Три часа работы. Думаю, нам понадобится весь день завтра и потом послезавтра, чтобы проверить подготовку.— Превосходно, Марвин.— Хочешь выпить?— Ты имеешь в виду алкоголь?— Да брось притворяться, дружище, я видел, как ты пил пиво с этим парнем из Германии — забыл имя.— А, это герр Фромм.— Давайте выпьем, это всё-таки не так плохо, как есть свинину, правда?— Спасибо, но я — пас. Вы ведь так говорите?— Пас на выпивку? Да, можно сказать и так. Как поживает этот Фромм? — небрежно спросил Марвин, поглядывая на мясо. Оно было уже почти готово.— Отлично, — ответил Госн с деланным равнодушием. — Поехал повидать жену.— А чем вы с ним занимались? — Расселл налил себе «Джека Даниэлса».— Он помогал нам со взрывчаткой, некоторые специальные заряды. Герр Фромм превосходно разбирается в этом.— Отлично. * * * Это был первый обнадёживающий знак за несколько дней, может быть, даже недель, подумал Райан. Кэти приготовила вкусный ужин, и было так приятно вернуться домой вовремя, чтобы сесть за стол вместе с детьми. По-видимому, Кэти успела приехать пораньше и занялась стряпнёй. Но самым лучшим оказалось то, что они говорили друг с другом за ужином — не затрагивая многих вопросов, но говорили. Встав из-за стола, Джек помог жене вымыть посуду. Наконец дети отправились спать, и они оказались наедине.— Извини, что я огрызнулась на тебя, — сказала Кэти.— Ничего страшного, я заслужил это. — Джек был готов ответить что угодно, лишь бы все уладилось.— Нет, Джек, это я виновата. Я была раздражена, чувствовала себя не в своей тарелке, и у меня болела спина. А ты слишком много работаешь и к тому же пьёшь. — Она подошла и поцеловала его. — Начал курить, Джек?Райан был поражён. Он не ожидал поцелуя. Более того, должен был последовать взрыв, как только Кэти заметит, что он начал курить.— Извини, малышка. Тяжёлый день на работе, вот я и не выдержал.Кэти протянула к нему руки.— Джек, я хочу, чтобы ты меньше пил и хорошо отдыхал. В этом всё дело, и ещё лишний стресс. О курении можно подумать и потом, только не кури при детях. Я знаю, что относилась к тебе недостаточно сочувственно и часто была не права, но и тебе нужно следить за собой. То, что ты делаешь, плохо для тебя и плохо для нас всех.— Я знаю.— А теперь отправляйся спать. Сон нужен тебе больше всего.Когда у тебя жена врач, в этом есть ряд недостатков, и главным является то, что с ней не поспоришь. Джек поцеловал её в щеку и поступил так, как ему сказали. Глава 30Восточный кабинет Кларк подъехал на машине в обычное время, и тут ему пришлось сделать нечто не совсем обычное — ждать. Через пару минут он хотел было выйти из машины и постучать в дверь, но она открылась. Доктор Райан (Джон) вышел на крыльцо, остановился и поцеловал доктора Райан (Кэти), которая после этого смотрела вслед мужу и, как только он повернулся, ослепительно улыбнулась Кларку, сидящему за рулём.Слава Богу! — подумал Кларк. Может быть, он приобрёл новую специальность. Джек тоже выглядел совсем неплохо, и Кларк высказал ему свою точку зрения, как только Райан сел в машину.— Действительно, меня рано отправили спать, — усмехнулся Джек, бросая газету на заднее сиденье. — Даже выпить забыл.— Ещё пара дней — и ты станешь снова похож на человека.— Пожалуй, ты прав. — И тут он, к разочарованию Кларка, закурил сигарету. В следующее мгновение Кларк понял всю глубину замысла Кэролайн Райан. Не все сразу. Шаг за шагом. Господи, какая женщина! — подумал Кларк.— У нас все готово для испытательного полёта. В десять часов.— Отлично. Наконец-то ты взялся за настоящую работу, Джон. Исполнять роль офицера охраны, должно быть, невероятно скучно, — заметил Райан, открывая портфель с ночными депешами.— Даже в такой работе бывает кое-что интересное, сэр, — ответил Кларк, выезжая на Фалконс-Нест-Роуд. Донесений в кейсе оказалось немного, и скоро Райан погрузился в чтение «Вашингтон пост».Три часа спустя Кларк и Чавез приехали на базу ВВС Эндрюз. Два самолёта «Гольфстрим VC-20B» уже готовились к обычному тренировочному полёту. Пилоты и обслуживающий персонал 89-й военно-транспортной эскадрильи — «Президентской» — строго соблюдали порядок, необходимый для поддержания лётной формы. Два самолёта вылетели один за другим с промежутком в несколько минут и направились на восток, где занялись исполнением манёвров, необходимых для того, чтобы ознакомить двух новых вторых пилотов с правилами работы с наземным контролем. Разумеется, оба пилота на каждом самолёте знали эти правила наизусть, но это не имело отношения к делу.