Я провел утро, бродя по огромному саду к западу от храма. Там среди дубов и вишен, где по облицованным камнем каналам стекали в озеро небольшие ручьи, я обрел покой. Легкий ветерок, из-за которого лето больше походило на весну, остудил мой гнев. Вокруг скромно работали мэйанцы, если только их воодушевленный и радостный труд можно было назвать работой. Я понял, что у них считалось привилегией быть избранным для того, чтобы сажать растения и строить низкие каменные ограды, которые прекрасно сочетались с ухоженной землей. Я смотрел, как, не выказывая никакого неудовольствия, они пачкают руки в грязи и навозе. На самом деле сад был так прекрасен, что, казалось, никакое уродство не в силах испортить его совершенства. Не то чтобы сюда не могло проникнуть зло, однако его порождения – страх, ярость, ненависть – были здесь неуместны. Слушая птиц, восхвалявших весь мир, я обнаружил, что хочу оставить снаружи возникшую неприязнь к Мэрэму (и самому себе), как хотел бы снять грязную обувь, перед тем как войти в чистый дом, или снять доспехи, перед тем как сесть ужинать с семьей.
Хотя я на самом деле не думал, что найду камень Света на подстилке из бархатцев или в воде одного из бесчисленных каменных фонтанов, я все равно невольно искал его. Но по мере того, как солнце взбиралось к зениту и источало медовый свет на листья и озеро, я начал забывать, зачем прибыл на остров мэйи. Ибо жажда и страсть, стремления и мечты с трудом прорастали в этой зачарованной почве. Часами я сидел, впивая красоту здешних цветов: белладонны и лютиков, лилий, тысячелистника и роз. Их ни с чем не сравнимый аромат затмевал день. Чувственность земли в этой затерянной Долине была так полна и свежа, что оставляла мало места иным желаниям.
Под вечер я подошел к каменной скамье, расположенной около двух необычных деревьев, на невысоком холме у северной кромки сада. К своему удивлению, я увидел, что это асторы, с серебряной корой и золотыми листьями. Хотя они и не были так чудесны, как те, что росли в лесу локилэни, их длинные прекрасные ветви устремлялись в синее небо, словно впитывая его свет. Огненная гора, видневшаяся как раз за тихим озером, великолепно обрамляла сияющие кроны деревьев. Конечно, превращение острова в рай было не насилием над природой, а ее лучшим и полнейшим выражением: что может быть естественнее, чем мэйи – глаза и руки Матери, счастливо трудившейся на земле? Я вдруг понял, что не хочу покидать их, словно пересек почти весь Эа только для того, чтобы отыскать свой истинный дом.
Когда свет дня стал угасать за щитообразными листьями асторов, на тропинке показался Мэрэм.
– Я слышал, что ты здесь, – промолвил он, подходя к каменной скамье.
Я подвинулся, давая ему место присесть, кивнул в сторону асторов.
– Ты видел, Мэрэм?
– Да, видел. Прости за вчерашнее. Я был глупцом.
– А я был больше чем глупцом. Ты меня простишь?
– Простить тебя? Простишь ли ты меня?
Тут мы обнялись, и пропасть между нами исчезла, как будто ее никогда и не было.
– Нашел какие-нибудь признаки камня Света?
– Камня Света?.. Нет. Но я нашел любовь.
Он рассказал, что все утро хитроумно и настойчиво ухаживал за Лалайи, однако его усилия, похоже, только развлекали ее. А потом она приложила пальчик к его словоохотливым устам и предложила себя с такой же простотой, с какой садовник делится вкусными красными вишнями.
– Я был глупцом, думая о войне, когда любовь была прямо под рукой, – сказал он. – Почему я был таким глупцом?
– Может, потому, что даже больше любви ты жаждал отыскать камень Света?
– А, камень Света… Насчет этого у меня новости. Леди Нимайю согласна на наше очищение. Мы должны встретиться у озера следующим утром. Затем, полагаю, мы сможем осмотреть храм.
Я вернулся вместе с Мэрэмом в гостевые комнаты и присоединился к нашим друзьям за превкусным ужином. Настроение потихоньку поднималось, ибо пища была того редкого, придающего сил качества, которое можно было отыскать лишь здесь и нигде более. Лильяна красноречиво восхваляла прелести острова, напоминая нам, что на протяжении эры Матери такими был почти весь Эа. Альфандерри обучал мэйанских детей игре на мандолине. Они тоже многое ему показали – не только свои песни, но и простоту безыскусных голосов, приведших Альфандерри ближе к Песне, которую он так желал спеть. Мастер Йувейн, с Лильяной в роли переводчика, бродил по городу, собирая истории о прошлом мэйи и пытаясь решить загадку их происхождения. Он также начал учить их язык и в течение месяца надеялся его записать. Атара с утра прошла полпути по склону огненной горы, желая получше осмотреть остров. И теперь, глядя через окно на озеро мечтательными глазами, она сказала, что не хотела бы никогда его покидать.
Только Кейна, казалось, не тронула местная магия. Допив остатки вина, он принялся расхаживать по комнате.
