После 19 сентября 1931 года роль японских военных кругов, и в первую очередь командования Квантунской армии, во внешней политике империи резко возросла. Без их ведома и согласия не принималось ни одно серьезное внешнеполитическое решение. А их агрессивность по отношению к Советскому Союзу была хорошо известна.
В агрессивности японских планов по отношению к СССР в Москве не сомневались. Но для осуществления этих планов нужна была сильная, оснащенная современной техникой армия, а в начале 1930-х такой армии у империи не было. И сразу же после начала оккупации Маньчжурии в Японии начали разрабатываться и осуществляться программы по развитию военно-воздушных сил и механизации и моторизации армии. Поэтому второй основной задачей, поставленной в 1933-м и подтвержденной в 1935-м было: «Осуществление тщательного наблюдения за реорганизацией и наращиванием японских сухопутных войск и авиационных частей, которые могут быть направлены против Советского Союза». Эта задача была связана с первой, и касалась она в первую очередь планов войны против СССР, проблем реорганизации сухопутных войск и развития военно-воздушных сил, а также вопросов механизации и моторизации. Но для выполнения этой задачи нужно было добывать секретную военную информацию, а таких возможностей в 1933 году у Зорге еще не было. Поэтому эта задача могла быть поставлена, вероятно, летом 1935-го во время его второго визита в Москву, когда и состав группы расширился, и возможностей для получения секретной информации у Зорге стало больше.
Информация Зорге касалась, в основном, общих военных проблем империи. Данные по маньчжурскому плацдарму и Квантунской армии были отрывочными и неполными. Но эта информация перекрывалась большим объемом разведывательных данных, которые поступали в Хабаровск от источников тактической агентурной разведки 4-го (разведывательного) отдела штаба ОКДВА. Сеть тактической агентурной разведки очень плотно накрывала всю Маньчжурию и Корею, и о численности, вооружении и дислокации японских частей в этих районах в Хабаровске знали все. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть комплекты разведывательных сводок штаба ОКДВА за 1934–1935 годы, подписанных начальником разведотдела Карповым. Эта фамилия была псевдонимом будущего героя Сталинграда и Берлина Маршала Советского Союза Чуйкова.
Третьей по важности задачей Зорге считал изучение и анализ японо-германских отношений, которые после прихода Гитлера к власти должны были стать более тесными. В начале 1933-го, когда разрабатывался план операции, слишком рано было предсказывать тесное сближение между этими двумя странами, направленное против СССР. Возможности получения конкретной информации по этой проблеме в германском посольстве также не просматривались. Никаких подходов к посольству в 1933 году Зорге также не имел. Очевидно, задача была сформулирована летом 1935-го, когда тесное сближение двух агрессоров в будущем уже ни у кого не вызывало сомнений. Но тогда этой проблемой занимались не только разведчики, но и наши дипломаты в Берлине и Токио. Причем дипломаты информировали не только свое руководство, но и руководство Наркомата Обороны. Такая дублирующая информация позволяла дать более точную оценку разведывательной информации, поступающей от Зорге.
Вот только один пример. В апреле 1934 года Полпредство СССР в Германии направило в Москву обзор информации на тему: «Германия и Япония в освещении германской фашистской прессы». В предисловии говорилось: «Предполагаемый очерк представляет продолжение той серии работ по изучению восточной политики германского фашизма, которая в 1933 году была начата в Полпредстве». В обзоре рассматривались историческое и идеологическое обоснование германо-японской дружбы, проблема угрозы коммунизма, оправдание японской агрессии на материке и политическая поддержка Японии в ее внешней политике. Солидное исследование на 40 страницах охватывало весь спектр германо-японских отношений.
Четвертой задачей было: «Непрерывно добывать сведения о японской политике в отношении Китая». Это было продолжением разведывательной и аналитической деятельности, которую Зорге проводил в Китае, но уже на новом месте и с японских позиций. В Москве считали, что взаимоотношения Японии и СССР во многом зависят от того, как будет развиваться политика империи в отношении к этой огромной страны. Ухудшение этой политики и возможный конфликт между двумя странами, а такая возможность не исключалась, означали поворот японской агрессии на континенте с севера на запад и ослабление угрозы дальневосточных границ. Японо-китайская проблема была хорошо известна Зорге, и продолжением ее исследования он мог заняться сразу же по приезде в Японию. Вполне возможно поэтому, что эта задача была сформулирована и поставлена перед ним еще в 1933 году.
