Родился в 1895 году в Черкассах Киевской губернии. Племянник известного чекиста Моисея Урицкого. Воспитывался в семье революционера Вацлава Воровского. Кончил четыре класса Одесского казенного училища и с 15 лет начал работать. Пять лет работы в аптекарских складах Эпштейна: сначала учеником, потом упаковщиком и приказчиком. В 17 лет в июне 1912 года Одесской группой РСДРП был принят в партию. В августе 1915 года призван в армию рядовым в 12-й драгунский полк. В кавалерийском седле проскакал и всю гражданскую. Летом 1917-го – председатель ротного комитета на Румынском фронте. В декабре – начальник красногвардейской дружины в Одессе. И сразу же зимой 1918-го – помощник комиссара кавалерии в штабе Одесского военного округа. Летом 1918-го он уже комиссар кавалерии 3-й украинской армии на Украинском фронте. В июне – июле 1918-го он начальник боевого участка Поворино на Царицынском фронте.
С октября 1918-го в Москве был начальником отдела в Военном контроле (Особый отдел ВЧК). С этой должности зачислен слушателем на первый курс Академии Генштаба. Летом 1919-го после окончания первого курса направлен на Южный фронт помощником начальника штаба дивизии. Летом 1920-го он уже командир Отдельной кавалерийской бригады на Южном фронте и с декабря 1920-го – слушатель второго курса Академии. В марте 1921-го принимал участие в подавлении Кронштадского восстания и получил орден Красного Знамени. Летом 1921-го – начальник Одесского укрепленного района и зимой 1922-го – слушатель последнего курса Академии. После ее окончания в мае 1922 года – спецкомандировка на нелегальную работу в Германию уже по линии Разведупра. После двухлетней работы в этой стране в мае 1924-го возвращение в Москву. На этом его сотрудничество с военной разведкой закончилось. То ли в Разведупре пришелся не ко двору, то ли сам не захотел работать на новом поприще.
С 1924 года служба – на командных должностях. Три года он начальник Одесской и Московской пехотных школ. Затем с 1927 по 1923 годы командование стрелковой дивизией в Ленинградском военном округе. Новая ступенька в карьере и полтора года на должности заместителя начальника штаба Северо-Кавказского военного округа. Опять взлет в карьере, и с мая 1930-го по декабрь 1931-го он уже командир стрелкового корпуса в Украинском военном округе. Затем должность начальника штаба Ленинградского военного округа и опять командование стрелковым корпусом, но уже в Приволжском военном округе. За десять лет продвижение по службе шло только вверх. Ни одного сбоя, ни одного отката назад. Конечно, сыграли свою роль и высшее военное образование, и огромный по тем временам партийный стаж. Командиров высшего звена с дореволюционным партийным стажем и с двумя орденами Красного Знамени в РККА было немного. Летом 1934-го в Наркомате обороны и, конечно, в ЦК партии решили, что послужил в войсках достаточно – пора и в Москву. И с июня 1934-го он заместитель начальника Автобронетанкового управления. Отсюда его переместили в Разведупр, и началась работа в новой незнакомой ему области военной разведки. С этим человеком и встретился Зорге в июле 1935 года.
Начальник японского отделения Разведупра Михаил Покладок был ровесником Урицкого, но биография у него была совершенно другая – никакого стремительного восхождения по службе, как у нового начальника Управления. Как следствие – в 1935-м скромное воинское звание полковника и скромная должность. Родился он в 1895 году в деревне Цепинцы Вязынской волости Виленской губернии. В 1915 году был призван в армию и, как имеющий среднее образование, направлен в Алексеевское военное училище. Через год после окончания училища – чин подпоручика и отправка на Юго-Западный фронт. В 1918 году добровольно вступил в Красную Армию. Вначале в отделе уездного военкомата, потом в войсках, где дослужился до командира батальона. В партию вступил в 1920-м. С 1920-го семь лет служил в войсках связи. В 1924 году окончил Высшую военную школу связи и в 1927 году поступил на Восточный факультет Военной академии. После окончания японского отделения факультета Берзин забрал его в Разведупр. В 1929–1930 годах во время конфликта на КВЖД он служил помощником начальника разведывательного отдела штаба ОКДВА. В 1930 году вернулся в Разведупр и был направлен на три года на стажировку в японскую армию с задачей совершенствования японского языка, который изучал в академии, и ознакомления с вооруженными силами Японии. В 1933 году после возвращения в Москву был назначен начальником сектора информационного отдела Управления. В 1934–1935 годах находился в распоряжении Управления, очевидно, в заграничной командировке. И с 1935 года был назначен начальником японского отделения 2-го отдела Разведупра. Повседневное руководство операцией «Рамзай» осуществлялось этим отделением, и Зорге во время приезда в Москву, конечно, встречался с Покладеком.