– Не спорю, мэйи создали для себя рай. Но если Красный Дракон когда-нибудь пошлет сюда хотя бы один боевой корабль, тут останется только пепел.
Эти мрачные слова напомнили нам о цели нашего путешествия. Спать мы отправились в несколько более мрачном расположении духа, желая отдохнуть и приготовиться к следующему дню.
Утром, едва солнце встало над горизонтом, мы пришли на восточный берег озера. Почти совершенная голубизна неба отражалась в спокойных зеркальных водах. По гладкой поверхности скользили сотни лебедей с белоснежными крыльями и изящными длинными шеями, такими же прекрасными, как линия небес.
Мэйанцы со всего острова уже собрались, чтобы стать свидетелями предстоящего события. Они были одеты в простые белые одежды и сидели на низких скамьях, расставленных вдоль берега. Наметанным глазом, привыкшим оценивать количество людей в битве, я насчитал по крайней мере пять тысяч человек.
Мы стояли у самой нижней скамьи; лишь ряд белых мраморных ступеней, уходящих под воду, лежал между нами и тихо плещущими волнами. В десяти футах от нас, в том направлении, куда вели ступени, на мелководье возвышались три колонны – вероятно, остатки большей постройки. Лильяна, тихо переговорив с одной из служительниц храма, сказала, что когда-то озеро было не так полноводно – оно поднялось, потому что его наполнили слезы Владычицы. Я понял, что нам тоже предстоит погрузиться в воду, и ужаснулся, так как вода выглядела ледяной.
Вскоре с шестью помощницами пришла леди Нимайю. Ее грациозное тело покрывало белое, как оперение лебедя, платье, вышитое красными розами. Владычица встала спиной к озеру, глядя на нас и на тысячи своих людей на лужайке. Сильным чистым голосом она сказала, что мы по своей воле захотели очиститься.
По такому случаю все мы облачились в струящиеся белые одеяния мэйи. На удивление мягкие, они были сделаны из той же пушистой козьей шерсти, что и наши одеяла. Я, конечно, снял кольчугу, и Кейн тоже, но мы все еще носили мечи: он – потому что так хотел, я – потому что не мог оставить свою душу.
Все последующее свелось к простейшей церемонии. Леди Нимайю сказала о горестях, которые все вынуждены терпеть и которые способно смыть лишь большее горе матери. В течение долгих веков, с самого начала времен, слезы Матери собирались в этом озере, дабы народ мэйи мог испить горчайшей боли мира и возрадоваться его прелести.
– Ибо ради этого мы в мучениях появляемся из утробы Матери: мы должны научиться познавать радость.
Без дальнейших слов она повела нас вниз к озеру. Как я и боялся, вода была ужасно холодной, буквально обжигающей. Но вскоре, когда мы опять стояли на лужайке перед ступенями, солнце согрело нас, изливая золотое сияние на наши промокшие одежды и мокрые волосы. Его свет был как никогда чист и нежен; глядя на зеленую долину, мы увидели, что мир необычайно хорош.
Мэйи, сидя на траве, дружно приветствовали наш маленький подвиг. В первых рядах я заметил улыбавшихся Пилари, Ризу и их детей.
Леди Нимайю выступила вперед.
– Лишь в очищении может быть истина, красота и благородство. И любовь, из которой они проистекают. Ты все еще ищешь этого, Вэлаша Элахад?
Хотя вопрос относился ко мне, было ясно – она ждет, что я стану говорить за нас всех. Слабый ветерок как раз пробрался под мокрые одежды, холодный и бодрящий, как само озеро.
– Да, – сказал я, чувствуя, что леди Нимайю испытывает меня или же призывает увидеть правду, которую воды озера так ясно открыли мне. – Мы ищем золотой джелстеи, который называют камнем Света. Мы ищем Чашу Небес.
При этих словах Мэрэм застонал. Лишь присутствие Лалайи, одной из служительниц храма, утихомирило его. Лильяна не хотела переводить мои слова, но я требовательно кивнул, и она подчинилась. Потом я показал свой медальон и объяснил значение различных символов, изображенных на нем.
– Хорошо, что ты добровольно сказал нам правду. – Леди Нимайю подошла к остальным моим друзьям, чтобы посмотреть на их медальоны. – Позволь мне поступить так же. Вчера мы советовались с Морским народом. Они рассказали нам, зачем вы прибыли сюда – вы ищете сияющую вещь, называемую джелстеи.
Известие о том, что мэйи способны говорить с Морским народом, потрясло меня. Лильяну тоже. Она уставилась на леди Нимайю ореховыми глазами, полными удивления и зависти.
– Как это было в эру Матери, мэйи не нуждаются в синих джелстеи, чтобы беседовать с китами, – пробормотала она, взглянув на свою фигурку.
Похоже, леди Нимайю поняла ее без перевода.
– Морской народ ничего не знает о золотой чаше. Не знаем и мы. Подобной вещи на нашем острове нет.
Разочарование было подобно кислому фрукту. Я не мог вытерпеть разбитых надежд своих друзей.