В хвостовом отделении сержант технической службы ВВС занимался своей работой, колдуя со сложным оборудованием связи, находящимся на борту. Время от времени он поглядывал в сторону гражданского специалиста — или кто он там был на самом деле — и видел, как этот странный мужик разговаривает с цветочным горшком или бормочет что-то в сторону тоненькой зелёной палочки. Да, подумал сержант, есть вещи, о которых лучше не думать. И он был совершенно прав.Через два часа оба «Гольфстрима» снова приземлились на базе Эндрюз и подрулили к зданию для особо важных пассажиров. Кларк собрал своё оборудование и пошёл навстречу другому гражданскому специалисту, который находился на борту второго самолёта. Затем оба направились к своему автомобилю, уже обсуждая операцию.— Я мог разобрать часть того, что ты говорил, чётко понять, — сообщил Чавез. — Скажем, треть всего, может быть чуть меньше.— Посмотрим, что скажут в научно-техническом отделе.Им понадобилось тридцать пять минут, чтобы вернуться в Лэнгли, и оттуда они поехали в Вашингтон на запоздалый ленч.Бобу Хольцману позвонили накануне вечером, причём по телефону, номер которого нельзя было найти в справочнике. Несколько коротких фраз пробудили в нём любопытство. В два часа пополудни он вошёл в небольшой мексиканский ресторан «У Эстебана», расположенный в Джорджтауне. Большинство обедавших уже ушли, ресторан был заполнен примерно на треть — главным образом студентами из Джорджтаунского университета. Из глубины зала ему махнули рукой.— Привет, — сказал Хольцман, усаживаясь за стол.— Вы Хольцман?— Да, — ответил журналист. — А вы кто?— Двое друзей, — произнёс старший. — Не пообедаете ли с нами?— С удовольствием.Младший из них встал, подошёл к музыкальному автомату и начал опускать в него монеты по двадцать пять центов. Послышалась громкая мексиканская музыка. Через мгновение Хольцману стало ясно, что магнитофон у него в кармане будет совершенно бесполезен.— О чём вы хотели поговорить?— Вы пишете статьи о ЦРУ, — начал старший. — Целью статей является очернить заместителя директора, доктора Джона Райана.— Я ни разу не назвал этого имени, — покачал головой Хольцман.— Тот, кто сообщил вам эти сведения, обманул вас, воспользовался вашей доверчивостью.— Вот как?— Ответьте, вы честный журналист?— Что вы хотите этим сказать? — спросил Хольцман.— Если я сообщу вам что-то совершенно не для публикации, напечатаете ли вы это?— Всё зависит от природы информации. Что именно вы имеете в виду?— Я имею в виду следующее, мистер Хольцман. Я могу доказать вам, что вам лгали, но вы не сможете опубликовать эти сведения, в противном случае подвергнете смертельной опасности некоторых людей. Кроме того, я могу доказать, что кто-то воспользовался вами для сведения личных счётов. Мне нужно имя этого человека.— Вы знаете, что я никогда не сообщу имя человека, передавшего мне информацию. Это нарушает этику моей профессии.— Этика журналиста… — заметил мужчина достаточно громко, чтобы его голос был слышен сквозь грохот музыки. — Мне нравится это. Значит, вы готовы защищать даже тех, кто лжёт вам?— Нет, к ним это не относится.— Хорошо, тогда я расскажу вам маленькую историю, но с одним условием: никогда, ни при каких обстоятельствах вы не упомянете то, что я вам расскажу. Вы дадите мне слово?— А если мне станет ясно, что вы ввели меня в заблуждение?— В этом случае ваше право напечатать её. Это устраивает вас?Репортёр кивнул.— Только учтите, если вы напечатаете то, что я вам сейчас расскажу, это меня очень расстроит — потому что я не лгу. И вот что ещё: вы должны пообещать мне не пользоваться этими сведениями для своего собственного расследования.— Вы требуете слишком многого.— Решайте сами, мистер Хольцман. У вас репутация честного и умного репортёра. Есть вещи, которые не могут быть опубликованы, — впрочем, это я перехватил. Скажем так: есть вещи, которые должны храниться в секрете на протяжении длительного времени — многих лет. А веду я всё это вот к чему: вас обманули и использовали для своих корыстных целей. Убедили напечатать ложь, чтобы очернить кого-то. Я не репортёр, но, если бы я был репортёром, у меня была бы нечиста совесть. Меня беспокоило бы то, что все это нечестно, а также то, что меня приняли за простофилю.— Вижу, вы все обдумали. Хорошо, я согласен на ваши условия.— Тогда слушайте. — Рассказ Кларка длился десять минут.— Что это за операция? Где погиб этот человек?— Извините, дружище. И не пытайтесь сами выяснить это. Меньше десяти человек знают ответ на этот вопрос. — Кларк покривил тут душой, но это была умная ложь. — Даже если вам удастся узнать, кто эти люди, они не станут разговаривать с вами. Ведь мало желающих добровольно рассказывать о том, что они нарушили законы.— А эта Циммер?