Урицкий, Артузов, Карин и Покладок – вот те новые люди в руководстве военной разведки, с которыми контактировал Зорге во время своего короткого и последнего пребывания в Москве. Были окончательно уточнены и четко сформулированы все задачи, ставившиеся перед разведывательной группой.
При этом в полной мере учитывались и возросшие возможности членов группы, и возможности Зорге в германском посольстве при контактах с послом Дирксеном, военным атташе полковником Оттом и военно-морским атташе капитаном Веннекером. Был решен вопрос о замене радиста, и Клаузен, вызванный в Москву телеграммой Ворошилова, начал подготовку к дальней дороге. Были разговоры и об отпуске Зорге вместе с Екатериной Максимовой где-нибудь на черноморском побережье.
Но разговоры об отдыхе так и остались разговорами. Зорге вызвали в Управление и сказали, чтобы он срочно готовился к возвращению в Токио. Причиной такой спешки была изменившаяся обстановка на Дальнем Востоке. Рвавшиеся к вершинам военной власти молодые офицеры из общества «Сакуракай» закусили удила и уже не думали об осторожности. Провокации на советско-маньчжурской и особенно на монголо-маньчжурской границах следовали одна за другой. Конфронтация в этом регионе нарастала и могла закончиться крупным военным конфликтом. Такой поворот событий не устраивал политическое и военное руководство Советского Союза. В Москве еще не были готовы к победоносной войне с островной империей, и разгром Квантунской армии на полях Маньчжурии планировался в далеком будущем.
Другой причиной напряженности на Дальнем Востоке была КВЖД. Стратегически важная железная дорога, пересекавшая всю Маньчжурию с северо-запада на юго-восток, фактически являлась экономическим стержнем этого района. Находясь в совместном владении России и Китая, а затем Советского Союза и Китая, она была занозой в теле «независимого» государства Маньчжоу-Го. Командование Квантунской армии, имевшее уже большое влияние в политических и военных кругах Токио, не могло смириться с присутствием чужого государства, к тому же будущего противника, на подконтрольной ей территории. В Москве тоже понимали, что с дорогой надо расставаться и из Маньчжурии уходить окончательно. Дорога нормально уже не работала, а надежды на то, что совладельца удастся вразумить коротким военным ударом, не было. Устроить второй конфликт на КВЖД по образцу 1929 года было невозможно. Любые военные действия, но уже против частей Квантунской армии, привели бы немедленно к длительной кровопролитной войне с Японией.
В Москве не хотели никаких конфликтов на Дальнем Востоке и приняли решение продать советскую часть дороги Японии. Советский Союз никогда не признавал независимость Маньчжоу-Го, и никакие переговоры с этим «государством» были невозможны. После продажи дороги третьей стране можно было с достоинством, сохраняя «лицо», уйти из Китая. В Токио трезвомыслящие политики приняли предложение о продаже. Начались переговоры о цене и условиях выплаты стоимости дороги. Но тут опять вмешались военные. Они хорошо понимали, что решение вопроса о КВЖД будет способствовать нормализации отношений между двумя странами. А это не устраивало горячие головы в штабе Квантунской армии. Им нужна была напряженная обстановка, конфликты и возможная война с северным соседом.
Летом 1935 года не без их влияния переговоры о КВЖД в Токио были прерваны, и обстановка резко обострилась. На Дальнем Востоке запахло порохом. В этих условиях ни о каком отдыхе Зорге не могло быть и речи. Урицкий, Артузов и Карин, проанализировав создавшуюся обстановку, совершенно правильно решили, что место руководителя разведывательной группы должно быть в Токио, а не на черноморском побережье.
Состоялся последний визит Зорге и Клаузена к Урицкому. Начальник Разведупра напомнил, что главная цель их разведывательной деятельности – дать точный анализ японских намерений в отношении Советского Союза. Планирует ли Япония совершить нападение и если да, то когда? Через несколько лет в своих тюремных записках и в показаниях на допросах Зорге утверждал, что Урицкий считал эту цель первостепенной задачей группы: «… Считалось, что в случае ее успеха Советский Союз, пожалуй, сможет избежать войны с Японией, а это было объектом повышенного интереса всех московских инстанций, при этом мы должны были помнить о чувстве недоверия в Советском Союзе в отношении Японии. А именно, Советский Союз, видя возрастающую роль японских военных кругов и их внешнеполитический курс после Маньчжурского инцидента, начал испытывать серьезные опасения, что Япония планирует напасть на СССР».
