!
– Я не одержим идеей напоминать о книге профессионалам, но уверен, что кое-кто среди издателей – грабители. Однако предполагаю, что Аберканвей заплатит кругленькую сумму. Ты разговаривала с ним об этом?
– Я предложила выставить твою книгу на витрине «Боннингтона». Думаю, мы могли бы раскрыть ее на страницах, где есть репродукции некоторых картин, которые ты обсуждаешь. Рембрандта, Фрагонара, Тициана. Можно устроить великолепную выставку.
Неожиданно для нее лицо Уильяма приняло замкнутое выражение.
– Я не знал, что в «Боннингтоне» есть книжный отдел.
– Его нет, но…
– Тогда как ты можешь продать книги?! Я ненавижу репродукции с картин великих мастеров.
– Но, дорогой…
– Твои сотрудники так же мало знают об искусстве, как и, прости меня, их хозяйка. Это недопустимо. Я говорю только правду. Музеи и картинные галереи для тебя мертворожденные.
Беатрис была глубоко задета. Он никогда не говорил ей прежде ничего подобного, словно она невероятно раздражала его. Возможно, она была глупа, сделав это бестактное предложение. Но он должен понять, что она пыталась смягчить его осуждение. Во всей этой правде был один недостаток: он задел ее чувство собственного достоинства.
– Извини, Уильям. Забудь об этом предложении.
– Тебе – твой драгоценный магазин, – сказал он более дружелюбно, – а мне – мои скромные усилия. И давай не будем ступать на священную землю друг друга.
– Сейчас ты говоришь абсурд. Между прочим, мистер Аберканвей не думает, что моя идея плоха, просто такое никогда не приходило ему в голову. Ты сейчас пойдешь спать?
Он зевал.
– Пожалуй, пора. Попробую, но у меня бессонница. Прости, я, кажется, был неблагодарным и не достоин твоей доброты.
Он поцеловал ее нежно, но коротким поцелуем, едва прикоснувшись к ней губами.
– Поднимайся наверх, не жди меня.
Она колебалась и хотела сказать ему, что останется с ним, пока он не захочет спать. Было почти утро. Они могли бы пойти в сад и встретить рассвет.
Но в конце концов она пожелала ему спокойной ночи и даже не сказала, что любит его. Беатрис действовала по интуиции, как всегда, но сейчас она утратила уверенность, что интуиция подсказывает ей правильное решение.
Она знала, что он не придет к ней в комнату и не соединится с ней этой ночью.
Недавно Беатрис установила еженедельные собрания продавцов в офисе отца.
Продавцы были обескуражены этой внезапной идеей. Но кто же знал желание покупателей лучше людей, которые постоянно имели с ними дело? Все идеи обсуждались за столом, что-то принимали, что-то отвергали. Не бросающиеся в глаза, но эффективные новшества совершались таким образом. Наиболее важным было, что продавцы начинали шевелить мозгами и проявляли сильный интерес к тому, как улучшить магазин. Беатрис всегда была щедрой на похвалы, но и язвительной, когда ее время занимали высокопарными речами или откровенно глупыми предложениями. После таких язвительных замечаний некоторые были смущены, что высказали свое мнение, а Беатрис удивлялась, почему же не ответил хоть кто-нибудь ей так же язвительно, когда она выдвинула новую идею сегодня утром.
Она могла предвидеть, что это будет Адам Коуп. Только он один среди всех сотрудников не боялся ее и был единственным, кто убедился, что кое-какие изменения желательны. Старый ветхозаветный Адам, но безукоризненно честный, способный и всегда находящийся на месте. Преданный. Такая характеристика была скорее серьезная, чем блестящая.
– Я полагаю, вы знаете о прибыли от книг, миссис Беатрис? Нам будет необходимо продавать широкий ассортимент, чтобы сделать предприятие прибыльным, но для этого потребуется больше пространства. К тому же книги не являются частью нашего общего профиля.
– Мы можем изменить его, – ответила Беатрис. – Перенести на верхний этаж галантерею. Обложки книг придадут отделу приятную цветовую гамму. И потом, – сказала она с мягкой иронией, – мы получим покупателей, которые читают.
– Популярные романы, мисс Беатрис?
– Конечно. Покупатели, которым нравится наш магазин, обычно леди, имеющие свободное время. Скучающие леди. Они будут покупать романы, самые последние новинки. Но я имею в виду и более серьезные книги. Словари, книги о путешествиях, атласы, книги по искусству, детские книги с цветными иллюстрациями. И конечно, отдельно книги религиозные, которые, несомненно, будут проданы. Вы знаете, каким успехом пользовался наш отдел мемуаров. Я верю, религиозные книги и Библия разойдутся в момент.
– Для этого вида торговли необходимо найти специалиста, – сказала мисс Браун.
– О, такие имеются в изобилии. Я поговорю с издателем моего мужа. Он может посоветовать подходящего человека. Я совершенно уверена.
