Беатрис надорвала желтый конверт (делая это, она не задумывалась, как ее новая фамилия выглядит на конверте) и затем воскликнула в тревоге:
– О, как ужасно!
– Что случилось?
– Папа! Он опасно болен!
– Дайте мне посмотреть!
Уильям рывком выхватил у нее желтый конверт и прочитал: «У твоего папы апоплексический удар. Возвращайся немедленно. Мама».
Они с тревогой смотрели друг на друга. Беатрис внезапно пронзила боль, она представила, как папа, нетерпеливый, шумный, когда доходил до белого каления, жизнелюбивый и сильный, как мощный ураган пронесшийся через всю ее жизнь, сейчас думает о ней. Уильям выглядел неуверенно, как если бы он удивлялся: женился ли он по расчету и была ли в этом необходимость?
Беатрис уже была способна читать его мысли: «Магазин «Боннингтон» будет существовать, независимо от того, жив папа или нет. И мы никогда не будем бедными».
– Невозможно себе представить… О Уильям, пойми меня, мы должны ехать домой!
– Конечно, моя дорогая.
– Неужели папа умрет… Но он не хочет… Он такой жизнелюбивый! Бог не допустит этого. Где Хокенс? Надо ей сказать, чтобы она укладывала чемоданы. Во сколько отходит поезд?
– Сейчас я займусь этим. Поезд будет поздно вечером. Но нам придется провести несколько часов на холоде в ожидании утреннего парохода.
– Мне следует поехать одной, – сказала Беатрис в отчаянии. – Вам едва ли можно… с вашей простудой. А что касается тех заказанных платьев, это надо отменить. – У нее дрожали губы. – Может, мне придется носить траур.
Беатрис подумала, что она рада вернуться домой, несмотря на этот печальный повод. Ей всегда хотелось, после того как состоится ее замужество, жить в спальне генерала, в Овертон Хаузе, где произошло и произойдет еще много счастливых или несчастных событий, таких как многочисленные рождения и смерти.
Спальни в отеле оставляют только поверхностные воспоминания, туманные призраки.
Она едва могла поверить своим глазам, когда увидела папу, обложенного подушками, которые подпирали его. Но выглядел он почти так же хорошо, как три дня тому назад, когда она поцеловала его перед отъездом. Только тусклый взгляд, пожалуй, указывал на уныние, и один конец его великолепных усов смешно свисал вниз. Он вытянул левую руку в знак приветствия.
– Я рад видеть тебя, Беа.
– Мама сказала, что вы опасно больны.
– Я велел ей сказать это, поскольку хотел быть уверен, что ты приедешь.
В последних словах прозвучали нотки пафоса, и папин голос задрожал. Беатрис знала, что он очень стыдится этой дрожи. Он и старый генерал… Действительно, какую связь она обнаружила между этими двумя именами?
– Папа, скажите мне правду, насколько вы больны? Папа снова упал на подушки, и показалось, что воля к жизни отразилась на его лице, хотя он сейчас выглядел больным и непривычно старым.
– Доктор ничего определенного не сказал, – проворчал папа. – «Проклятье, у вас рука висит безжизненно, и вы должны спокойно лежать». Этот коллапс произошел вскоре после твоей свадьбы, вот и все… Боже! Какой я был тогда дурак, что подписал брачный контракт и остался без штанов. Они уложили меня в постель, и откуда я знаю, надолго ли.
– Да, папа. Совершенно верно. И это все, что сказал доктор?
Их глаза встретились. Взгляд папы был холодным.
– Со мной случился легкий удар. Я ценю жизнь! Я сказал, что никогда не слышал более ошибочного диагноза. Но правда в том, Беа, – ты хочешь знать правду?
– Да.
– Ну, ты ее узнаешь, поскольку смотришь фактам в лицо в отличие от твоего мечтательного мужа. Ты будешь заботиться о нем так же хорошо, как о магазине.
На один момент она подумала, что отец отклонился от темы разговора. О чем это он?
Но его глаза, несмотря на то что были тусклыми, не утратили умного выражения.
– Правда в том, Беа, что после удара у меня не действует правая сторона тела. Рука и нога. Я не могу повернуться в кровати без помощи дурацкой няньки. Это унизительно. В остальном я весел и жизнерадостен.
Беатрис облизала губы. Она старалась быть спокойной, но в душе ее не утихало волнение, такое же, как в Париже, когда она держала в руках телеграмму.
– Это навсегда?
– Нет, слава Богу! Ты не увидишь Джошуа Боннингтона в инвалидной коляске. Но это продлится достаточно долго. Я буду прикован к постели в течение нескольких недель, однако этого довольно для тех ублюдков… извини меня, Беа… чтобы навести порядок в магазине.
– Вас это тревожит, папа?
Он кивнул.
– Это взорвалось сразу перед твоим замужеством. Я не хотел рассказывать. Но ничего не поделаешь… исключая то, что теперь магазин «Боннингтон» принадлежит тебе. Не дал ли я тебе ключ?
