде молвил он. –
Да, я тот самый Хаген, кем Зигфрид был сражён.
Его собственноручно я смёл с лица земли
За то, что бранью вы до слёз Брюнхильду довели.

Расчёта, королева, мне отпираться нет.
Лишь я один – виновник всех ваших прошлых бед
И хоть сейчас за это ответ держать готов.
Пусть тот, кто мне отметить решил, отметит без лишних слов».

Кримхильда обратилась к пришедшим с ней бойцам:
«Вы слышите, признался в своей вине он сам,
И что с ним дальше станет – мне всё равно уже».
Молчанием ответили вассалы госпоже. Молчанием ответили вассалы госпоже. – Вид таких бойцов, как Хаген и Фолькер, внушил гуннам страх, и они отказываются вступить с ними в бой, несмотря на недавние заверения в полной готовности защитить честь своей госпожи (строфа 1764 след.) и огромное численное превосходство (четыреста против двух). Решающим, в глазах поэта, было бесстрашие Хагена и Фолькера; его цель – не столько опорочить гуннских воинов, которые в дальнейшем будут смело сражаться, сколько превознести двух непобедимых друзей; вдвоём они могли внушить страх кому угодно, и афористически звучащие слова Фолькера (строфа 1801) подчёркивают именно такой смысл всей сцены.



Ведь если б гунны всё же затеяли сраженье,
Они б лишь новой славой покрыли, без сомненья,
Двух витязей бургундских, испытанных в боях.
То, что клялись они свершить, им не дал сделать страх.

Один из них промолвил: «Что ж мы молчим, друзья? Что ж мы молчим, друзья? – Воину, без сомнения, стыдно признаться в том, что он испытывает страх.


Исполнить обещанье отказываюсь я.
Зачем нам после смерти богатство, власть и честь?
Из-за супруги Этцеля мы все поляжем здесь».

«Я мнения того же, – проговорил другой, –
И в жизни не отважусь на безнадёжный бой
Со скрипачом могучим, чей взор свиреп и лют,
Пусть даже горы золота за это мне дают.

О Хагене мне тоже рассказывать не надо –
Со мною вёл знакомство владетель Тронье смлада.
Мы двадцать два сраженья с ним вместе пережили.
Нередко жёны о мужьях из-за него тужили.

Когда его держали заложником у нас,
Он с Вальтером Испанским ходил в поход не раз,
У Этцеля на службе стяжав большую славу,
И сохраняется досель она за ним по праву.

А ведь в ту пору витязь едва входил в года.
Увы, давно уж седы те, кто был юн тогда!
Теперь же грозный Хаген не юноша, а муж
И Зигфридовым Бальмунгом вооружён к тому ж».

В конце концов, сраженье затеять не посмев
И этим королеву повергнув в скорбь и гнев,
Сочли за благо гунны исчезнуть поскорей –
Так сильно их перепугал вид двух богатырей.

Сказал бесстрашный шпильман: «Теперь нам стало ясно,
Что предостерегали нас люди не напрасно.
Вернёмся же немедля к трём нашим королям,
Чтоб их задеть и в бой втянуть не вздумалось врагам.

Там, где, не зная страха, стоит за друга друг,
Оружье выпадает у недруга из рук.
Чтоб отреклись злодеи от умыслов дурных,
Порой довольно показать, что не боишься их».

«Вы правы», – молвил Хаген, воитель знаменитый,
И в зал они вернулись, где короли со свитой
Стояли, ожидая, пока их примет зять.
Не смог при виде этого герой-скрипач смолчать

И бросил государям: «К лицу ль гостям таким
Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? К лицу ль гостям таким // Столь долго ждать свиданья с хозяином своим? – Эта сцена: короли со свитой, стоящие в ожидании приёма (в то время как любезный Этцель в нетерпении их ожидает, см. строфу 1808) и толкаемые якобы не замечающими их придворными, – производит впечатление какой-то несуразности. Объясняется она тем, что в эпосе одновременно два события в разных местах не совершаются, одно должно следовать за другим. Для того чтобы соблюсти принцип «линейной последовательности» действия, автор заставляет бургундских королей толпиться в зале в ожидании, пока к ним присоединятся Хаген с Фолькером.


Велите, чтоб немедля к нему пустили вас».
Тогда разбились витязи на пары сей же час.

Державный Гунтер рядом с владыкой бернским шёл,
А Гернота лихого отважный Ирнфрид вёл.
За ними выступали, друг другу руку дав,
Млад Гизельхер и Рюдегер, бехларенский маркграф.

Хоть с кем-то из хозяев шёл каждый гость вдвоём,
Не разлучился Хаген и тут со скрипачом. Не разлучился Хаген и тут со скрипачом. – Во время придворного церемониала Хаген и Фолькер остаются настороже, готовые к любым враждебным выпадам.


Заставить их расстаться лишь смерти удалось,
И многим жёнам из-за них наплакаться пришлось.

