Беатрис лишилась дара речи, но ее глаза не упускали ничего, она наблюдала, как прислуживали за столом две служанки в безупречно накрахмаленных наколках и фартуках, пока Каролина, во главе стола, отдавала им приказания с брезгливым выражением лица и особым изяществом.
Позже к гостям вышла мать Каролины, маленькая элегантная женщина с милым румянцем на бледном лице, как на китайском фарфоре; она извинилась за своего мужа, который не появился здесь. Генерал в отставке и много старше своей жены, он сейчас был нездоров. Обладая капризным и крутым характером, мистер Овертон настойчиво просил, чтобы здесь не было слишком шумно, иначе он начнет стучать своей палкой.
А здоровью Каролины вредит всякое волнение, потому что, когда она была ребенком, семья жила в Дели и Канпорте, где ужасная жара. И ее младший брат, наследник этого дома, хотя и здоров, но тоже хотел бы тишины. И как только подует первый холодный ветер, вы увидите, что вся семья Овертонов, вероятно, уедет.
Беатрис и прежде во время своих прогулок видела большой склеп на кладбище через дорогу от Овертон Хауза, где лежали останки многих Овертонов.
Вся семья, которая сегодня живет здесь, будет захоронена там, с содроганием думала Беатрис. В конце концов ясно, что их опустят в склеп, как кипу крепко связанных досок в подвал папиного магазина.
И сама старинная церковь – тоже часть истории, она основана во времена завоевания Англии норманнами. В ней полно памятных досок Овертонов. Здесь аккуратно лежали плиты из белого камня у серых сводчатых стен.
Полковник Руфус Эдвин Овертон убит во время штурма высоты Абрахам… Корабельный гардемарин Чарлз Эдвин Овертон умер от раны при Трафальгарской битве… Уильям Руфус Овертон умер от лихорадки в Калькутте во время службы в Вест-Индской компании… Лейтенант-полковник Чарлз Генри Овертон жестоко убит мятежником сипаем в Дели… Майор Уильям Овертон схвачен и убит бандитом во время похода в Афганистан…
Здесь лежали и женщины, жены этих верноподданных мужчин, принимавших участие в рискованных кампаниях.
Каролина Сейра, скорбная вдова Чарлза Генри Овертона… Мэри Сьюзен, вдова Руфуса Эдвина Овертона, обожаемая мать десяти детей… Элизабет, дорогая любимая жена Уильяма Эдвина Овертона, умершая от родов, покинула единственного сына – Уильяма Руфуса Чарлза, который установил этот памятник своим родителям…
Изо всех перечисленных на памятных плитах Беатрис знала только одного – сына, установившего памятник родителям: это был отец Каролины, генерал Овертон, покрытый славой за его выдающуюся службу королеве и стране в Крыму, Афганистане, Пенджабе и Судане и теперь где-то на верхнем этаже слушающий с раздражением разговоры и хихиканье двадцати юных леди, пришедших на званый вечер в своих лучших платьях.
Подобно фамильному склепу этот дом, с его арками и белой полоской карниза на фронтоне, с его чудесными летящими лестницами, с запахами воска и сухих лепестков, был более прочным и долговечным, чем его обитатели. Беатрис остро чувствовала и переживала все это. Не так давно ее отец сказал, что он стал богатым, настолько богатым, что может купить ей любую вещь, которую она захочет. Но он мыслил в категориях одежды и драгоценностей, экипажа или пары серых лошадей, отдыха за границей, как, например, в том месте на французской Ривьере, где проводил время принц Уэльский и которое было очень популярно.
Но если бы она сказала, что хочет только одну вещь, – дом, подобный Овертон Хаузу, – последовал бы взрыв хохота. Такой дом не мог купить даже наживший богатство миллионер. Ему нужно было бы жениться на ком-нибудь из обитателей этого дома, чтобы войти туда.
Не исключено, что мать в своих амбициозных мечтах воображала, как Беатрис станет женой Овертона и родит детей Овертонов (и со временем обретет вечный покой в прочном склепе).
Однако у Беатрис был упрямый характер. В течение всего чаепития на дне рождения Каролины, где она чувствовала себя, как золотая рыбка в ледяных водах полюса, она забавлялась мыслью, что будет жить в этом прелестном доме. С удовольствием пребывая в мире фантазии, она решила, пока она здесь по крайней мере осмотреть дом более тщательно.
Когда они кончили пить чай, Каролина попросила своих гостей снова отправиться в сад, а Беатрис осторожно пробралась назад. Вскоре она незаметно проскользнула в дом и впорхнула на чарующе летящую лестницу, за поворотом которой находился коридор, ведущий наверх.
Если она встретит кого-нибудь, то скажет, что ищет ванную комнату.
