Кларк и Чавез не имели при себе оружия, поскольку для такой операции оружия не требовалось. * * * Грузовик свернул с широкого шоссе ровно через тридцать восемь часов и сорок минут после выезда из Норфолка. На этот этап переезда не потребовалось особых усилий. А вот затем понадобилось пятнадцать минут и все искусство водителя, чтобы подать грузовик задним ходом к бетонной разгрузочной платформе перед амбаром. Тёплое солнце растопило грунт, превратившийся в шестидюймовый слой грязи, и водитель никак не мог развернуться. Наконец, с третьей попытки, это ему удалось. Он выпрыгнул из кабины и подошёл к платформе.— Как открывается эта штука? — спросил Расселл.— Сейчас покажу. — Водитель наклонился, счистил грязь с подмёток и поднял запор на дверце контейнера. — Вам понадобится моя помощь?— Нет, сам справлюсь. Идите в дом, там приготовлен кофе.— Спасибо, сэр. С удовольствием выпью чашку.— Видите, все очень просто, — произнёс Расселл, обращаясь к Куати. Они смотрели, как водитель уходит от амбара. Марвин открыл дверцы контейнера и увидел внутри большой ящик с надписью «Сони» на всех четырех сторонах, со стрелками, показывающими, где находится верх, и изображением бокала, чтобы дать понять, что внутри хрупкая аппаратура. Ящик тоже находился на деревянной платформе. Марвин убрал крепёжные растяжки, удерживающие ящик на месте, и завёл мотор автопогрузчика. Понадобилась всего минута, чтобы извлечь бомбу из контейнера в грузовике и поставить её в амбар. Расселл выключил автопогрузчик, подошёл к ящику и накрыл его брезентом. Когда водитель вернулся, контейнер снова был закрыт.— Ну что же, вы заработали премию, — сказал Марвин, передавая водителю пачку банкнот.Шофёр быстро пересчитал ассигнации. Теперь ему нужно доставить контейнер обратно в Норфолк, но сначала он остановится в ближайшем мотеле и поспит часов восемь.— Приятно иметь с вами дело, сэр. Вы говорили, что спустя месяц у вас будет ещё работа для меня?— Совершенно верно.— Меня можно найти по этому телефону. — Водитель передал свою визитную карточку.— Сейчас вы едете обратно?— Сначала отосплюсь. Только что слышал по радио, что надвигается снегопад. Говорят, сильный.— Ничего не поделаешь, такое время года.— Это точно. Желаю успеха, сэр.— Осторожнее на дороге. — Расселл пожал ему руку.— Напрасно мы его отпустили, — заметил Госн, обращаясь к командиру по-арабски.— Нет, все в порядке. Единственным человеком, чьё лицо он запомнил, был Марвин.— Да, это так.— Ты проверил, нет ли повреждений? — спросил Куати.— Сам ящик в полном порядке. Завтра я произведу более тщательный осмотр. По-моему, мы почти готовы.— Да. * * * — Начать с хороших новостей или с плохих? — спросил Джек.— С хороших, — ответила Кэти.— Меня попросили уйти в отставку.— А плохие?— Видишь ли, с моей работы никогда не уходят по-настоящему. Меня просят время от времени возвращаться — вроде как для консультаций.— Тебе хочется этого?— Такая работа становится частью твоей плоти и крови, Кэти. Тебе бы хотелось уйти из Больницы Хопкинса и превратиться в доктора, сидящего в кабинете и прописывающего очки своим пациентам?— Сколько времени это потребует от тебя?— Дважды в год, думаю. Понадобится использовать те специальные знания, которые есть у меня одного. Никакой рутины.— Хорошо, я не возражаю и не собираюсь прекращать обучение молодых врачей. Когда это произойдёт?— Мне нужно завершить две операции. Затем придётся найти замену… — Может быть, Фоули? — подумал Джек. Но кто из них? * * * — Мостик, гидроакустический пост.— Мостик слушает, — ответил штурман. — Сэр, у меня замечен возможный контакт на пеленге двести девяносто пять, едва слышный, но усиливается.— Спускаюсь. — До гидроакустического поста было всего пять ступенек. — Покажите.— Вот здесь, сэр. — Акустик показал на линию, еле видную на экране дисплея. Хотя она выглядела расплывчатой, на самом деле состояла из прерывистых жёлтых точек в специфической частотной амплитуде, и, поскольку временная шкала двигалась вверх, появлялось все больше точек, похожих друг на друга лишь тем, что они образовывали неясную и расплывчатую линию. Единственной переменой, происходящей с линией, было то, что она медленно меняла направление. — Пока я не могу сказать вам, что это.— Скажите тогда, чем это не может быть.— Это не может быть контактом с чем-то на поверхности, и я не думаю, что это случайный шум, сэр. — Старшина провёл вдоль линии по экрану дисплея жировым карандашом, отмечая её положение. — Примерно вот здесь мне пришло в голову, что это действительно может оказаться чем-то.— За чем ещё вы следите?