Она отлично отдавала себе отчет в сказанном, и не без задней мысли придала своему лицу приятное выражение. Не была ли себе на уме миссис Беатрис в деловых вещах, упомянув как бы между прочим об издателе, желая доставить удовольствие своему мужу? И почему в «Боннингтоне» не может быть книжного отдела? Она думала о магазине как о большом торговом доме, а в каждом фешенебельном доме бывает библиотека.
– Итак, я планирую передвинуть дамские сумочки и зонтики в другое место, освободить один-два ярда от галантереи – вы сможете обойтись маленьким пространством, мисс Перкинс, или нет?
– Мои девушки… – начала мисс Перкинс, а затем решила лучше не соглашаться с хозяйкой и сказать с неприязненной прямотой все на этом собрании, ведь ясно, что никто не согласится с Беатрис. Конечно, у Беатрис были самые лучшие побуждения и она стремилась проверить их на людях. Но мисс Перкинс хотела возразить решительно. Она фыркнула и засмеялась.
– Действительно, моя толстая девушка, мисс Оутс, вскоре собирается выйти замуж, тогда, возможно, мы сделаем принципом найма на работу более худых, чем уволенная мисс Оутс. Вообще-то эта девушка довольно неуклюжее создание, насколько я знаю…
Адам Коуп, у которого с чувством юмора дела обстояли неважно и он все воспринял всерьез, высказался в своей дотошной манере:
– Я уверен, что у нас не так много толстых продавщиц, чтобы мы обсуждали их как товар.
– Товар в галантерее мы продаем себе в убыток, – сказала Беатрис, – возможно, мы компенсируем это за счет продажи книг. Я убеждена в этом. Как бы то ни было, мы должны подождать и посмотреть.
Месяц спустя с необычайной быстротой книжный отдел с блестящими разноцветными обложками был открыт на маленьком пространстве.
– Это только зародыш того, что, возможно, будет, – сказала Беатрис, – но пока это только начало.
Уильям был разочарован, ему не хватало энтузиазма, и он очень вежливо отказался прийти на открытие. Кроме того, его книга торчала на самом виду, и он очень неохотно согласился передать в магазин несколько экземпляров.
Беатрис не слишком понимала, рассердился ли он на широкую рекламу книги вообще или это относилось только к «Боннингтону». Он с удовольствием появлялся на солидных общепризнанных книжных выставках. Но когда она однажды рассказывала ему о своих планах, он ответил со страдальческим видом:
– Но зачем, Беа? Зачем? Существует множество книжных магазинов, чтобы продать мою книгу.
– Потому что это книга моего мужа, которого я люблю, – сказала она.
И в ответ на это простое признание, которое он, казалось, понял, он обнял ее.
Дети тоже присутствовали на церемонии открытия книжного отдела. Флоренс радовалась каждой минуте пребывания там, особенно, глядя на печального, раздраженного папу и нарядных женщин, изливающих свои чувства. Папа, однако, выглядел таким же несчастным, как и Эдвин, когда так много женщин в широкополых шляпах ворковали вокруг него, и вздохнул с облегчением, когда все кончилось.
После того как они приехали домой и отправились в детскую с мисс Медуэй. их ожидал восхитительный сюрприз. Папа пришел с подарками. Что-нибудь для каждого. Кукла для Флоренс, солдатики шотландского полка Гордона для Эдвина и длинная из красного атласа лента для мисс Медуэй.
– Пора вам надеть что-нибудь веселенькое, – сказал он. – Не стоит все время оставаться в трауре.
Мисс Медуэй покраснела, что ей очень шло, и сказала, что папа очень добрый. Папа легко успокоил ее, проговорив с какой-то легкостью:
– Носите ее, я получил деньги, которые заработал впервые за свою жизнь. Я чувствую замечательное удовлетворение и теперь понимаю, почему моя жена получает удовольствие от работы. Это радость для души – слышать повелительный призыв. Могу я завязать вам этой лентой волосы?
Мисс Медуэй сильно смутилась и сказала: ох, нет, она это сделает сама.
– Сделаете?
– О да! В соответствующих обстоятельствах. Спасибо, мистер Овертон. Дети, вы сказали папе спасибо?
Эдвин был слишком увлечен стреляющими солдатиками, а Флоренс думала, отчего каждый дарит ей куклы. У нее их уже шестнадцать. И никто не спросит, нравятся ли они ей. Взрослые всегда говорят ей, что королева Виктория была уже большой девушкой, чтобы играть в куклы, и тогда она стала шить для них платья. Нэнни Блэр думала, что Флоренс – умелая маленькая швея, еще до того как ей исполнилось пять лет. Нэнни утверждала, что Флоренс такая. А Флоренс и не подумает пожертвовать отдыхом ради того, чтобы шить.
– А где мамины подарки?
Когда она спросила об этом папу, он ответил:
– Не будь любопытной.