Лестница была покрыта бледно-зеленой ковровой дорожкой, которая простиралась вдоль лестничной площадки наверх. По ней было приятно идти, как по хорошо подстриженной лужайке. На стенах вдоль лестницы висели портреты умерших и уехавших Овертонов, одетых в великолепные военные мундиры или морскую форму; стены были оклеены обоями с очаровательным рисунком, изображавшим листья и ветки в тех же тонах, что и ковровая дорожка. Солнце светило сквозь окна на другом конце коридора, создавая впечатление света, проникающего сквозь листву в лесу.
Все двери были закрыты. Что скрывалось за этими дверями? Желтая гостиная находилась на нижнем этаже, но одна из этих дверей должна была вести в зеркальную комнату. Сердце Беатрис тревожно билось из-за ее безрассудства, ее осенила дикая догадка, и она открыла дверь справа.
Тотчас же из темноты раздался грозный голос:
– Какого дьявола! Что вам нужно?!
Отпрыгнув с перепугу, Беатрис собралась исчезнуть, но последовала команда вернуться.
– Вы новая служанка? Вас послала моя жена? Беатрис, стоя в дверном проеме, прищурила глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Она стала различать предметы и увидела джентльмена с красным лицом, сидящего в ночной рубашке на огромной кровати.
Джентльмен вставил монокль в левый глаз, чтобы лучше рассмотреть своего визитера. Похоже, он обладал очень скверным характером: светло-голубые глаза остро вспыхивали, так же как стекло, вставленное между веками.
Беатрис испугалась, поняв, что она попала в спальню генерала и что он сидит на кровати в ночной рубашке. Она не могла бы сильнее смутиться, даже если бы увидела его голым. Ничего более ужасного она не могла совершить!
– Итак, скажите мне, девочка, кто вы?
– Извините меня, сэр, я искала только ванную комнату…
Затем, частично придя в себя от шока, что этот вселяющий ужас старик все еще думает, будто она служанка, Беатрис вздернула подбородок.
– Я одна из подруг вашей дочери, – сказала она, – и не понимаю, как вы могли ошибиться, приняв меня за служанку.
Наступила тишина, и это дало Беатрис время подготовиться к тому, что сейчас последует новая вспышка гнева. Однако она заартачилась и не опустила подбородок. И эти двое изумленно смотрели друг на друга – раздражительный инвалид и девочка небольшого роста, пухленькая, одетая в дорогое, но неинтересное, темно-фиолетовое бархатное платье. (Мисс Браун, которая всегда одевала Беатрис, никогда не подозревала, что ее вкус – женщины средних лет, – не подходил для пятнадцатилетней девочки, которая идет в компанию.)
Молчание наконец нарушил генерал громовым смехом, и Беатрис снова вышла из себя.
– Подойдите сюда поближе, где я смогу хотя бы посмотреть на вас. Как вас зовут?
– Беатрис Боннингтон, сэр.
– Боннингтон? Что-то я не слышал этого имени. Кто ваш отец?
– Мистер Боннингтон из «Боннингтон Эмпориум».
– Боннингтон Эмпориум?
– Магазин, – пояснила Беатрис, пока старый джентльмен находился в тупике.
Старик сильнее прижал свой монокль, чтобы лучше рассмотреть Беатрис.
– Тогда почему он не назвал магазин по-другому, вместо этого глупого фантастического названия?
Беатрис была согласна. Она тоже думала, что это претенциозное название.
– Я знаю, что вы имеете в виду, сэр. Когда магазин создавался, я предложила назвать его просто «Боннингтон». Но папа думал, что покупателям больше нравится «Эмпориум», что это звучит более солидно. Он сказал, что, с тех пор как над входом появилась вывеска «Боннингтон Эмпориум», оборот увеличился почти вдвое.
– Значит, если вы снимете вывеску и вернете снова просто «магазин», вы потеряете своих покупателей?
– О нет! Не думаю. Просто я люблю называть вещи своими именами.
– Я это вижу, – сказал генерал Беатрис решила чуть спровоцировать его.
– Каким образом, сэр?
– Таким, что гляжу на вас, юная леди. Незамысловатое платье, густые волосы, но не завитые, хорошие честные глаза. Они не говорят о чем-либо, но могут кое-что заметить и сделать выводы, а если не смогут, то постараются найти преимущество в своем положении. Я знаю, о чем говорю, потому что изучил достаточно женщин. Так, значит, вы гостья моей дочери? И держу пари, что она носит украшения, и наряжается, и завивается, и выглядит, как изысканный букет цветов.
Да, она такая! И Беатрис поймала себя на том, что одновременно завидует ей и презирает ее.
– Вам не нравятся восхитительные завивки, сэр?
– Я обожаю их. Но они чертовски дороги и чертовски раздражают тоже.
Так о ком он говорил, о своей дочери или о своей прелестной жене – китайской куколке – тоже?
– Здесь слишком много комнат для одной площадки. Обычно они бывают лучше убраны. Не сердитесь на меня, дорогая. Когда-нибудь вы вспомните, что я вам сказал, и согласитесь со мной.
Будет ли она помнить? Беатрис удивлялась. У нее были большие сомнения на этот счет, но в данный момент она хотела оправдать свою внешность, как только могла.
