Она не могла пожаловаться на Дункана – тот относился к ней со спокойной лаской, и страхи ее развеялись, но осталась настороженность. Правда, Финн уехал вместе с Кэриллоном, а с Финном исчезла и угроза для нее. Теперь она могла спокойно подумать о своей участи.
– Ты ответишь на мои вопросы, Изменяющийся?
Дункан не поднимал глаз от лука:
– Я назвал тебе свое имя. Обращайся ко мне по имени, если хочешь говорить со мной.
Аликс внимательно посмотрела на него, потом перевела взгляд на ястреба, устроившегося на суку ближайшего дерева:
– Как человек приобретает лиир ?
– Когда Чэйсули становится мужчиной, он должен уйти в горы или в лес и там искать своего лиир. Он живет в отдалении от всех, раскрыв душу богам, а потом к нему приходит зверь – его лиир.
– Ты хочешь сказать, что зверь сам выбирает себе хозяина?
– Это толмоора. Каждый Чэйсули рожден для своего лиир, а лиир – для него.
Просто им Нужно найти друг друга.
– Но Финн говорил, что не все звери – лиир.
– Верно, не все. Так же, как и не все люди – Чэйсули.
Она против воли улыбнулась, услышав резковатый сухой ответ, Дункан по-прежнему не смотрел на нее, он усердно полировал лук, и, казалось, это занятие поглощало все его внимание без остатка.
– Что случается, если не находится лиир ? Его руки замерли, он наконец поднял глаза на Аликс:
– Чэйсули без лиир – только половина человека. В наших душах это с рождения. И если у воина нет лиир, он ущербен.
– Ущербен…
– Этого ты не можешь понять, Чэйсули, лишенный лиир, не имеет цели. Он не может служить Пророчеству.
Аликс сдвинула брови в раздумье:
– Если ты перестаешь быть цельным… что случится с тобой, если Кай будет убит?
Руки Дункана сжались, словно он готов был переломить лук. Он посмотрел на ястреба, потом отложил лук – теперь Аликс занимала все его внимание, подался вперед пристально вглядываясь в ее лицо:
– Ты спрашиваешь не из простого любопытства. Знай, если ты хочешь бежать, убив моего лиир, ты будешь проклята Чэйсули. А с этим нелегко жить, – по его лицу пробежала тень. – Но ты не проживешь достаточно долго, чтобы успеть испытать настоящее страдание.
Аликс отшатнулась, невольно заслонившись рукой: в голосе Дункана была не просто угроза – в нем была смерть, спокойная и неотвратимая, страшная своим спокойствием.
– Но я скажу тебе, каковы бы ни были твои намерения, – тихо продолжил Дункан, – чтобы ты знала это.
Он помолчал, пристально вглядываясь в лицо девушки, потом заговорил снова
– медленно, ровно, взвешивая каждое слово:
– Если кто-нибудь захочет убить воина Чэйсули, достаточно убить его лиир.
Если он пленит лиир – пленит и Чэйсули. Чэйсули, лишенный дара богов, лишен и всей своей силы, – он помолчал. – Теперь ты знаешь цену узам лиир. И моя жизнь – в твоих руках.
– Разве это так много значит? Ты человек, Кай – птица. Что же это за связь между вами?
Дункан пожал плечами:
– Мне сложно объяснить. Это дар древних богов. Так было всегда и так будет всегда, – он усмехнулся, – если только Мухаар не истребит нас всех. Тогда Хомейна лишится своих корней.
– Своих корней? – изумленно повторила Аликс. – Ты хочешь, значит, чтобы я поверила, что это вы создали Хомейну и сделали ее тем, что она есть?
Дункан непонятно улыбнулся:
– Быть может.
– Я не верю тебе.