К этой задаче примыкала и проблема политики Японии по отношению к Англии и США. В середине 1930-х до начала японо-китайского конфликта в Москве верили в возможность войны Японии с Советским Союзом при поддержке Англии и США. Такие опасения, особенно после инцидентов на границах в 1935–1936 годах, были. И только после августа 1937-го, когда острие японской агрессии было повернуто на Запад, в Москве поняли, что угроза нападения на Дальний Восток при поддержке Англии и США отодвигается в далекое будущее. Но в 1935-м, а эта задача ставилась именно тогда, обстановка в этом районе была достаточно тревожной.
Шестой задачей было: «Постоянно следить за ролью военных в определении внешнеполитического курса Японии, уделяя пристальное внимание тем тенденциям в армии, которые влияют на внутреннюю политику…» Своевременность постановки этой задачи наглядно проявилась после путча 26 февраля 1936 года. Эта задача была поставлена потому, что японские военные играли главную роль во всех областях японской политики, особенно в иностранных делах. После начала захвата Маньчжурии влияние армии на все стороны жизни Японии резко возросло, и это очень тревожило Москву. Причиной такой обеспокоенности было и то, что начиная с русско-японской войны японские военные лидеры считали Россию, а затем Советский Союз своим реальным противником на азиатском континенте. В 1935 году, когда ставилась эта задача, в Разведупре не предполагали, что к 1941 году на политическую арену выйдет другая мощная военная сила – военно-морской флот империи.
И, наконец, последней, седьмой, задачей было наблюдение за развитием тяжелой, и в первую очередь военной, промышленности. Сухопутные войска были слабо оснащены новейшей военной техникой, и Япония значительно отставала от таких развитых стран, как США, Англия, Франция, Германия. Автомобильная и тракторная промышленность, а также производство самолетов, танков, тяжелой артиллерии были развиты очень слабо. Поэтому развитию военной промышленности уделялось первостепенное значение. И Москве было очень важно знать, с какой военной техникой придется столкнуться дальневосточным дивизиям на полях Маньчжурии в будущей войне.
Таковы были задачи, разработанные для операции «Рамзай». Конечно, невозможно было в 1933-м поручить группе выполнение всех семи задач. И объем работы был слишком велик, и группа была вначале малочисленной. Да и первоначально определенный срок командировки в два года (по утверждению западных авторов) не позволял выполнить в полной мере весь объем задач. Так что из семи пунктов разведывательной программы, о которых писал Зорге, в 1933-м было намечено не более трех. Остальные пункты были добавлены уже летом 1935-го, через полтора года после начала работы, когда и состав группы был другим, и условия работы Зорге изменились в лучшую сторону.
Несколько слов о людях, с которыми встречался Зорге при разработке операции. В своих записках он писал: «Радек из ЦК партии с согласия Берзина подключился к моей подготовке. При этом в ЦК я встретился с моим старым приятелем Алексом. Радек, Алекс и я в течение длительного времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии…» Карл Радек был тогда начальником бюро международной информации ЦК ВКП(б). В этой организации концентрировалась вся международная информация, приходящая в Москву как по каналам ТАСС («Бюллетени иностранной информации не для печати»), так и из Наркоминдела. Лев Борович работал у Радека ответственным секретарем. Оба они были очень информированными людьми и прекрасно разбирались во всех международных проблемах.
Неудивительно, что Зорге, беседуя с ними, мог получить подробнейшую информацию по вопросам, касающимся Дальнего Востока и Японии. О Карле Радеке писали много. А о Льве Боровиче («Алексе»), кроме фамилии, почти ничего неизвестно. И о нем стоит сказать несколько слов.
Он родился в 1896 году в Лодзи (Польша) в семье фабриканта. Учился в гимназии. В 1916 году, спасаясь от призыва в германскую армию, уезжает из Лодзи в Баку. Поступает в Бакинское политехническое училище, которое и оканчивает в 1917 году. Родители и сестра остаются в Польше. В РККА вступил добровольцем в сентябре 1918-го. Красноармеец, потом командир отделения и взвода. Затем Московские военно-инженерные курсы и после их окончания отправка на фронт в отдельную бригаду особого назначения при Реввоенсовете Западного фронта. Бригада была укомплектована военнопленными-интернационалистами, являлась последним резервом Реввоенсовета и была одним из первых заградительных отрядов в Красной Армии. В этой бригаде Борович прошел путь от начальника связи батальона до заместителя комиссара бригады. В 1920 году Борович уже работал в Регистрационном управлении Западного фронта, а с 12 января 1921 года был переведен в Региструпр в Москву. И сразу же после короткой подготовки первая заграничная командировка, затянувшаяся на годы.