Сопровождали гордо трёх братьев-королей
Их славная дружина из тысячи мужей
И шестьдесят вассалов, всегда готовых к бою,
Которых Хаген на Дунай из Тронье взял с собою.

Бургундским государям, их обогнав чуть-чуть,
Указывали Иринг и смелый Хаварт путь,
А за порядком Данкварт и Вольфхарт наблюдали.
Боец, им равный доблестью, нашёлся б там едва ли.

Когда властитель рейнский вступил в приёмный зал,
Державный Этцель с трона нетерпеливо встал
И так радушно принял всех, кто вошёл туда,
Как не встречали их ещё нигде и никогда.

«Примите, Гунтер, Гернот и Гизельхер, привет.
Мне повстречаться с вами хотелось много лет.
На Рейн я с этой целью и посылал гонцов,
Я видеть также очень рад всех ваших удальцов.

С двумя из них мне встреча особенно приятна.
Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный,
И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный, // И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам. – Этцель все ещё пребывает в неведении об истинном смысле происходящего в его дворце. В противоположность коварному и деятельному Атли «Старшей Эдды», заманившему и погубившему бургундов, пассивный и куртуазный Этцель «Песни о нибелунгах» искренне рад гостям и не замышляет против них ничего дурного.


Она вам это сообщить дала наказ послам».

Сказал на это Хаген: «Я говорил с послами
И если б к вам не прибыл с моими королями,
То ради вас явился б на праздник и без них».
Тут за руку хозяин взял гостей столь дорогих.

Шурьёв с собою Этцель на троне усадил,
И в золотые чаши приезжим нацедил
Проворный кравчий вволю медов и сладких вин,
И быть как дома попросил их гуннский властелин.

Державный Этцель молвил: «Да будет вам известно:
Ничто мне в этом мире не может быть так лестно,
Как знать, что не отвергли вы наше приглашенье.
Приезд ваш для моей жены – большое утешенье.

Себя с недоуменьем я спрашивал не раз,
Каким своим поступком мог так прогневать вас,
Что в гости лишь одни вы не едете ко мне.
Я счастлив наконец принять вас у себя в стране».

Тут Рюдегер достойный вмешался в разговор:
«От счастья не напрасно у вас сияет взор От счастья не напрасно у вас сияет взор… – Рюдегер, так же как и Этцель, не догадывается о надвигающейся катастрофе, тень которой уже нависла над этим последним пиром четырёх королей.

–
Супруги вашей братья вам преданы и верны,
А их воители полны отваги беспримерной».

Бургундов принял Этцель в канун солнцеворота,
И сколько ни живу я, а всё ж не слышал что-то,
Чтоб где-нибудь встречали радушнее друзей.
Повёл он сам к столу шурьёв, а также их людей.

Никто такого пира не видел отродясь.
Хмельная влага в чаши рекою там лилась,
И потчевал хозяин с открытою душой
Своих гостей, прославленных во всех краях молвой.



Авентюра XXX
О том, как Хаген и Фолькер стояли на страже


К закату день склонился, и мрак окутал мир.
Бургунды утомились, и стал им пир не в пир.
Был долгий путь нелёгок, в постель пора бы лечь,
И первым Хаген с Этцелем завёл об этом речь.

Тогда и Гунтер молвил: «Храни хозяев, боже!
Хотим мы удалиться и отдохнуть на ложе,
А утром в час урочный вернёмся в этот зал».
И от души согласие на то хозяин дал.

С мест повскакали гунны, гостей обстав кольцом,
И крикнул смелый Фолькер: «Вы тронулись умом,
Коль под ноги суётесь таким богатырям.
К нам подступать не пробуйте, иль худо будет вам.

Уж так смычком я двину, коль разозлят меня,
Что многих будет вскоре оплакивать родня.
Уйдите-ка с дороги, пока я не вскипел.
Все смельчаками мнят себя, да ведь не каждый смел».

Увидев, как разгневан его бесстрашный друг,
Окинул Хаген взором тех, кто стоял вокруг,
И бросил: «Храбрый шпильман разумный дал совет.
Вам, воины Кримхильдины, тесниться здесь не след.

Коль зла вы нам хотите, не тратьте силы зря.
Вы за своё возьмётесь, когда сверкнёт заря,
А ночью не мешайте нам почивать без ссор,
Как повелось у витязей со стародавних пор». Как повелось у витязей со стародавних пор. – Честный бой должен происходить при свете дня, ночью же совершаются преступные убийства. Ср. строфу 1845 след.



Приезжих положили в огромном зале спать,
Для каждого поставив просторную кровать.
Спокойно сну предаться там можно было б им,
Когда бы не замыслила Кримхильда месть родным.

Лежали на постелях, разостланных для них,
Аррасские подушки из тканей дорогих.
На пышных одеялах с парчовою каймой
По шёлку аравийскому вился узор златой.

А покрывала были у всех честных гостей
Из белых горностаев и чёрных соболей.
Так дивно и удобно устроен был ночлег,
Что лучше ни один король не почивал вовек.

