– Малина беременна.
Пальцы Дункана впились в плечо Аликс. Она в удивлении взглянула на него: он был бледен. Хотя она лишь недавно начала понимать его, Аликс понимала, что его что-то глубоко потрясло.
– Это точно? – странным голосом спросил Дункан. – Ты уверен? Финн кивнул:
– Уже четыре месяца, – его лицо стало издевательски насмешливым. – Скажика, разве не четыре месяца назад она покинула тебя ради Боррса и стала его чэйсулой?
– Я тоже умею считать, Финн! – гневно ответил Дункан.
Младший брат взглянул на находившуюся в явном недоумении Аликс, его улыбка стала шире:
– Теперь Боррс среди потерявших душу, ищущих смерти. Малина снова свободна.
Аликс, поддавшись неясному чувству, коснулась сжатой в кулак руки Дункана, но он поспешно отдернул руку и отступил от девушки:
– Она заявила о нерожденном в Совете? – резко спросил он.
Финн, снова спокойный, покачал головой:
– Последние три дня она была в трауре, как велит обычай – с тех пор, как услышала вести. Но этот траур не будет долгим, если она решит взять себе нового чэйсула.
– Боррс знал о ребенке? Финн дернул плечом:
– Он мне об этом ничего не говорил. Но он знал близко и тебя, и меня, рухо, и вряд ли стал бы говорить об этом с рухолли того, кто первым познал его чэйсулу. Разве не так?
– Значит, она не назвала жехаана. В глазах Финна снова вспыхнул насмешливый огонек:
– Быть может, даже сама Малина не знает жехаана своего нерожденного ребенка, рухо. А ты – знаешь?
Аликс подступила к нему:
– Что все это значит? Какое отношение это имеет к Дункану?
– Было бы лучше, если бы он сам рассказал это тебе.
– Говори!
Финн бросил короткий взгляд на брата, потом кивнул. Его улыбка стала торжествующей, и было в ней что-то волчье:
– Дункан должен был просить клановых прав Малины через год – взять ее своей чэйсулой. Она была его женщиной… одни только боги знают, с каких пор. В кланах дети одного возраста часто вступают в браки… – он поскреб бровь. – Но Боррс тоже желал ее, и когда Дункан решил подождать, став вождем клана, Малина ждать не захотела. Я не понимаю этих женских прихотей, когда женщина берет одного мужчину, чтобы наказать другого, но именно это она и сделала, – он со значением посмотрел на Дункана. – Теперь Боррс среди потерявших душу, и она снова свободна выбирать… – снова многозначительная пауза. – Или быть избранной.
Аликс не слишком верила Финну, а потому взглянула в глаза Дункану, стремясь прочесть в них правду. Но воин отвернулся и молча пошел к выходу.
Низкий смешок Финна словно ужалил ее, Аликс обернулась в гневе, замахнувшись сжатым кулачком, но он снова рассмеялся, и ее рука упала:
– Почему? – с отчаяньем вскрикнула она. – За что ты так наказываешь меня?
Финн сел на постели, куртки на нем не было, и она увидела, что бронзовая кожа на его груди иссечена шрамами. Рана в плечо не была перевязана, но явно заживала, и Аликс снова вспомнила, как он убил солдата, пытавшегося убить ее.
– Итак, – низким насмешливым голосом проговорил он, – ты, наконец, увидела свою толмоору. Я вижу, ты выбрала моего рухолли, забыв даже Кэриллона. Только вот Дункану теперь придется вернутся к его первой женщине,
– он прищелкнул языком. – Бедняжка мэйха, – Мне не нужна твоя жалость!