— «Сьерра-15» вот здесь — торговое судно, направляющееся на юго-восток и уходящее от нас, — это третий контакт в зоне схождения, за которым мы следили после начала последней вахты. Вот и все. Думаю, на поверхности большая волна, и рыбачьи суда не выходят так далеко.Лейтенант Питни постучал пальцем по экрану.— Пусть это будет «Сьерра-15». Я начну слежение. Каково состояние воды?— Каналы в глубине кажутся мне сегодня превосходными, сэр. Шум на поверхности затрудняет работу, правда. Следить за этим контактом будет нелегко.— Не спускайте с него глаз.— Слушаюсь, сэр. — Акустик снова повернулся к экрану. Лейтенант Джеф Питни вернулся в рубку управления, снял трубку телефона и нажал кнопку каюты шкипера.— Докладывает штурман, капитан. Обнаружен возможный акустический контакт на пеленге двести девяносто пять, еле слышный. Может быть, наш приятель вернулся, сэр… Так точно, сэр. — Питни положил трубку и включил систему оповещения. — Группам слежения и руководства огнём занять свои места.Через минуту появился капитан первого ранга Рикс в кроссовках и синем комбинезоне. Сначала он остановился, чтобы проверить курс, скорость и глубину. Затем прошёл на гидроакустический пост.— Покажите.— Чёртов сигнал только что снова исчез, капитан, — сконфуженно признался акустик. Он оторвал листок туалетной бумаги — рулон висел над каждым экраном, — стёр предыдущую отметку и нанёс другую. — Мне кажется, сэр, вот здесь что-то есть.— Надеюсь, вы не зря разбудили меня, — заметил Рикс. Лейтенант Питни видел, как переглянулись между собой два других акустика.— Сигнал возвращается, сэр. Знаете, если это «Акула», то на этой частоте должно быть увеличение шума…— По разведданным она только что вышла из ремонта и переоснастки. Иван научился, как делать свои лодки тише, — сказал Рикс.— Пожалуй… небольшой снос на север, пеленг в данный момент двести девяносто семь. — Оба знали, что этот пеленг приблизителен и цифра может отличаться на десять градусов в ту или другую сторону. Даже с помощью исключительно дорогой аппаратуры, установленной на подлодке «Мэн», пеленг на очень отдалённую цель нельзя определить с большой точностью.— Кто ещё может быть в этом районе? — спросил лейтенант Питни.— «Омаха» должна находиться где-то к югу от Кодьяка. Это не то направление, так что контакт не может быть «Омахой». Вы уверены, что это не контакт с надводным кораблём?— Совершенно уверен, капитан. Если бы это был дизель, я сразу узнал бы его, да и паровой двигатель несложно обнаружить. Нет вибрации от поверхностного шума, капитан. Контакт находится под поверхностью. Ничем другим это нельзя объяснить.— Питни, мы на курсе двести восемьдесят один?— Да, сэр.— Поверните налево — новый курс двести шестьдесят пять. Таким образом мы установим более надёжную базовую линию для анализа перемещения цели и попытаемся определить расстояние перед тем, как начать сближение.Начать сближение, подумал лейтенант. Господи, но ракетоносцы не должны сближаться с противником! Тем не менее Питни отдал приказ, разумеется.— Где расположен слой?— На глубине сто пятьдесят футов, сэр. Судя по поверхностному шуму, волны достигают двадцати пяти футов, — добавил акустик.— Наверно, он остаётся на глубине, чтобы избежать болтанки.— Черт побери, опять потерял его… увидим, что случится, когда хвост снова выпрямится…Рикс наклонил голову за пределы гидроакустического поста и произнёс одно слово:— Кофе. — Ему даже в голову не пришло, что и акустики были бы не прочь выпить по чашке.Пришлось подождать ещё минут пять, пока на экране снова не начали появляться точки — причём в том месте, где ожидалось.— О'кей, он снова на месте. По-моему, — добавил акустик. — Похоже, что теперь пеленг триста два градуса.Рикс подошёл к прокладочному столику. Младший лейтенант Шоу вёл расчёты вместе с главным старшиной.— Расстояние, должно быть, больше ста тысяч ярдов. Судя по смещению пеленга, полагаю, что у цели курс на северо-восток, скорость меньше десяти узлов. Да, свыше ста тысяч от нас. — Шоу и главный старшина пришли к выводу, что ими произведены хорошие расчёты, и достаточно быстро.Рикс молча кивнул и вернулся к акустику.— Сигнал становится более отчётливым, получаю данные на частоте пятидесяти герц. Мне кажется, это похоже на «Акулу».— У вас, наверно, очень хороший канал прослушивания.— Точно, капитан, очень хороший, и даже улучшается. Шторм изменит условия, когда волнение доберётся до нашей глубины, сэр.Рикс снова прошёл в рубку управления.— Что нового, мистер Шоу?— Оцениваем расстояние в сто пятнадцать тысяч ярдов, курс на северо-восток, скорость пять узлов, может быть, на один-два узла больше, сэр. Если его скорость заметно больше этой, то расстояние будет очень велико.— О'кей, штурман. Правый поворот, очень медленно на курс восемьдесят градусов.