– Может, камень Света спрятан так давно, что мэйи позабыли о нем?
Снедаемый горечью, я невольно бросил взгляд на храм.
– Говорю тебе, камня Света у нас нет. Но вы можете искать его, в храме или где хотите.
Эти новости были малоутешительными, словно обещание вожделенной пищи, данное голодному человеку взамен настоящей трапезы.
Мэрэм не сводил глаз с Лалайи, мастер Йувейн, Лильяна и Альфандерри смотрели на меня. Кейн, нахмурившись, глядел в землю. Мы проделали такой далекий путь – казалось, наш поиск должен закончиться здесь, на затерянном острове у кромки мира.
– Теперь, когда вы вкусили слез Матери, – продолжала леди Нимайю, – вы вольны оставаться с нами, сколько пожелаете. Мы были бы только рады, если бы вы жили с мэйи всегда.
Я не умел читать мысли, однако знал, что все мои друзья думают о данной ими клятве: поиск камня Света не прекратится, пока болезнь, раны или смерть не повергнут их. Но разве не может тело, целое физически, истощиться от череды иссушающих жизнь ран? Не может душа болеть? Не может надежда умереть?
Леди Нимайю посмотрела на Атару и меня. Ее лицо источало солнечное тепло.
– Постройте себе дома, женитесь, если хотите – между собой или на ком-нибудь из нашего народа… Мать улыбнется вашим детям и назовет их мэйи.
Атара посмотрела на меня, и жажда в ее глазах ранила мое сердце.
– А-а, понял… – пробормотал Мэрэм, все еще глядя на Лалайи. – Эрийцы были здесь, желая все завоевать. Но мэйанцы завоевали их.
Некоторое время мы стояли в тишине, распространившейся и на толпу за нами. Солнце, висевшее высоко в небе, подсушило наши одежды. Под водопадами света по озеру мирно скользили лебеди.
– Может быть, золотая чаша все-таки где-то на острове, – сказал Альфандерри. – Я не против искать ее остаток жизни.
– И я, – кивнул мастер Йувейн. Его чистые серые глаза теперь отражали пушистые белые облака небес.
– И я, – согласилась Лильяна.
Кейн, от которого я ждал укора, устремил бездонный взгляд в синие воды озера.
– Атара, мы дали клятвы, – сказал я, поворачиваясь к ней.
Наверняка благородная Атара согласится с тем, что клятвы должно выполнять.
– Клятва священна. Но жизнь еще более священна. Я никогда не чувствовала себя такой живой, как здесь.
– Ты видела такое – что мы останемся здесь?
Я был уверен, что она ответит обычными словами пророков о том, что различные тропы в будущее переплетаются как ветви терновника. Но Атара удивила меня.
– Да, видела. Если мы выберем эту дорогу, то наши жизни будут долгими и счастливыми и благословлены множеством детей. Весь Эа может сгореть в огне, но здесь будет только мир.
Только мир, – подумал я, глядя на зеленые пастбища долины. – Не мира ли я желал? Не за этим ли я в первую очередь искал камень Света?
Я заметил, как леди Нимайю изучает мое лицо, но боялся, что не смогу отыскать желаемые ответы в ее мягких темных глазах, так напоминавших мне глаза матери. Я не знал, куда смотреть, чтобы обрести мудрость, которая поможет мне выбрать путь… и вдруг случайно увидел Огонька, мерцавшего над водами озера.
– Наши дети должны узнать здесь мир, да?
– Да, должны.
– Но что будет с их детьми? И детьми их детей? Сколько времени пройдет до того, как Красный Дракон отыщет этот остров и все здесь уничтожит?
– Может, сотня лет. Может, тысяча или никогда – я не знаю.
– А остальные земли Эа? Вендраш, Алония, Меш?
Атара просто смотрела на меня алмазными глазами, открытыми в будущее.
Потом я услышал в душе неумирающий огненный голос. То же пламя, я знал, горело в Атаре и всех моих друзьях.
– Я не могу здесь остаться.
Глаза Атары наполнились ужасной печалью.
– И я.
– И я, – сказала Лильяна, глядя на мастера Йувейна.
– И я, – кивнул тот. – Камень Света будет найден – если не нами или остальными, что были в Трайе, то Красным Драконом.
Так каждый из нашей компании прошел через невыразимое пламя, чтобы вспомнить о цели и устремить свою волю к ее достижению. Даже Мэрэм оторвал взгляд от Лалайи.
– Не хочу покидать этот остров, но, похоже, таков мой долг.
– Ваше предложение остаться здесь очень любезно, – сказал я, поворачиваясь к леди Нимайю. – Однако нам надо продолжить поиск.
– Искать джелстеи, что вы называете камнем Света?
– Да, камень Света.
– Но почему вы должны рисковать жизнями, чтобы отыскать эту вещь?
Я в тысячный раз спросил себя, почему так важно отыскать золотую чащу. Ответ, теперь я знал точно, заключался не в том, чтобы обрадовать отца и братьев, и даже не в том, чтобы завоевать руку Атары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125