Флоренс внутренне вздрогнула. Она не выносила его безразличного тона и потому не осмелилась продолжать эту тему, чтобы узнать, когда мама вернется домой, румяная и счастливая после успешно прошедшего дня?
Мама пришла прямо в детскую, зная, где она найдет каждого из них. Они собрались возле камина, и папа тоже, пока мисс Медуэй читала им. Мисс Медуэй недолго ждала, чтобы завязать себе ленту, которую ей подарил папа. Она связала густые светло-каштановые волосы сзади красной лентой и выглядела сдержанной и очень хорошенькой.
Мама никогда ничего не упускала. Она заметила новую куклу у Флоренс, новых оловянных солдатиков у Эдвина и ленту в волосах мисс Медуэй.
– Прекрасно, – сказала мама, – у всех день рождения, исключая меня?
Папа вскочил и поцеловал ее в щеку.
– Я устроил эту забаву, истратив мои собственные деньги, Беа. Это показалось мне лучшим способом отпраздновать такое событие. Но ты тоже не забыта.
Он взял маму за руку и увел ее из детской, так что Флоренс не увидела подарка, который получила мама.
Это было жемчужное ожерелье, великолепно сделанное, как у принцессы Уэльской, которая начала одеваться в таком стиле. Оно, должно быть, стоило кучу денег.
Беатрис испугалась сама себя. Все удовольствие от дорогостоящего подарка пришло в противоречие с ее практичным умом. Во-первых, Уильям был до сумасшествия расточительным. Во-вторых, красная лента в волосах мисс Медуэй казалась ей более интимным подарком, чем это формальное ожерелье из жемчуга, что уже содержалось в самом названии этой вещи: когда ожерелье оказалось на ее шее, она почувствовала некоторое удушье.
Но Беатрис горячо поблагодарила своего мужа и сказала, что, несмотря на то что они обедают дома, она вечером наденет ожерелье.
Прежде чем Уильям ушел – он никогда не оставался в ее комнате слишком долго, – она сказала внезапно:
– Дорогой, иногда я удивляюсь самой себе… мисс Медуэй… подходящий ли выбор я сделала для детей?
Уильям остановился в дверях.
– Мне кажется, это первая удачная гувернантка.
– О, я знаю, она добрая, возможно, но не слишком ли она мягкая? Я имею в виду для Эдвина, он еще очень трудный ребенок. И, кажется, слишком меланхоличная, на что у нее, конечно, есть причины.
– Тогда наш христианский долг подбодрить ее.
– Красной лентой? – усмехнулась Беатрис.
– Это единственный способ, дражайшая. Дражайшая… Сердце Беатрис подпрыгнуло. Долго ли Уильям будет называть ее так?
Но жемчуга и нежность… Возможно, он сознает свою вину?
Она не спросит его, она и не может спросить, потому что он ушел.
Такое беспокойство о гувернантке, живущей у них и обедавшей с ними за одним столом, об этой несчастной молодой женщине? Миссис Овертон, ее критик и противник, – одно дело. А это тихое существо с опущенными глазами – совсем другое.
Тем не менее у нее хватило такта не надеть эту ленту к обеду.
Безусловно, подозрения Беатрис возникали только из-за ее неутоленных чувств. Вкусы Уильяма всегда были другими, ему нравились веселые, беззаботные, искрящиеся. Кто-либо похожий на мисс Медуэй мог вызвать у него депрессию. Подарок мог быть просто знаком доброты, как он сказал, попыткой ободрить девушку.
Пожалуй, нельзя увольнять ее, пока нет оснований и дети, особенно Флоренс, привязаны к ней.
Пока пусть все идет, как идет. И большое счастье, что Уильям объявил о своем намерении провести Рождество дома. Он был в удивительно хорошем состоянии, не было кашля, озноба, с тех пор как он вернулся из Южной Америки; он собирался доказать, что может выдержать опасную английскую зиму.
Итак, Рождество! Хоть один раз оно будет веселым, каким и должно быть.
Исключая тайное, глубокое несчастье, которое испытывала сама Беатрис: Уильям так уютно обосновался в голубой комнате, что редко приходит к ней в постель. После того как доктор предостерег ее, он просто боится, что она снова забеременеет. Вот и все.
Глава 11
Как раз перед Рождеством разразилась эпидемия инфлюэнцы. Половина служащих «Боннингтона» была больна. Только-только выздоровела мисс Браун, как слег Адам Коуп, затем мисс Перкинс и еще двое продавцов. Те, кто остался здоровым, были безумно заняты. Беатрис распорядилась, чтобы рождественские украшения были как можно разнообразнее и в то же время традиционными, но главное, более интересными, чтобы дать бой туманному декабрю, кашлю и холоду. Большинство уличных торговцев и других оборванных нищих стояли на улице у дверей и просили дать им чашку горячего супа и пустить обогреться на несколько минут. Беатрис устроила для них маленький уединенный альков за занавеской. Она не хотела, чтобы кто-то из ее покупательниц интерпретировал ее доброту как торговлю благотворительной пищей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47