— Вы сможете проверить о ней почти все. Где она живёт, чем занимается семья, когда родился ребёнок, кто присутствовал при родах, имя акушера.Хольцман заглянул в свой блокнот.— Здесь скрывается что-то исключительно серьёзное, правда?Кларк посмотрел на него немигающим взглядом.— От вас мне нужно всего лишь имя.— И как вы тогда поступите?— Это не должно вас касаться.— Что предпримет Райан?— Он не знает, что мы беседуем с вами.— Чепуха.— Это, мистер Хольцман, совершенная правда.Боб Хольцман был репортёром долгое время. Его пытались обмануть настоящие специалисты своего дела. Против него проводились операции тщательно обдуманной лжи, его превращали в инструмент политической мести. Эта часть его работы не нравилась ему, вызывала отвращение. Презрение Хольцмана к политическим деятелям объяснялось главным образом тем, что они были готовы нарушить любое правило для достижения своей цели. Всякий раз, когда политический деятель нарушал данное им слово, брал деньги от спонсора и тут же принимался оказывать ему услугу, все это называлось всего лишь «политикой». По мнению Хольцмана, это было не правильно. В нём все ещё оставалось что-то от того идеалиста, который закончил школу журналистики в Колумбийском университете, и, хотя жизнь превратила его в циника, Хольцман был одним из немногих людей в Вашингтоне, не забывших о своих идеалах и иногда жалевших об их утрате.— Предположим, в результате моей проверки все, что вы сказали, подтвердится. Что я получу от этого?— Может быть, ничего, кроме морального удовлетворения. Только это и ничего больше. Могу дать вам честное слово — я сомневаюсь, что у этой истории будет продолжение, но, если что-нибудь случится, я дам вам знать.— Значит, одно моральное удовлетворение? — спросил Хольцман.— А у вас никогда не было желания расквитаться с мерзавцем? — небрежно спросил Кларк.Репортёр отмахнулся от этого заявления, как от назойливой мухи.— Чем вы занимаетесь в ЦРУ? — спросил он.— Вообще-то я не должен говорить об этом, — улыбнулся Кларк.— Много лет назад, как принято начинать рассказ, один очень видный советский деятель попросил политического убежища и улетел за границу прямо с бетона московского аэродрома.— Я тоже слышал об этом. Если вы попытаетесь напечатать это…— Ну конечно, дипломатические отношения ухудшатся, — заметил Хольцман.— Вы давно узнали об этом?— Ещё до последних выборов. Президент попросил меня не публиковать эту историю.— Вы имеете в виду Фаулера?— Нет, того президента, над которым Фаулер одержал победу.— И вы согласились? — Кларк был глубоко изумлён.— У русского были жена и дочь. Что, они действительно все погибли в авиакатастрофе, как говорилось в сообщении для прессы?— Вы собираетесь писать об этом?— Не могу — по крайней мере в течение нескольких лет, но наступит время и я напишу книгу…— Его семья тоже улетела за границу, — ответил Кларк. — Перед вами человек, который вывез их из России.— Я не верю в такие совпадения.— Его жену зовут Мария, а дочь — Катя.Лицо Хольцмана не выдало его чувств, однако он знал, что лишь горстка людей в ЦРУ знает такие подробности. Он только что задал Кларку изощрённый вопрос и услышал правильный ответ на него.— Через пять лет — начиная с сегодняшнего дня — вы расскажете мне о всех деталях этого дела.Кларк задумался. Ну что ж, если репортёр пошёл на то, чтобы нарушить свои правила, то и Кларку придётся ответить тем же.— Это справедливое желание. Хорошо, я согласен.— Господи Боже мой, Джон! — воскликнул Чавез.— Он настаивает, чтобы за услугу была оказана услуга.— Сколько человек знакомы с подробностями операции?— Подробностями — вы имеете в виду взгляд изнутри? Немного. Если вы имеете в виду все подробности, то с нашей стороны человек двадцать, и только пять из них все ещё работают в ЦРУ. Десять человек не служили у нас.— Тогда кто?— Придётся раскрыть слишком уж многое.— Кто-то из частей специального назначения ВВС, — предположил Хольцман. — А может быть, армия, группа особого назначения номер 160, эти безумцы из Форта Кэмпбелл, те самые, что высадились в Ираке в первую же ночь…— Можете фантазировать сколько угодно, но от меня вы ничего не дождётесь. Но учтите, что, когда я приму решение рассказать вам о своей части операции, мне понадобится узнать, каким образом вам вообще стало известно о проведении этой операции.— Есть люди, которые любят поговорить, — заметил Хольцман.— Это верно. Итак, вы согласны на мои условия, сэр?— Если мне удастся подтвердить то, что вы мне рассказали, — если я действительно буду уверен, что мне лгали, — то мой ответ — да, я сообщу вам имя моего источника. Но вы должны дать обещание, что это никогда не попадёт в прессу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158