– Дункан во многом отличается от меня, мэйха, особенно в своем отношении к женщинам. Долгое время его вполне удовлетворяла Малина, и другие были ему не нужны, – он пожал плечами. – Я беру женщину, когда и где хочу – свободно. Кроме тебя, мне еще никто не отказывал.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что, взяв чэйсулу, Дункан свяжет себя на всю жизнь. Если Малина предлагает клановые права, и она заведомо не бесплодна, нужно быть глупцом, чтобы отказаться от нее, – Финн потянулся. – Мой рухо не совершенство, конечно, но и не дурак. Ухмыльнулся:
– Не волнуйся, мэйха… все же тебя возьму я. Ты не будешь одинока, обещаю.
Ей захотелось крикнуть на него или ударить, но она не сделала ни того, ни другого. Даже в порванном и заляпанном грязью платье она сейчас выглядела по-королевски благородно:
– Я дочь Хэйла… теперь я в это верю. Значит, я Чэйсули. Значит, я вольна выбрать любого мужчину, рухолли, и я говорю тебе, ты – последний, кого я могу выбрать. Последний, запомни это.
Аликс вышла, чувствуя странное удовлетворение от того, что так легко осадила его. Судя по его лицу, она действительно попала в точку. Но удовлетворение улетучилось, едва она вспомнила причину их словесной баталии.
Покинув зеленый шатер Финна, Аликс затосковала по Дункану.
С высоты спустился Кай.
Идем со мной, лиирэн.
Куда? безразлично спросила она.
К моему лиир.
Твой лиир ищет общества другой женщины.
Голос Кая звучал удивительно ласково. Ты устала, ты в печали и смятении.
Идем.
Аликс с молчаливой покорностью последовала за птицей через весь лагерь к серо-голубому шатру, украшенному изображением золотого ястреба. Кай уселся на отполированный деревянный шесток-, девушка откинула дверной полог и вошла внутрь.
Шатер Дункана был устлан мягкими пушистыми шкурами и убран гобеленами, это было красиво, хотя Аликс и не могла разобрать странных рун и знаков, вплетенных в голубой орнамент. Девушка присела у очага, наполненного пеплом.
Сейчас она чувствовала себя маленькой, несчастной и беспомощной. Болело все тело, ныли кости, она задыхалась, с каждым глотком воздуха это становилось все ощутимее. Наконец она склонила голову и стиснула виски.
– Боги, – прошептала она, – что я сделала?
Она глубоко вздохнула:
– Я оставила свой дом в долине… Меня выслали из Хомейны-Мухаар… я приехала в чужую страну с человеком, которого не понимаю, а он отказался от меня так же легко, как Шейн…
Аликс стиснула кулаки, словно собиралась сразиться с демонами, завладевающими ее разумом:
– Я отдалась ему… а теперь он хочет взять себе другую! – она подняла голову и невидящим взглядом уставилась на гобелен. – Что я сделала?
Гобелен ей не ответил, не ответил и Кай. Аликс всем сердцем желала сейчас услышать его ласковый успокаивающий голос, но птица молчала. Однако в мозгу Аликс шептали другие голоса, похожие на те, что она слышала в лесу, но не Давившие на мозг с такой силой.
– Я сошла с ума, – прошептала она. Шепот не умолкал, Аликс начала различать отдельные голоса и напряженно нахмурилась, пытаясь разобрать смысл их речей. Она провела рукой по голове, словно стараясь расплести вязь голосов и шепотов, и поняла, что ее волосы снова спутались. Серебряным гребнем Дункана она начала расчесывать их, надеясь, что боль избавит ее от того, что она не могла понять.
Расчесанные волосы она заплела в косу, перевязав ее узкой полоской бархата, оторванной от платья. Шелк и бархат был изорван, но ей не было дела до платья: она хотела только Одного – вновь завоевать внимание Дункана.
Дункан вошел неслышно, в лице его не было той теплоты, к которой она успела привыкнуть, оно было напряженно-сосредоточенным.
– Ты должна сейчас пойти со мной.
– Куда?
– К Райссе.
– Кто такая Райсса? – спросила она, сознавая, что хотела получить совсем другой ответ на свой вопрос.
– Это женщина, у которой ты будешь жить, пока не настанет время предстать перед шар тэлом и Советом.