– Ты вольна верить или не верить – как тебе больше нравится. Но если хочешь знать наверняка, спроси лиир, и он расскажет тебе. Она взглянула на ястреба. Нет, ей вовсе не хотелось слышать все это от птицы – пусть лучше говорит Дункан…
Аликс вернулась к прерванной теме:
– А если убьют тебя, что станет с твоим лиир?
– Он вернется на волю. Для зверя связь рвется не так болезненно, – Дункан грустно улыбнулся. – Птицы и звери всегда были сильнее людей. Кай будет горевать некоторое время, но останется жить.
Не говори так легко о моем горе, возразила птица. Ты преуменьшаешь значение наших уз для меня.
Дункан рассмеялся – на этот раз тихо и ласково, и Аликс посмотрела на него с удивлением. Оказывается, он был не всегда так сдержан, как ей казалось.
Она устало потянулась и спросила:
– Что же на самом деле происходит с воином, когда убивают его лиир?
Дункан замер. Лицо его утратило всякое выражение и как-то посерело, взгляд остановился. Он ответил глухо:
– Чэйсули без лиир теряет цельность. Душа его пуста. И он выбирает смерть.
– Выбирает… – ошеломленно начала Аликс.
– У нас есть ритуал смерти.
Девушка испуганно всплеснула руками:
– Ритуал смерти!..
Дункан снова взглянул на Кая:
– Чэйсули оставляет свой клан и уходит в леса, чтобы найти гибель среди зверей. У него нет оружия, и он готов к смерти. Какой бы она не была, Чэйсули примет ее, – он пожал плечами – для него все было очевидно. – Любая смерть лучше, чем жизнь без лиир.
– Это варварство! Дикость!
– У тени нет жизни, – невозмутимо ответил Дункан.
– Что? – не поняла Аликс. Он вздохнул:
– Не могу подобрать точные слова. Просто прими на веру то, что я говорю.
Человек без лиир становится тенью. Ни один воин Чэйсули не сможет жить так.
– Я и говорю, это дикость!
– Можешь называть это, как тебе угодно.
– А что, по-твоему, я должна подумать? Он наклонился и подбросил дров в костер – пламя с треском взлетело вверх, глаза Дункана блеснули, как глаза зверя:
– Когда ты узнаешь о своем клане больше, ты начнешь думать по-другому.
Он отложил лук и пристально посмотрел на Аликс. Потом в его спокойных глазах появились искорки любопытства:
– Ты выйдешь замуж за Кэриллона? Аликс уставилась на него в растерянности:
– За Кэриллона!..
– Да. Я видел то чувство, что возникло между вами.
Несколько мгновений она не могла собраться с мыслями, чтобы ответить.
Столь прямой вопрос ошеломил девушку, даже в мечтах о своем принце она никогда не видела себя его женой: мечты о несбыточном причиняли слишком жестокую боль.
– Нет, – наконец ответила она, – Кэриллон никогда не возьмет меня в жены.
Ему суждено жениться на какой-нибудь принцессе – на высокородной госпоже из Атвии, Эринны или, быть может, даже Солинды, если война с Солиндой когда-нибудь окончится.
– Значит, ты будешь его любовницей. Его мэйхой.
Это девушке не понравилось:
– Сложновато мне будет стать даже его любовницей, если я, как ты говоришь, должна остаться с кланом! – обиженно проговорила она.
Дункан усмехнулся, внезапно сделавшись удивительно похожим на Финна, но это ощущение исчезло, стоило Аликс повнимательнее приглядеться к нему. Даже сейчас в Дункане не было ничего от резкости и нарочитой грубости Финна:
– Ты не пленница, хотя тебе и могло так показаться. Что же до принца… мне кажется, он сказал то, что думал. Он вернется за тобой, – он вздохнул. – Я не знаю когда, но он это сделает.
– Я буду рада этому, Изменяющийся. Дункан пристально разглядывал ее несколько мгновений:
– Почему ты так нас боишься? Я же сказал тебе, что мы не причиняем зла людям своей крови.