– Но это на случай вашей смерти, папа. На долгое, долгое время.
– А со мной случился удар вскоре. Этого ты не можешь отрицать. – Он сделал попытку поднять правую руку, но потерпел неудачу. – Дела обстоят так, что ты должна вступить во владение.
– Я?! – воскликнула она, не веря. Однако ее сердце чуть не выпрыгнуло от волнения. Жизнь полна иронии. Сейчас подвернулся тот случай, которого она ждала долгое время, но счастье пришло в такой печальный момент.
– А почему нет? – сказал папа. – Ты замужем, и твой муж поддержит тебя. Ты переберешься в дом, который гораздо выше по общественному положению той среды, в которой живем мы. Не будут же у тебя деньги утекать сквозь пальцы, как у твоей матери, а эта часть города значительно отличается от дворца, в котором ты собираешься жить. Магазин «Боннингтон» разорится, если его не держать в руках. Как бы то ни было, но ты хотела его иметь, и Ты годишься для того, чтобы его сохранить. Я, как могу, расскажу тебе, что я сделал неправильно… недавно взял помощника менеджера…
– Мистера Федерстона? – спросила Беатрис, вспомнив этого мужчину. Она думала, что он проницательный, умный и не похожий на других.
– Правильно. Хочешь ты получить больше сведений о нем?
– Да, я знаю, мисс Браун не выносит его.
– Конечно, она всегда против новичков. Но в данном случае она оказалась права. Он хочет ее уволить, впрочем, она не знает об этом. Федерстон говорит, что она старомодна. Он хочет модернизировать несколько отделов. Я обнаружил, что он отменил некоторые мои приказы и сделал это за моей спиной, окружив себя подхалимами. И он нечестный. Я установил несколько дней тому назад, что товар определенно пропал. Я собирался подождать, пока пройдет твоя свадьба, как следует поскандалить с ним и избавиться от него. Однако свалился с этой болезнью. И этот негодяй запел хвалу Всевышнему по данному поводу без всякого стеснения.
– Папа, какая ужасная ситуация!
– Поэтому я и вызвал тебя. Ты должна это исправить. Спустись вниз в офис и созови собрание; и скажи, что ты вступаешь в свои права и будешь командовать, пока я не вернусь. Ты имеешь право поднять выше голову и твердо сказать. И они все будут за тебя. – Отец вытащил здоровую руку из-под одеяла и послал ей воздушный поцелуй. – Магазин «Боннингтон» твой и мой, и он не должен потерпеть крах из-за притязаний негодяя. Ты должна остановить это, Беа!
Папа сразу как-то устал. Он с трудом закончил последнюю фразу, пробормотав что-то, чтобы она поторопилась и родила сына-наследника.
– Мы сохраним свое дело для него, Беа. Ты сделаешь это? А теперь иди и скажи им.
– Хорошо, – произнесла она медленно, – да, я сделаю это. Но позже…
Уильям должен понять, подумала она. Он не пойдет сегодня рано утром в магазин «Бон Марше». Это действительно непредвиденный случай.
– Папа, вы знаете, я всегда хотела принимать участие в работе магазина. Но сейчас, когда я замужем и мы находимся на расстоянии, а Уильям чувствует себя плохо… Нет, не так, как вы, но он сильно простужен…
Она замолчала, потому что заметила слезы на глазах отца. Он незаметно стирал их и ворчал:
– Глаза стали слабыми, вот и все. Господи, почему ты допустил, чтобы это случилось?
– Потому что вы всегда тяжело трудились. И если я обещала, то пойду в магазин…
– Когда, Беа? Завтра?
Она кивнула, поскольку увидела, что у нее нет выбора. Но если быть до конца честной, она этого не хотела.
– Только я не могу работать по восемнадцать часов в сутки, как вы. И вы сами не должны перегружать себя. Делайте, как вам говорят, и не грубите нянечке.
Отец оживился и снова встревожился.
– Сейчас, Беа, не командуй мной. Прибереги это для мошенника Федерстона на завтра.
Глава 5
Обычно Бланш Овертон предоставляла свое место за столом невестке.
Беатрис ела много и вела себя за столом сначала как неловкая школьница, а позже – как нервничающая невеста. Но никогда как жена. Беатрис была уверена, что, когда она освоится и почувствует себя женой в полном смысле этого слова, у нее будет больше прав, чем сейчас, вытеснить миссис Овертон с ее места.
Миссис Овертон, закутанная в привычную тонкую прозрачную накидку, неуловимо покровительствующе относилась к Беатрис, у нее не возникало желания улучшить эту плохую сделку, и умышленно ничего не предпринимала, чтобы унизить Беатрис из-за того, что она не умеет вести себя.
Она будет жить где-нибудь в другом месте, пусть бежит куда глаза глядят, думала Беатрис. Это теперь мой дом, и я не потерплю ее покровительства.
Возмущенная безжалостностью миссис Овертон, Беатрис смотрела через стол на Уильяма. Конечно, он должен читать ее мысли.