Урицкий также предупредил Зорге о необходимости пристально наблюдать за развитием японо-германских отношений. Летом 1935 года говорить о том, как далеко могут зайти взаимоотношения между Токио и Берлином, было еще рано, но в Москве были убеждены, что возобновление дружеских отношений между двумя странами началось и, более того, что направлены они были главным образом против Советского Союза. О налаживании дружеских отношений сообщали из берлина и дипломаты, и разведчики. Известно в Москве было и о том, что руководитель внешнеполитического отдела нацисткой партии и будущий министр иностранных дел рейха Риббентроп обратился к доктору Фридриху Хаку. Он попросил этого бизнесмена, имевшего большие связи на Дальнем Востоке, и особенно в Японии, встретиться с военным атташе Японии в Берлине Осима и передать ему просьбу о начале конфиденциальных переговоров между двумя странами о создании оборонительного союза против России.
Путь Зорге опять лежал через Берлин в столицу Японии. Но прежде чем попасть в столицу рейха, он встретился в Варшаве с военным разведчиком Герхардом Кегелем. Он работал в посольстве фашистской Германии в Варшаве и был отлично осведомлен о всех немецких делах. Зорге интересовал целый ряд специальных вопросов: введение в марте 1935 года всеобщей воинской повинности и увеличение численности армии, подробности подписания в июне 1935 года военно-морского соглашения между Германией и Англией, выступления нацистов в Данциге. По всем этим вопросам Зорге получил от Кегеля исчерпывающую информацию. Встреча была организована с разрешения Урицкого резидентом Разведупра в Польше Рудольфом Гернштадтом. Он начал работать в военной разведке с 1929 года и с 1933-го до разгрома Польши в 1939-м успешно работал в Варшаве под «крышей» корреспондента немецких газет.
Перед тем, как покинуть Берлин, Зорге совершает протокольные визиты к тем, от кого зависит в Токио его реноме, к «сильным мира сего». При этом положено начинать с младших чинов и постепенно подниматься до верха, если, конечно, там пожелают и соблаговолят принять. Но Зорге, откровенно говоря, на знакомства и визиты очень везет. Открывая каждую следующую дверь, он заранее знает что сказать, кому чем польстить, вплоть до шутливого: «привет от тэнно хейка» (японского императора). Это в Берлине воспринимается с улыбкой, как хороший тон. Прощаясь, Рихард никогда не дает понять, что этот визит последний или все дела уже решены. Иногда он приглашает… посетить Японию и подняться на гору Фудзияма, а то и воспользоваться древним искусством восточных гетер, именуемых «гейшами».
С газетными предпринимателями и заказчиками на информацию у Зорге особые отношения. Здесь он себя чувствует как «рыба в воде», разъездным коммивояжером: одному напоминает о долгах и денежных отношениях, другому предлагает серию статей на модную тему, третьего – просто интригует. Нет, не подумайте, что он комедиант и фокусник. Зорге – мастер слова, приз и талант журналистского дела, особенно по проблемам Дальнего Востока, он – артист сенсации.
В журналистских и газетных кругах ему выразили полное удовлетворение его деятельностью в Токио и теми информациями, которые он регулярно направлял из Японии. Более того, ряд новых газет Германии и Голландии проявили желание поручить ему представлять их в той далекой от Германии стране, с ее экзотикой и все более дерзкой политикой в отношении таких гигантов, как Китай, Америка, Россия. Крупнейшая либеральная газета «Франкфуртер цайтунг» и орган нацистских геополитиков журнал «Цайтшрифт фюр геополитик» раньше других поняли вкус и направление японских устремлений после захвата Маньчжурии, поэтому и не думали о другом представителе прессы в Японии. А отсюда и поддержка, и полномочия этому Зорге. В сентябре 1935 года он опять кружным путем возвратился в Токио.
К этому времени в правительственных кругах Японии взяла верх реалистичная политика по отношению к Советскому Союзу. Жесткий отпор на советской и монгольской границах и твердая позиция на переговорах о продаже дороги подействовали отрезвляюще, и в Токио решили пока не ссориться с северным соседом. Переговоры о продаже КВЖД возобновились. Обе стороны пошли на уступки, и дорогу продали за 140 миллионов иен. Подтвердилась информация Одзаки, полученная Зорге перед отъездом в Москву: «В связи с событиями вокруг переговоров о продаже Северной железной дороги (КВЖД) усиливаются мнения о том, что, хотя и есть осложнения в вопросе о покупке железной дороги, японская сторона склонна в конечном счете к компромиссному завершению переговоров…» Эта информация была подтверждена информацией, полученной от Отта, и Зорге передал в Москву:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84