Дези ухитрилась взять верх над Флоренс, бросив на нее короткий и быстрый взгляд, не моргнув глазом, даже и признака не было, чтобы она хоть подморгнула Флоренс. Флоренс знала, что будет достаточно прикрикнуть на нее. Глупая девчонка, которая осмеливается бросать страстный взгляд на всех вместе и на каждого в отдельности, а потом удивляется, что особенного она сделала!
– Капитан Филдинг рассказывал мне очаровательные истории об Индии, Фло. Он собирался рассказать их и тебе.
– Должен сказать вам, что мисс Дези – моя главная публика, – в голосе Филдинга прозвучало воодушевление. – Если я остаюсь на обед, мисс Дези, вы обещаете мне спеть еще раз?
– Вы так добры, – пробормотала Дези с торжествующим видом. – Флоренс, могу я сказать папе и маме, что у нас гость к обеду?
Она выскочила из комнаты, прежде чем Флоренс успела ей ответить, и Десмонд сказал восхищенно:
– Смотрю, и невозможно поверить, как она выросла.
– Она еще не кончила школу, – ответила Флоренс с бесследно исчезнувшей холодностью.
– Вы могли ввести меня в заблуждение.
– Ей еще нет шестнадцати.
– Она, видимо, будет красивой. Да она уже красива.
– Да, у нее внешность лучше всех в нашей семье. Капитан Филдинг дернул себя за ус, выражая свою неловкость.
– Простите меня, что я не очень галантен. Я слишком долго был без общества. Вы очаровательно выглядите, если бы не это платье, вызывающее депрессию. Идите и снимите его. Я очень доволен, что побыл здесь, и очарован садом, английским воздухом. Господи, как хорошо быть дома!
– Вы дома? – стремительно спросила Флоренс. Он сказал, что она очаровательно выглядит…
– Конечно. Но я не исключаю того, что меня снова пошлют за границу. Дома, пока нет войны. А так у меня есть шанс обосноваться здесь.
Несмотря на свое нетерпение спуститься вниз, Флоренс провела целый час, переодеваясь к обеду. Она заняла у мамы Хокенс, чтобы та причесала ее и застегнула около двадцати пуговиц на спине ее нового, устричного цвета платья, сшитого специально к приезду Филдинга. Конечно, в черном она выглядела, словно у нее депрессия. Она никогда больше не покажется в черном в его присутствии.
– Вам больше идет простой стиль прически, мисс Флоренс, – сказала Хокенс.
– Но я не хочу простой стиль. Мне надо изысканный. Я думаю, капитан Филдинг устал от простого стиля. У леди в Дели нет Хокенс, которая причесывала бы их.
Хокенс поджала губы.
– Но воздушные волосы не идут вам, мисс Флоренс.
– Разве я такая бесцветная, что вынуждена носить простые прически, или у меня нет привлекательной женственности, чтобы волосы были воздушными?
– Я только сказала, что лучше всего быть самим собой.
– О нет! Это не так. Вы заблуждаетесь.
Хокенс стояла сзади, глядя на тонкую фигуру Флоренс, непривычно элегантную в ее новом платье. В ней будет что-то, когда ей исполнится тридцать. Но сейчас…
– Вы выглядите так, словно собираетесь в Букингемский дворец, мисс Флоренс. И годится ли это для обычного обеда дома…
– У меня нет Дезиного высокомерия, чтобы быть сейчас в худшем платье, Хокенс. Вот почему…
Но Дези оделась не в нарядное платье, на ней было белое муслиновое, подчеркивающее ее юность. Она выбрала другую прическу, без разрешения, естественно, – подобрала волосы в пучок и внезапно сразу повзрослела. Флоренс подумала, что Дези выглядит шокирующе, но восхитительно в своей естественности. Такой ее капитан Филдинг увидел бы через два года. Блестящие пряди спускались на уши и распушились на ее тонкой шее.
Она была невероятно хороша.
И едва ли стоило удивляться, что капитан Филдинг не мог оторвать от нее глаз или заметить, что Флоренс провела большую часть времени в заботах, чтобы изменить его представление о себе, сменив черное рабочее платье.
Мама сердилась на Дези, что было очевидно. Однако папа, вероятно, ожидал этого и сказал весьма задумчиво, что его младшая дочь, кажется, торопится стать взрослой.
Эдвин, вернувшийся в этот день с работы из Уайтхолла (он был теперь молодым секретарем, жаждущим отправиться за границу), проигнорировал обеих сестер. Он хотел поговорить с капитаном Филдингом о своем любимом предмете – об армии и войне.
Часто ли он бывал в перестрелках? Подавлял ли он локальные восстания? Какое оружие, по его мнению, более эффективно – маузер или Лес Инфилд? Что думают военные эксперты по поводу кавалерии? И будет ли ему интересно после обеда посмотреть на дедушкину коллекцию солдатиков, которую он сам теперь дополнил?
– Я сегодня нашел дюжину моделей из мейсенского фарфора на аукционе по баснословно дешевой цене, – сказал Эдвин.
– Какого рода войск? – спросил капитан Филдинг.