– Разве мне нельзя остаться с тобой? – мягко спросила она.
Дункан ответил не сразу – сперва, наклонившись, принялся разводить огонь в очаге:
– Нет, – наконец промолвил он. – Тебе будет лучше жить в другом месте.
Аликс закусила губу, чтобы не заплакать:
– Значит, Финн сказал правду… тебе нужна другая.
Он с хрустом сломал толстый сучок, бросил обломки в огонь и устроился на коленях у костра, сквозь дым глядя на Аликс:
– Когда я приехал за тобой в Хомейну-Мухаар, Малина была чэйсулой другого.
Я забыл о ней. Я думал только о тебе.
– Но теперь ты не можешь больше не думать о ней.
Он подвинулся к ней и взял в ладони ее лицо:
– Я не оставлю тебя.
Аликс пыталась сдержать дрожь:
– Что же ты скажешь, Дункан?
– У нас одна толмоора, Аликс. Даже если ты не чувствуешь этого, то чувствую я. Я не оставлю тебя, – он вздохнул, нахмурил лоб, – Малина будет моей чэйсулой, как я и обещал ей, когда мы были детьми, но в моей душе место
– тебе.
Мэйхи имеют все права в клане, их почитают… среди Чэйсули это не вызывает презрения. Я оставлю тебя рядом со мной.
Аликс схватила его за запястья и рывком отняла его руки от своего лица:
– Что же ты тогда обещал мне? Что ты говорил мне в пещере, когда я согласилась зачать от тебя, чтобы никто – даже ваш Совет – не разлучил нас?
– Аликс…
– Я не стану ничьей любовницей, Дункан… даже твоей. Я даже подумать об этом не могу… Наверно, это мое запятнанное хомейнское воспитание! – она бросила на Дункана яростный взгляд. – Думаешь, то, что я сделала, так легко для девственницы?
– Аликс…
– Нет.
Он протянул к ней руку – она отстранилась.
– Что бы ты сделала сейчас, если бы могла?
Она помрачнела, понимая, что значит этот вопрос. Дункан мог отказать ей в возможности покинуть клан, Аликс ожидала этого.
Но все же попытаться стоит…
– Я уеду назад к Кэриллону.
Лицо Дункана застыло как маска, но он не смог скрыть холодную ярость – она пылала в его желтых звериных глазах:
– Чтобы стать любовницей принца?
– Нет. Чтобы он помог мне, – Аликс разглядывала дыру на юбке, избегая взгляда Дункана. – Он поможет мне во всем, о чем бы я не попросила. Он так сказал.
– Ты не можешь уйти, малышка, – мягко сказал он. – Я понимаю тебя, но не могу позволить тебе уйти.
Она смяла рукой бархат платья:
– И каковы же причины этого запрета, вождь?
Черты лица Дункана смягчились:
– Ты ведь могла забеременеть. Аликс поняла. Она гневно прижала кулачок к животу:
– Если я забеременела от тебя, я скажу, что у ребенка нет отца и воспитаю его сама!
Дункан побледнел и, пошатываясь, словно раненый, поднялся на ноги. Он грубо схватил девушку за руку и рывком поднял на ноги, не обратив внимания на вырвавшийся у нее крик боли:
– Если ты забеременела от меня, ребенок мой!
Она стиснула зубы и прошипела:
– Разве у тебя уже нет неродившегося ребенка, Изменяющийся? Во чреве женщины, которую ты возьмешь чэйсулой!
– Если он мой, он останется со мной, как и твой ребенок, если ты родишь его!
Она побелела от боли, которую причиняла ей его жесткая хватка:
– Ты не можешь забрать ребенка у матери!
– Здесь ты живешь среди Чэйсули, – угрюмо промолвил он, – и должна подчиняться нашим законам. Если ты не останешься со мной, так тому и быть, но если ты зачала, ребенок принадлежит мне… Он – новое звено пророчества.