Весной 1921-го под видом возвращавшегося на родину румынского солдата через Штетин прибыл в Германию. В мае 1921-го был командирован в Вену как помощник резидента. В начале 1923-го отозван в Берлин. В сентябре 1923-го, во время подготовки восстания в Германии, переправлял Карла Радека в Германию из Праги. Несколько месяцев летом 1924-го был резидентом в Праге, а в сентябре 1924-го был назначен помощником резидента в Варшаве. В конце 1924-го из-за слабой конспирации и других ошибок провалились несколько сотрудников нелегальной сети военной разведки в Варшаве. Тень подозрения могла пасть и на Боровича. Ему пришлось покинуть Польшу в январе 1925-го и вернуться в Москву. Два года работы во втором агентурном отделе Разведупра, вначале заведующим сектором, а потом помощником начальника отдела, курсы усовершенствования по разведке. И в октябре 1927-го вновь с агентурным заданием уезжает на несколько лет за рубеж, на этот раз резидентом в Вену. После возвращения из второй зарубежной командировки в 1930 году увольняется в резерв РККА и откомандировывается для работы в ВСНХ. В мае 1932-го его забирает к себе в бюро международной информации ЦК партии Карл Радек. Познакомились и подружились они еще в 1921-м в Берлине, во время первой поездки Боровича в Европу. У Радека он и проработал ответственным секретарем бюро два года.

* * *

На стол начальника Разведупра легла радиограмма, полученная из Шанхая: «Рихард выехал 12 ноября из Шанхая в Японию. 21-го должен быть во Владивостоке». На этой радиограмме Берзин написал: «Нужно предупредить Владивосток. 15 ноября 1932 года». Резидент Разведупра в Шанхае Рихард Зорге возвращался в Москву.
Чем объяснить возвращение шанхайского резидента именно в ноябре 1932-го? Биографы Зорге обходят этот вопрос молчанием. Пишут о приходе Гитлера к власти, о доверии, оказанном Зорге, о разработке операции «Рамзай», выполнение которой можно доверить якобы только Зорге. Версий выдвигается много, а объяснений и, главное, доказательств мало.
Версия о приходе Гитлера к власти не выдерживает критики. Решение об отзыве Зорге было принято в Москве в начале ноября, за три месяца до знаменитой даты 30 января 1933 года, когда Гитлер пришел к власти и стал канцлером. В калейдоскопе событий того бурного времени ни один руководитель разведки, и Берзин не исключение, не мог за три месяца предвидеть такое развитие событий. Вопрос о доверии именно Зорге также можно поставить под сомнение. Такой вариант был бы возможен, если бы он блестяще и безошибочно работал в Китае и его дальнейшее перемещение в Японию на более ответственную работу выглядело бы как своего рода «поощрение». Но истинная причина отзыва хранится в архиве ГРУ, и ни один из советских биографов Зорге о ней не упоминает. Остается только строить предположения.
В те годы людей не хватало, и выполнение одним разведчиком различных задач, можно назвать их партийно-разведывательными, было широко распространенным явлением и часто приводило к серьезным провалам. Социальная база и методы решения этих задач были различными. Партийно-политическая работа требовала широкой массовой базы и большого числа участников движения, тогда как разведывательная – нуждалась в узком круге специально подобранных и хорошо законспирированных от контрразведки и полицейского сыска людей. Подобное совмещение индивидуальной и массовой деятельности в прошлом не раз приводило к преждевременному раскрытию самых законспирированных структур. Неслучайно во все времена лучшим разведчиком считался тот, кто работал в одиночку, без громоздкой сети вспомогательных звеньев.
Но Зорге был коминтерновцем, сотрудником партийной разведки, человеком, занимавшимся партийно-политической работой и в Германии, и в течение четырех лет работы в Коминтерне. Когда он пришел в Разведупр в 1929 году, навыков и опыта работы в военной разведке у него не было. И Берзину приходилось часто предупреждать Зорге не отвлекаться на партийно-пропагандистские кампании, не склоняться к массовому привлечению к разведывательной работе людей исходя только из морально-политических мотивов и тем более не поручать одному и тому же лицу решение совершенно разных задач, что с трудом удавалось Зорге и таило в себе огромную опасность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84