– Я выгляжу так потому, что меня одевает мисс Браун, служащая в магазине моего папы, в отделе «Мода для леди». Мама говорит, что мисс Браун обидится до глубины души, если ей не разрешат меня одевать. Наверное, она будет меня одевать и на свадьбу.
– Конечно, будет. Вы не можете обидеть человека до глубины души. Если вы выйдете замуж за мужчину чуточку разумного, он согласится с этим.
– А это неразумно – выглядеть не модно одетой? Какая странная беседа!
– Конечно, нет. Если вы позволите, я порекомендую вам не тратить много времени, а повидаться с адвокатом и расторгнуть с ней договор.
– Вы подтруниваете надо мной, сэр?
Генерал наклонился вперед, он был похож на старого усталого орла. Открытый ворот ночной рубашки обнажил морщинистую шею. Он вдруг перестал раздражаться.
– Поверьте мне, дорогая, это не входило в мои замыслы, я просто давал вам кое-какие советы. И я считаю себя совершенно мирным другом. Я знаю достаточно женщин и много повидал на своем веку: от них ничего не остается, даже стручка, когда их лепестки начинают осыпаться. Только пустые оболочки. И тогда вы проклянете усталость, и ваше сердце объявит вам об этом.
Он снова откинулся на подушки и в самом деле выглядел очень усталым. Монокль выпал из его глаза; в глазу удерживался только пронзительно-голубой блеск.
Растерянная Беатрис стояла словно в тумане. Какое-то внутреннее чувство подсказало ей, что она была свидетельницей одного из последних взлетов неистовой и отважной души.
Глава 2
Три недели спустя, после того как Беатрис перешла общепринятые границы и неожиданно столкнулась с генералом Овертоном, она получила письмо с приглашением в Овертон Хауз на ленч в следующее воскресенье.
Это было исключительное событие. Она, единственная из двадцати одноклассниц Каролины, которые были у нее на дне рождения, удостоилась приглашения в Овертон Хауз. Это означало, что там признавали ее индивидуальность. Мать Беатрис осталась очень довольна, но ее практичный отец недоумевал.
– Что-то за этим кроется, – сказал он недоверчиво. – Может, они хотят продлить срок кредита или ждут, чтобы я скостил им цену?
– Ох, – воскликнула мама, – ты всегда думаешь только о торговле и покупателях, и ни о чем другом!
– О чем же я еще должен думать, разрешите спросить? В бизнесе я не предаюсь возвышенным чувствам.
– Я знаю, почему меня пригласили на ленч, – сказала Беатрис. – Это генерал Овертон обратил на меня дружеское внимание. Я видела его в ночной рубашке, – ни к тому, ни к сему добавила она.
– Беатрис! – воскликнула мама. – Подумай, что ты говоришь!
– Я искала ванную комнату и по ошибке открыла не ту дверь.
– Ты не могла спросить кого-нибудь, где она находится?
– Не могла, потому что я хотела осмотреть лестницу в Овертон Хаузе. Я попала в спальню генерала по ошибке, а он сидел на кровати, и мы с ним побеседовали.
– О чем? Скажи ради всего святого!
– Да так… – ответила Беатрис уклончиво, зная, что она никогда не перескажет маме свою необычную беседу.
Впрочем, мать не стала дольше выспрашивать, ее глаза уловили привычный затуманенный взгляд дочери. Но все же она задала еще один вопрос:
– О его сыне? Ты виделась с ним?
– Нет, конечно, нет. Мама, это была девчоночья компания. Во всяком случае, он порядочная тряпка. Он настолько болезненный, что не ходит в школу и у него домашний учитель. А его хобби – ловить бабочек.
– Боже! – воскликнул папа. – Домашний учитель и бабочки!
– Он ужасно болезненный, – повторила Беатрис. – Но… я могу пойти туда в воскресенье или нет? Я мечтаю еще раз посмотреть на Овертон Хауз. Когда-нибудь я хотела бы жить там.
– Что ты имеешь в виду, говоря «когда-нибудь»? – взволнованно спросил папа.
– Разве это не красиво, папа, этот свет и воздушные просторы, эти лестницы, летящие вверх?
– Как и проклятые бабочки, я полагаю, – саркастически сказал папа. – Я предпочитаю солидный комфорт, практичные цвета, современную санитарию. Думаю, что в Овертон Хаузе все еще старые пыльные уборные.
– Возможно, они там и есть, но их не используют по назначению. Ванные комнаты вполне современные, как наши. А ватерклозеты украшены гирляндами цветов.
– Боже мой! – воскликнул папа.
Мама, зная Беатрис, была восхищена ее интересом к Овертон Хаузу и даже более, чем к интерьеру этого дома. Но папа как всегда разочаровался в дочери. Нет, она не в состоянии рассуждать, как мальчик, все же она остается девочкой. И если бы она была красива, он мог бы выставлять ее напоказ, как товар на витрине магазина.
Отец надул губы и, подумав, наконец сказал, что она может еще раз пойти в Овертон Хауз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47