– Что ты называешь дешевым? – вмешалась мама с подозрением.
– Каких-то непонятных пруссаков. Я заплатил за них сто фунтов против 1740 коллекционной цены! Дешевле пареной репы.
Флоренс знала, что Эдвин скрывает часть сведений за обеденным столом, потому что мама не сможет поднять шум в присутствии общества. Он был или жестоким, или трусливым, возможно, понемножку и то и другое. Он перерос свои взгляды прыщавого школьника и всегда так же хорошо выглядел, как и Дези, с его тонкими белокурыми волосами, румяными щеками и ярко-голубыми глазами. Впрочем, он еще иногда устраивал унизительные и безобразные сцены.
Слушая вполуха их беседу, Флоренс отрешенно думала о своей семье. Как выглядит папа, изысканный и мягкий, в бархатном пиджаке, предназначенном для обедов, с белым шелковым галстуком; как будет выглядеть Дези, когда закончит школу и устроит свой бал; как мама молча осуждает манеры не по годам развитой Дези и жизнь на широкую ногу Эдвина. Она никогда не выходила из равновесия, когда папа покупал новые картины или китайский фарфор, чтобы пополнить свою коллекцию. Но когда она снабжала папу деньгами, он тратил их на Дези.
«А я, – думала Флоренс, стирая внезапно навернувшиеся слезы, – только одна я получала деньги очень короткое время с помощью гувернантки, которую звали мисс Медуэй и которая, возможно, вернулась в Овертон Хауз, чтобы украсть Дези. А Дези? Знает ли она об этом или нет? – пришла Флоренс ужасная мысль в голову. – Теперь Дези крадет Десмонда. И успешно. Пусть так, но может ли он трезво посмотреть на нее? Он не слушает Эдвина, или меня, или даже маму и папу. И дуреет из-за моей пятнадцатилетней сестры. А я сижу здесь уныло в этом дурацком платье, которое надела и которое никогда больше не буду носить».
По специальной просьбе капитана Филдинга Дези после обеда снова пела. Когда она остановилась, воцарилось некоторое молчание, затем капитан Филдинг с усилием вспомнил, как надо вести себя в обществе, и вежливо спросил Флоренс, не поет ли и она.
– У меня нет голоса, – ответила Флоренс, – и музыкального слуха.
– У Флоренс другие способности, – сказала мама.
– Конечно. Я знаю. Безусловно.
– Уже время, Дези, когда тебе пора подниматься наверх, – сказала мама.
– О мама…
– Ни слова, мисс. Делай то, что я говорю. Да вытащи все шпильки из волос и расчеши их как следует.
– Беа… – начал было папа, сознавая, какую боль причиняет Беатрис Дези.
Он часто думал, что мама неприязненно относится к Дези, но сейчас не мог не видеть, что, подчеркивая ее положение школьницы, мама только пыталась возместить ущерб, причиненный Флоренс. Если она уже не опоздала…
Глава 19
Конечно, было уже поздно. Капитан Филдинг сказал, что, когда он писал все те письма Флоренс, он думал о ней как о сестре. Он не понял этого вовремя, а понял только что. Его восхищению и любованию младшей сестрой нет конца, он любит Дези.
Более точно, возможно, он ослеплен Дези, но знает, что будет ждать ее два года (если она захочет тогда быть с ним), что у него есть время проверить свои чувства, не так ли?
После всего этого о браке между ним и Флоренс не стоило упоминать. Ее письма очень развлекали его и доставляли удовольствие, когда он был в другой стране, но он всегда намеревался подождать, пока вернется домой, чтобы определить свои чувства к ней.
Так что он не был невоспитанным человеком. «Разве я такой?» – спрашивал он с беспокойством. Он чрезвычайно сожалеет, если Флоренс думает, что он невоспитан и не может найти достаточно извинений. Ему кажется, Флоренс должна принять во внимание, что она в своих письмах никогда не говорила о любви или о том, что не представляет себя не соединившись с ним.
Это был неправильный взгляд на нее, что она только очаровательная сестра.
– О, перестаньте оправдывать свою совесть! – перебила его Флоренс с чуждой ей суровостью. Она ожидала предстоящего объяснения и удивилась бы, если б оно вызвало у нее гнев или слезы. Флоренс отвернулась, почувствовав, что слезы все же готовы брызнуть, если она обратится к нему с такой просьбой. – Но я прошу вас, не помогайте ей совратить вас.
– Не совратит! – воскликнул капитан Филдинг.
– О, не будьте так самоуверенны!
Капитан Филдинг открыл рот.
– Должен вам сказать, мисс Овертон, вы очень изменились!
– С того вечера, – сказала мрачно Флоренс. Она видела в его глазах решимость бежать от брака с такой сварливой женщиной.
– Фло, это ужасно! – кричала Дези. – Я не влюблена в Десмонда. Сказать по правде, он преследует меня словно моя тень! Он действует мне на нервы, если хочешь знать, и сказал, что собирается ждать меня два года!
Флоренс находила, что красивое лицо Дези не украшало то, что она покраснела. В сентябре ей исполнится шестнадцать, и она будет достаточно взрослая, чтобы знать точно, чем будет заниматься.