— Слушаюсь, сэр. Рулевой, положить руль направо пять градусов, новый курс восемьдесят градусов.— Руль положен направо пять градусов, сэр. Переходим на курс восемьдесят градусов.— Хорошо.Медленно, чтобы не слишком изгибать буксируемые пассивные датчики, подводный ракетоносец «Мэн» начал менять курс. Прошло три минуты, прежде чем подлодка вышла на новый курс, проделав манёвр, ещё никогда не осуществлённый ни одним подводным ракетоносцем Военно-морского флота США. Вскоре после этого на мостике появился капитан третьего ранга Клаггетт.— Вы считаете, что он долго будет двигаться по этому курсу? — спросил он Рикса.— Как бы вы поступили сейчас на его месте?— Пожалуй, я стал бы двигаться лесенкой, — ответил Клаггетт, — перемещался бы к югу вместо севера, противоположно тому, как мы поступаем в Баренцевом море. Интервал между сменой курса будет определяться данными пассивных датчиков на его хвосте. Это — единственная достоверная информация, которую нам удастся получить. Однако в зависимости от того, как будет выглядеть этот манёвр, нам следует вести себя крайне осторожно при преследовании его, правда?— Ну что ж, при любых обстоятельствах я не могу приближаться к нему на расстояние меньше тридцати тысяч ярдов. Так… сократим дистанцию до пятидесяти тысяч, чтобы лучше прочувствовать его движения, а потом сблизимся, если позволит обстановка. Всё время, пока он неподалёку, один из нас должен постоянно находиться в рубке управления.— Ясно, — кивнул Клаггетт. Он помолчал и затем продолжил:— Каким образом, черт побери, — помощник говорил очень тихо, — оперативное управление дало на это своё согласие?— Может быть, сейчас мир стал безопаснее?— Наверно, сэр.— Вам не нравится, что ракетоносцы могут действовать подобно ударным подлодкам?— По моему мнению, сэр, в оперативном управлении у кого-то заклинило шестерёнки — или это, или они пытаются доказать кому-то, насколько гибкими могут быть наши действия.— А вам это не нравится?— Нет, не нравится, капитан. Я знаю, что мы способны на такое, но полагаю, что заниматься этим — не наше дело.— Об этом вы и говорили с Манкузо?— Что? — Клаггетт покачал головой. — Нет, сэр. Он действительно спросил меня об этом, и я сказал, что это нам по силам. Пока я не имею права на более определённый ответ.Тогда о чём вы беседовали? — хотел спросить Рикс. Он, конечно, не мог задать такого вопроса. * * * Американцы глубоко разочаровали Олега Кирилловича Кадышева. Они завербовали его по той причине, что он мог предоставить им достоверную информацию о том, что происходит внутри советского правительства, и Кадышев снабжал их этими данными на протяжении нескольких лет. Он предвидел, что в стране будут осуществляться глубокие политические перемены, причём раньше других, потому что хорошо понимал Андрея Ильича Нармонова, знал, что он собой представляет. Или что он не представляет собой. Президент его страны обладал поразительными данными политика, смелостью льва и тактической гибкостью мангуста. Но у него не было плана действий. Нармонов не обладал даром предвидения, и в этом заключалась его слабость. Он разрушил старый политический порядок, уничтожил Варшавский пакт в результате бездействия, заявив всего лишь однажды, громко и отчётливо, что Советский Союз не будет нарушать политическую целостность других стран, причём сделал это, ясно понимая, что угроза применения силы его страной была единственным обстоятельством, сохраняющим существование марксизма. Коммунисты в странах Восточной Европы совершили невероятную глупость, полагая, что любовь и уважение их народов гарантируют им безопасность в одном из самых огромных и наименее постижимых актов безумия. Но по утончённой иронии судьбы Нармонов не сумел постичь, что то же самое произойдёт и в его собственной стране, причём к этому добавилась ещё одна, самая опасная, переменная.Советский народ — термин, не имеющий, разумеется, никакого смысла, — удерживала вместе только угроза силы. Одни лишь пушки Красной Армии гарантировали, что молдаване, латыши, таджики и все остальные народы будут следовать политике, Продиктованной из Москвы. Коммунистические руководители нравились им даже меньше, чем их предкам нравились русские цари. Поэтому, когда Нармонов лишил партию её роли в руководстве государством, он одновременно расстался со своей способностью повелевать народом, причём заменить её оказалось нечем. Плана — в стране, где План правил почти семьдесят лет, — больше просто не существовало. И потому, когда анархия стала замещать порядок, оказалось, что стремиться не к чему, нет цели, ради которой стоит работать, и не о чём мечтать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158