Но он был занят едой, и на лице его отражалось чувство неистребимой скуки. Его простуда ще не прошла, а холодный Ла Манш, который он пересек, не пошел ему на пользу. Он уже заметил непомерные и эгоистические требования матери Беатрис вернуть ее из Парижа домой: ее отцу, казалось, не грозила опасность близкой смерти. Возвращаясь домой, Уильям совершил путешествие по морю в не подходящем для этого состоянии здоровья. Но он оставался добрым и симпатичным, он отпустил ее, выражая некоторое недовольство, что их медовый месяц был нарушен.
Но если Уильям был разочарован, что их брачные отношения не сложились в романтическом городе вроде Парижа, то Беатрис радовалась, что оказалась в своем собственном доме и, более того, что заняла постель старого генерала.
Чтобы отомстить свекрови за собственное неловкое поведение во время обеда, она изобрела странную игру, получая от нее яростное удовольствие. Игра продолжалась в течение всего обеда, который, как ей казалось, никогда не кончится.
– Беатрис, о чем вы думаете? Я обратилась к вам дважды, – в тоне миссис Овертон послышалось раздражение.
– Извините, что вы сказали миссис Овертон?
– Я спросила, было ли у вас время на покупки в Париже.
Миссис Овертон критически оценила взглядом как Беатрис оделась к обеду. В отличие от того времени, когда ее одевала мисс Браун, на ней было модное платье, безупречно корректное, но недоставало штриха и стиля.
Что скрывалось за этим вопросом? Действительно, что за ним таилось? Вполне достаточно, что все ее бывшие платья, которые муж выбросил за ненадобностью, лежат бесполезной грудой.
– Если вы не возражаете, я пойду отдам приказания, – продолжала миссис Овертон тоном превосходно воспитанного человека. – Беатрис! Вы слышите меня? У вас как раз есть время спуститься вниз и отдать приказания прислуге. Нужно начинать привыкать к такого рода хозяйственным обязанностям.
Ничего не могло быть более бестактного.
– Нет, благодарю вас, – решительно ответила Беатрис. – Я начну этим заниматься когда-нибудь потом.
Она собиралась идти в магазин «Боннингтон» завтра утром, и еще в другой раз утром. Поездка в Бейсвотер Роуд в экипаже занимает почти час времени, Уильяму приходится убеждать маму дать ей экипаж. Однако этот экипаж был не только собственностью миссис Овертон, но и ее тоже. Разумеется, он больше принадлежит миссис Овертон, чем ей, пока она не может купить себе собственный экипаж.
– Как хотите, – сказала миссис Овертон; хорошее воспитание не позволило ей проявить и тени обиды, – но вы должны прекратить называть меня миссис Овертон. Правда, Уильям?
– Беа, ты преувеличиваешь.
Что это? Слабая поддержка маленькому существу или безупречная и деликатная, ласково сдержанная, постепенно исчезающая, но все же существующая поддержка матери? Невозможно представить, как она носила в себе ребенка. «Я, когда забеременею, – думала Беатрис, – расплывусь, груди мои наполнятся, бедра раздадутся, станет ли тогда Уильям любить меня?»
– Хорошо, – сказала Беатрис, – тогда я буду называть вас матерью, если хотите. Надеюсь, вы не будете возражать, если я подожду отдавать приказания. Мне следует научиться этому, не правда ли?
– Я вполне понимаю вас, – ответила миссис Овертон.
И не должно быть слишком много распоряжений для такого обеда a'trois, подумала Беатрис снова с ожесточением. И нечего их отдавать.
В комнату генерала ворвались первые лучи солнца. Беатрис проснулась достаточно рано, чтобы увидеть это. Она лежала до того времени, пока пучок лучей, брызнувших в окно, не переполз в постель сквозь задернутую занавеску, но только на один дюйм, где лежала она, и не разбудил Уильяма. Она спала очень мало этой ночью, но чувствовала себя совершенно свежей. Беатрис хотела пройтись по комнате, посмотреть на вещи с любопытством школьницы, которая стояла когда-то у входной двери, смущенная видом старика, сидящего на кровати.
Та же кровать в стиле XVIII века, в которой теперь спала она. Все было так неправдоподобно, что она рассмеялась, хотела воскликнуть, рассказать, искренно поведать впервые об этом Уильяму. В течение того времени, когда он за ней ухаживал, а затем была свадьба и странное, совсем не развлекательное путешествие во Францию, она нервничала, была рассеяна, погружена в мечты.
Но сейчас, какая захватывающая красота внизу, на полуосвещенной ранним солнцем лужайке, с воркующими голубями, раздувающими свои белые штанишки в недалекой голубятне, и маленькие иголочки кипарисов, почти черные, как ночь!.. Она была осторожна, а ей хотелось смеяться, рассказывать, ворковать и шелестеть, раздувая накрахмаленную нижнюю юбку, подобно голубям.
Но муж еще спал. Она наклонилась над ним, собираясь посмотреть на лицо долго спящего Уильяма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47