Дези постоянно искала общения с Десмондом, всегда, затаив дыхание, слушала с интересом, что он говорит, одевалась для него, пела и играла на рояле для него, втыкала ранние бутоны роз в его петлицу, постоянно уделяла внимание его комфорту… Если она думала, что поступала как наивный ребенок, тогда за это время могла утратить иллюзии.
Дрожа от страдания и гнева, Флоренс, удивленная таким поворотом, вылила на Дези поток обвинений.
– Тогда почему ты делала такую прическу? Почему пела для него? Почему соблазняла его?
– Со-блаз-ня-ла? – Это слово шокировало даже Дези, которая любила блеснуть изощренными словечками. – Но я никогда не делала этого! Я только рассказывала ему и развлекала, как любого другого.
– Ты подразумеваешь любого мужчину? Зачем ты укладывала волосы?
– О, ты все время говоришь об этом. Я просто позабавилась. У меня отвращение к школьному стилю. Я гораздо старше, чтобы выглядеть как школьница. И ты тоже оделась и знаешь, что я не выношу оставаться незамеченной, никогда. Ты и Эдвин всегда были старше меня. Я ненавижу быть младшей.
– Но ты не была такой маленькой, чтобы флиртовать с Дес… с капитаном Филдингом. Я наблюдала за тобой. В музыкальной комнате, в саду. Здесь, в этом доме, пользовались зеркальной комнатой для флирта, ты знаешь? Это было бы настоящее место для вас двоих.
Из окна Флоренс видела, что багряник в цвету, розовые бутоны горят, как огонь, а напротив него – обнаженные ветки. И вдохновенный голос шепчет ей: «Ты Иуда»!
– Фло! – голос Дези прервался. – У тебя ужасный взгляд. Я никогда не видела, чтобы ты так на меня смотрела, и думаю…
– Что ты думаешь?
– Что ты любишь меня.
– Да, так и было. Прежде.
Дези прижала руки к глазам. Она слегка задыхалась, громко рыдая.
– Я ничего не могу поделать, если кто-нибудь любит меня!
– Почему ты такая жадная на любовь? Кто-нибудь любит тебя?
– Нет, они нет. Мама никогда не любила.
– Конечно, она любила. Не будь такой лицемеркой.
– Я не лицемерка. Это несправедливо.
– Хорошо, ты прелестная избалованная девочка. Тебя баловал каждый, с тех пор как тебя украли, когда ты была еще младенцем. Видишь, даже та женщина хотела иметь тебя, хотела смотреть на тебя. Мама сказала, что эта женщина наблюдала за коляской в итальянском саду еще до того, как ты родилась, и она думает, что это сделало тебя тщеславной. Я просто уверена, что ты обыкновенная эгоистка, но у тебя еще есть время подумать, какой вред ты можешь принести в случае своего бездумного поведения.
– О Фло, дорогая! – плакала Дези навзрыд. – Ты говоришь так, будто я сломала твою жизнь.
– Конечно, сломала. – Голос Флоренс был ровным и холодным. – Ты даже не знаешь об этом?
Беатрис тоже вспомнила зеркальную комнату, когда шла в библиотеку искать Уильяма. Ее мысли были исключительно о Флоренс. «Можно отгонять свои думы, сидя у себя в комнате, но изменить дефекты человеческого характера, повторяющиеся в потомстве, не в наших силах», – думала Беатрис.
Этот дом был превращен в музей, размышляла она с нехарактерной для нее нетерпимостью. Здесь были дорогостоящие нелепые солдатики из мейсенского фарфора, принадлежащие Эдвину, купленные, чтобы пополнить уже и так огромную коллекцию игрушек. Для чего они были, эти жалкие игрушки, недостающие солдатики? Почему она должна платить за них? В будущем Эдвин, который получает теперь жалованье, должен сам оплачивать свои причуды.
Очаровательная маленькая картина Гарди, которую Уильям купил на следующий день после других предметов. Она выглядела восхитительно. Уильям всегда находил прекрасные вещи. У него был такой хороший вкус. И это было правильно, что он пополнял коллекции Овертон Хауза. Ей нравилось это, и она с удовольствием сама дарила ему деньги, наблюдая, какое удовольствие он получает в случае, когда выбор воодушевляет его.
Однако сегодня Уильям, будучи поглощен разбором ящичков с бабочками, внезапно стал раздраженным и встревоженным. Он усомнился в своих сокровищах. Бабочки мертвые, картины мертвые, фарфоровые солдатики Эдвина никогда не будут поднимать руки и стрелять из своих мушкетов… Неправильно становиться владельцем неодушевленных предметов. Это означает бегство от жизни и недостаток счастья.
«Возможно, в бездумном поведении Дези есть и его заслуга, – думала Беатрис, – его решительные взрывчатые поступки. Она сама была лишь призраком на его пути».
Уильям даже не понял, о чем Беатрис говорит, когда она порывисто ворвалась в библиотеку.
– Я уверена, что в доме есть еще одна женщина.
– Какая женщина, моя дорогая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47