Аликс заговорила громче, стараясь перебороть боль:
– И ты принудишь меня к тому, что сделала когда-то моя мать… ты вынудишь меня бежать? И родить ребенка в одиночестве?
Дункан притянул Аликс к себе, но это вовсе не был нежный поцелуй влюбленного. Он заставлял ее, как прежде Финн – а она ненавидела любое принуждение.
Ей захотелось ударить его – но ее рука оказалась прижатой к его груди.
Медленно, слов но бы против воли она подняла ее и обняла Дункана за шею, притянув его к себе. Словно боль, которую он причинил ей, разбудила в ней что-то иное, и она почувствовала, как сильно он нужен ей.
– Чэйсула, – прошептал Дункан, касаясь губами ее губ.
Аликс вырвалась из его рук:
– Нет! Ты сказал, что изберешь другую… а я не буду твоей любовницей!
Его губы сжались в тонкую линию.
– Тогда ты не будешь ничьей чэйсулой. Она вскинула голову:
– Не буду.
– Ни мэйхой.
– Ни мэйхой.
Его глаза странно заблестели:
– Ты признаешь в себе кровь Чэйсули, Аликс? Ты подчиняешься нашим обычаям?
– У меня нет выбора!
– Ты принимаешь их?
– Да! – с горечью выкрикнула она, не понимая, чего он от нее добивается.
– Тогда ты должна принимать все законы. Она вызывающе посмотрела на него:
– Принимаю.
Его рука скользнула к поясу и вновь поднялась с ножом. Аликс в ужасе шарахнулась от него, но Дункан поймал ее за косу и одним ударом обрезал ей волосы у самой шеи. Тяжелая коса осталась в руках Дункана, Аликс, сдавлено вскрикнув, схватилась за неровно обрезанные волосы. Дункан не проронил ни слова.
– Что ты сделал?
– Это обычай Чэйсули, – ответил он. – Когда женщина отказывается от своего места в клане как чэйсула или мэйха, она обрезает волосы, дабы все знали о ее решении. Тогда она уже не может передумать.
– Я вижу перед собой чужого… – прошептала Аликс.
Дункан бросил отрезанную косу в огонь, шатер наполнился запахом паленых волос. Воин снова сунул нож в ножны и указал на дверной полог:
– Теперь, рухолла, я отведу тебя к Райссе.
Глава 5
На этот раз Дункан отвел Аликс к коричневому шатру, на котором красовалось изображение золотой лисицы. Он откинул дверной полог и жестом пригласил ее войти, Аликс подчинилась, не глядя на Дункана. Ей было стыдно показываться на людях с остриженными волосами.
Из-за занавеса, разделяющего шатер на две части, вышла женщина с черными, подернувшимися серебром волосами, ее прическа состояла из множества переплетенных серебряными шнурами, закрепленных серебряным гребнем искусной работы. Одета она была с черное платье из тонкой шерсти, отороченное на рукавах и по горловине красным, а поясом ей служила тонкая цепочка с маленькими серебряными бубенцами. Женщина была немолода, но красива, сразу было видно, что она Чэйсули – высокие скулы, тонкая линия носа, чистый лоб – и желтые глаза, тепло глядевшие на Аликс.
– Вот эта девушка, Райсса, – сказал Дункан. – Это Аликс.
Женщина улыбнулась Аликс и серьезно посмотрела на Дункана:
– Кто обрезал ей волосы? Он сжал зубы:
– Я.
Женщина подняла брови:
– Но только Совет Чэйсули решит, может ли она остаться одна.
Аликс почудилось в этих словах невысказанное осуждение, бросив взгляд на Дункана, она с удивлением увидела, что тот склонил голову, словно признавая свою вину – однако через мгновение воин вновь вскинул взгляд на женщину:
– Она сама приняла решение… я только исполнил его.
– Он не говорил, что обрежет мне волосы, – с горечью пожаловалась Аликс.
Райсса сделала шаг вперед – в складках платья звенели и поблескивали серебряные бубенцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31