Аликс отвернулась в некотором замешательстве: неужели ей ничего не удается скрыть от глаз Дункана? Или – что же, ее мысли так легко прочесть?
– А я уже ответила. Меня вырастили в страхе перед вами и перед тем чародейством, которое у вас в крови. Все, что я знала о вас – то, что Чэйсули это демоны… и они опасны, как демоны, – снова взглянула на Дункана. – Вы нападаете на фермы и угоняете скот, вы раните и убиваете людей. Если в этом нет зла, то у вас весьма странные представления о добре и зле!
Дункан улыбнулся:
– Да, может показаться и так. Но не забывай – нас принудил к этому Шейн.
Прежде мы мирно жили в своих лесах, охотились, где и когда хотели – нам не было нужды совершать набеги. Кумаалин сделала нас чем-то вроде разбойников с большой дороги, грабящих честных людей. Мы никогда не были такими, мы воины, а не воры – но Шейн не оставил нам выбора.
– А если бы выбор был… вы вернулись бы к своей прежней жизни?
Он потрогал золотую рукоять кинжала, смотрел как-то отстраненно, а когда заговорил, показалось – это слова пророчества:
– Мы никогда не будем жить, как прежде. Мы предназначены для другого. Так оказали древние боги.
Она зябко передернула плечами: эти слова напугали ее. Хотела было отпить еще глоток из деревянной чаши, но меда больше не осталось.
– Так ты станешь любовницей Кэриллона? Чаша выпала из ее рук:
– Я не стану ничьей любовницей. Дункан криво и недоверчиво усмехнулся:
– Насколько я понял, многие женщины пошли бы на все, чтобы удостоиться столь высокой чести.
– Я не «многие», – резко ответила Аликс. – Я не могу представить, чтобы такое когда-либо случилось, а потому об этом и не думаю.
Какое право он вообще имеет лезть в мою жизнь и выспрашивать меня о моих чувствах?!
– Но что же, ты так легко от него откажешься?
Аликс тоскливо посмотрела на него – в голосе Дункана слышалось участие, и она забыла, что говорит с врагом.
– Я не могу сказать, что буду делать. Я не знаю даже, чего хочу! Дункан сдвинул брови:
– Это все ограничения, которые ставит ваше хомэйнское воспитание. Среди Чэйсули женщина вольна выбрать того, кого захочет. Женщина клана может оставить одного мужчину и уйти к другому, если таково будет ее желание.
– Ты что, думаешь, что мой отец воспитал уличную девку? – с укором проговорила Аликс. – Однажды я выйду замуж за фермера, такого же, как мой отец, или за какого-нибудь деревенского парня, – она пожала плечами. – Когда-нибудь…
– Твой отец вовсе тебя не воспитывал, – заметил Дункан.
Аликс не успела возразить: она поняла, что Дункан говорит о Хэйле. Правда или нет эта удивительная история ее рождения – она не знала, а потому завела старую песню – надо же хоть что-то сказать!
– Кэриллон женится на принцессе. Конечно, так и будет.
– Конечно, так и будет, – насмешливо повторил Дункан, явно передразнивая ее. – Если он выживет, то женится на принцессе.
– Если выживет?! Дункан потер глаз:
– Айлини позаботятся о том, чтобы Кэриллон не прожил так долго.
– Айлини! – Аликс в ужасе посмотрела на вождя. – Колдуны, служащие черным богам? Но почему? На что им Кэриллон? Разве не Беллэм правит Солиндой?
Дункан, вновь занявшийся своим луком, заговорил наставительно:
– Солинда всегда была сильной державой, но короли ее алчны. Они не хотят довольствоваться одной Солинды: им нужно, чтобы хомэйны стали их подданными.
Беллэм стремился к этому всю жизнь, но стычки на границах и даже серьезные битвы, в которых погибло столько людей, не дали ему ничего. Теперь он пытается добиться власти над Хомейной любыми возможными способами.
– Обращаясь к Айлини?..