Но Гизельхер промолвил: «Всё это не к добру.
Есть у меня причины подозревать сестру.
Увы, приём радушный бедой для нас чреват.
Боюсь, что нам с дружиною заказан путь назад».

Сказал на это Хаген: «Оставьте страх покуда.
Всю ночь стоять на страже у входа в зал я буду
И до зари тревожить вас никому не дам,
А утром каждый за себя заступится и сам».

Поклон ему отвесив, бургунды разошлись,
С себя одежду сняли и тотчас улеглись –
Давно уж сну предаться любой из них мечтал,
А Хаген, витязь доблестный, вооружаться стал.

Воскликнул смелый шпильман-не лёг он спать с друзьями;
«Мне постоять на страже дозвольте, Хаген, с вами,
Пока заря не вспыхнет и не рассеет тьму».
И Хаген с благодарностью ответствовал ему:

«Великодушный Фолькер, пусть вам воздаст творец!
Когда со мной бок о бок стоит такой боец,
В бою меня вовеки не одолеть врагу.
Услугой с вами я сочтусь, коль смерти избегу».

Надев стальные брони, а также шишаки,
Повесили герои щиты на сгиб руки
И стали на пороге, где в ожиданье дня
О притолоки оперлись, покой друзей храня.

Но тут же щит свой Фолькер оставил на земле,
Вернулся в зал и скрипку там отыскал во мгле.
Во двор оттуда с нею опять спустился он,
Решив бургундам усладить их первый, чуткий сон.

На камень он уселся со скрипкою своей.
Вовек на свете не жил скрипач его смелей.
Так ласково и нежно он заиграл в тиши,
Что шпильману признательны все были от души.

Не пожалел воитель умения и сил. Не пожалел воитель умения и сил. – Музыка, подобно поэзии, была важной частью куртуазных навыков.


Смычок его напевом всё зданье огласил.
Волною плыли звуки, сливаясь и журча,
И многих убаюкало искусство скрипача.

Увидев, что уснули соратники его,
Он снова встал у двери близ друга своего
И на руку повесил надёжный щит опять,
Чтоб в случае нужды отпор мужам Кримхильды дать.

В полночный час иль раньше заметил вдруг смельчак,
Как блещут чьи-то шлемы сквозь непроглядный мрак.
То воины Кримхильды сошлись во двор толпой,
Решив застичь гостей врасплох и навязать им бой.

Скрипач возвысил голос: «Друг Хаген, мне сдаётся,
Что скоро потрудиться обоим нам придётся.
Людей вооружённых заметил я во тьме.
Ручаюсь вам, недоброе у гуннов на уме».

«Молчите, – молвил Хаген. – Пусть ближе подойдут.
Они нас не увидят, а мы их встретим тут
И столько крепких шлемов мечами рассечём,
Что повернут враги назад с позором и стыдом».

Но в этот миг на двери какой-то гунн взглянул
И, различив двух стражей, товарищам шепнул:
«Нам нынче не добиться того, чего хотим.
У входа в зал столкнёмся мы со шпильманом лихим.

На лоб скрипач надвинул стальной блестящий шлем,
Ни разу не пробитый в сражениях никем.
Как жар, в полночном мраке броня горит на нём.
Оберегает сон друзей он с Хагеном вдвоём».

Вспять гунны повернули, от страха побледнев,
И другу молвил Фолькер, придя в великий гнев:
«Дозвольте мне пуститься вдогонку пришлецам.
Два слова я хочу сказать Кримхильдиным бойцам».

«Нет, ради дружбы нашей, ни шагу от порога! –
Ему ответил Хаген. – Взгляните, как их много.
Куда б вы ни ступили, вас окружат везде.
Я к вам приду на выручку, и тут уж быть беде.

Пока мы с вами будем врагов сметать с пути,
Успеют два-три гунна украдкой в зал войти
И там среди уснувших такое натворить,
Что нам по гроб о родичах придётся слёзы лить».

«Тогда, по крайней мере, им объявить бы надо,
Что мы их здесь видали, – сказал скрипач с досадой.
Пусть отрицать не сможет потом никто из них,
Что посягал предательски на жизнь гостей своих».

И бросил Фолькер гуннам, бежавшим прочь в испуге!
«Куда вы так спешите? Зачем на вас кольчуги?
Вы на разбой, наверно, собрались в эту ночь?
Коль так, мы с сотоварищем готовы вам помочь».

Враги не отзывались – язык сковал им страх.
«Тьфу, трусы и злодеи! – вскричал герой в сердцах. –
Во сне хотели, видно, вы смерти нас предать.
К лицу ли честным витязям на спящих нападать?»

Узнала королева нерадостную весть,
И пуще запылали в ней ненависть и месть.
Так гнев её ужасен и беспощаден был,
Что многих смелых воинов он вскоре погубил.



Авентюра XXXI
О том, как они ходили в собор


Промолвил смелый Фолькер:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70