– Солинда и сейчас много сильнее прежнего. Беллэму нужна сверхъестественная сила Тинстара, который правит Айлини – если только чародей может править народом чародеев, – Дункан склонился над луком. – Сила Солинды Тинстар, а не Беллэм.
– Тинстар… – прошептала она, на мгновение вспомнив истории, которые она слышала в детстве от матери – та все пугала ее Айлини, когда девочка не хотела слушаться.
Пока отец не сказал ей, что этого нельзя делать: говоря о Тинстаре и Айлини, сказал он, ты призываешь их в Хомейну. Аликс передернула плечами, прогоняя воспоминание, но Дункан, кажется, не заметил этого.
– Тинстар, прозванный Великим Айлини, – продолжил вождь, – быть может, сильнейший из тех, что служат темным богам преисподней. Никто из людей просто не должен обладать такой силой и властью. И все это он использует на благо Беллэма. На этот раз Хомейне не выстоять.
Аликс выпрямилась, вспыхнув от возмущения:
– Хомейна не склонялась ни перед кем! Как бы ей ни грозили короли Солинды, мечтающие покорить нас, – она гордо вскинула голову. – Так говорит мой отец.
Дункан взглянул на нее с такой насмешливой жалостью, что она чуть не запустила в него чашей – в конце концов, какое право он имеет обращаться с ней, как с дитем неразумным!..
– И все это время рядом с Мухаарами Хомейны были воины Чэйсули. Мы с помощью данных нам богами даров отражали наступление войск Солинды, и даже Айлини не могли противостоять нам, – спокойное и терпеливое выражение исчезло с его лица, черты стали острее и резче, в голосе зазвучала мрачная гордость. Двадцать пять лет назад мы помогли Шейну отстоять границы Хомейны, отразив войско Беллэма, которое могло уничтожить эту землю. Мир, наступивший после этой победы, был бы скреплен женитьбой Эллика, сына Беллэма, на Линдир. Когда была разорвана помолвка, рухнул и мир. Теперь Шейн убивает нас
– и потому Хомейне суждено пасть перед силой Айлини.
– Двадцать пять лет… – эхом отозвалась Аликс.
– Линдир скрывалась в лесах вместе с Хэйлом восемь лет, спасаясь от ярости своего жехаана. Когда Хэйл был убит, она возвратилась и через несколько недель родила тебя.
– Что ж… если Айлини столь сильны, как же вы противостояли им раньше?
– Существует то, что связано только с двумя нашими расами. Мне трудно объяснить тебе.., – он еле заметно нахмурился. – Айлини не могут использовать свою силу полностью, когда рядом мы. Да, они могут творить видения, миражи – но их черная магия им недоступна. И мы тоже расплачиваемся за это: хотя Айлини не могут победить нас своими чарами, мы тоже не можем ни принимать облик своих лиир, ни слышать их, если рядом Айлини. Перед Айлини мы – просто люди. Как и они перед нами.
Ошеломленная его словами, Аликс не сказала ничего. Всю свою жизнь она знала, что Чэйсули обладают загадочными и пугающими способностями, хотя и не могла бы сказать, какими именно. Когда Дункан заговорил об Айлини, как о демонах – она-то всегда считала демонами самих Чэйсули, – это перевернуло все ее представления о мире. Финн отнял у нее невинную детскую убежденность в своей правоте, Дункан пошел еще дальше, рассказывая о Пророчестве и о ее будущем в клане. И теперь, осознав, что Айлини – не страшная сказка, а вполне реальная угроза для той земли, которую она любила, Аликс почувствовала, как в ее душе поднимается волна отчаянья.
Слишком многое разрушено… подумала она, утомлено глядя в огонь. Они отнимают у меня весь тот мир, в котором я жила, изменяют меня, обещают мне то, чего я всегда страшилась… а я и без того запуталась…
– Вот, – сказал Дункан, – Ты и так слишком долго мучилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31